Геннадий Николаевич Архиреев.
Родился 4 июня 1949 года на острове Свияжск в ГУЛАГовской тюрьме, до четырех лет воспитывался в детдоме для детей заключенных. После реабилитации матери в 1953 году рос у бабушки. С 1957 учился в казанском интернате. С 1963 работал в ДК им. Урицкого расклейщиком афиш и начал заниматься в изостудии у Николая Индюхова. С 1968 по 1970 - служба в Советской Армии. После демобилизации учился живописи в изостудии Ильдара Зарипова и в тот же год представил работы на первую выставку в Казанском музее изобразительных искусств. Работал в Качаловском драмтеатре художником-бутафором, художником-рекламистом в кинотеатре «Родина». 1984 окончил школу рабочей молодежи и получил аттестат о среднем образовании. В 1995 принят в Союз художников России и Татарстана.
О чем мечтал трамвай?
Первая выставка в 1970 - Музей изобразительных искусств Татарстана .
Очеловеченные старые, долго служившие людям, заурядные вещи, не претендующие на изысканность ни формой, ни цветом: «полуторки», трамваи, самовары, утюги — заставляли любоваться тонкой игрой настроений, излучаемой этими безмолвными неутомимыми тружениками.
Ночь в творчестве Геннадия Архиреева занимает особое место, она непостижима, но тайны её не пугают, а скорее очаровывают шёпотом небесных светил, дыханием земли, уловить которые способно лишь чуткое ухо, благоговеющее перед ночным слиянием земли и неба. В натюрморте «Свеча, луна, сирень» композитор София Губайдуллина увидела извечный диалог одинокой души и бездны, меж которыми тишина и сиреневое буйство жизни.
В конской голове, возникающей из мрака, некоторые зрители и коллекционеры, не сговариваясь, увидели античного Буцефала, легендарного копя Александра Македонского.
Зыбкие границы между тьмой и светом - предрассветные или вечерние сумерки — не менее значимая тема живописных исследований Геннадия Архиреева. Патефон между чёрным и белым вдруг вырастает до символа надежды на простое человеческое счастье для многих скромных тружеников тыла и фронтовиков, которым этот натюрморт напоминает нечто большее, чем музыка и веточка сирени.
«Затмение», когда на море в Гаграх, на беспечный отдых вдруг наезжает «тучка казённой машиной» и солнце пропадает среди ясного неба… Тех, кто помнит о репрессиях тридцатых годов, эта кажущаяся безобидной картина не оставляет равнодушными.
Трамвай на окраине пустынного города, несмотря на полуденную жару, вполне возможно мечтает о полетах к звездам.
Кафельные плитки не случайно выбраны художником именно для этих работ. Их матовую или блестящую поверхность он превращает в небо, пространство старого города или стену родного дома, заставляя зрителя забыть об утилитарном назначении плитки.
Пробуя разные материалы для своих работ, абсолютно свободным он чувствует себя на оргалите и холсте, но с жестью, кафелем, фарфором так интересно укрощать сопротивление материала, который, однако, диктует свои условия и темы.
Замечательных ню он пишет чаще на холстах, любимого кота — на картоне, а кафель всё-таки требует точности живописного мышления, поэтому своими лучшими работами Архиреев считает те, па которых минимум красочного покрытия.
Отзывчивый ко всему новому и необычному в жизни, искусстве, науках, особенно связанных с космосом и вселенной, мечтающий о собственном телескопе, художник не только не торопится бежать вдоль мэйнстрима, но ему явно интереснее то, что происходит па обочинах больших дорог современной цивилизации.
Он высоко ценит старых мастеров, любит импрессионистов и русских «сезанистов», «бубнововалетцев», «мирискусников» и авангардистов начала двадцатого века, себя же причисляет просто к живописцам.
Голландские искусствоведы определили живопись Архиреева как магический реализм, и хотя Геннадий Архиреев не признаёт существования никакой магии и мистики ни в собственной жизни, ни в творчестве, я думаю, в его искусстве всё же присутствует магия страстного, нежного, живого человеческого восприятия.