«Православная культура Казанского края (XVI – начало XX вв.). Глава I

Глава I. Монастыри Казанского края

1. Свято-Успенский Зилантов монастырь и его некрополь

Осенью 1552 года состоялся последний казанский поход Ивана Васильевича IV, 15 октября он вошел в город. Летописи сообщают, что молодой царь шел среди тысяч убиенных и плакал. В этот день на берегу Казанки, на братской могиле воинов, павших при взятии города, названной Новым Русским кладбищем, он основал мужской поминальный монастырь, посвященный Успению Божией Матери и всем Святым, дав завещание «на веки веков петь панихиды по убиенным родителям нашим».

Обитель стала одной из древнейших в Казани и Среднем Поволжье. Лишь спустя три года, в 1555 году, была учреждена Казанская православная епархия.

Из-за частых и бурных разливов Казанки, разрушавших деревянную церковь и кельи, обитель около 1560 года перенесли на возвышенное место - на Зилантову гору. Название горы, давшей имя обители, происходит от имени легендарного дракона («змия»), якобы жившего в древности на этом месте. Именно Зилант изображен на гербе города. С тех пор за ним и утвердилось название Зилантов монастырь.

В XVII веке обитель обнесли каменными стенами. В 1625 году возвели Успенскую церковь, в 1681 году - церковь во имя Всех Святых, дошедшую до нас с изменениями, храм святителя Алексия. В середине XVIII столетия монастырь имел уже четыре каменные церкви, дворовые постройки и ухоженный сад. Ему принадлежала роща, остаток древнего Ягодного леса, а сам холм с трех сторон живописно огибала Казанка.

Зилантов монастырь никогда не имел всероссийской известности, и в нем не было святынь, привлекавших многочисленных паломников. Но у жителей города он всегда пользовался хорошей репутацией. Самой почитаемой реликвией монастыря была Смоленская икона Божией Матери, якобы привезенная еще Иваном Грозным.

В 1732 - 1740 годах в монастыре находилась Казанская Духовная семинария. В 1740 году здесь же была открыта новокрещенская школа, переведенная через несколько лет в собственное трехэтажное здание на берегу озера Кабан.

Строгую жизнь проводили иноки на горе, в Доме Пресвятой Богородицы, выполняя завещание помазанника Божия о поминовении воинов, молясь о всех от века почивших православных. Здесь читалась Неусыпаемая молитва.

В Национальном музее Татарстана хранится уникальный Синодик для поминовения всех усопших и убиенных с каплями воска на страницах, начатый еще в 1560 году. В нем тысячи имен - от царей до князей, бояр и простолюдинов с их родами.

В обители во славу Божию трудились многие яркие духовные личности. Последние два года своей праведной жизни здесь на покое провел архиепископ Суздальский Иосиф (Курцевич) († 1642). Иосиф был рукоположен во епископы на Украине, в 1625 году эмигрировал в Россию и был рукоположен на суздальскую кафедру. Он был похоронен внутри Успенского храма при входе с левой стороны. Его могила была своеобразной достопримечательностью обители.

Неутомимыми строителями, организаторами монашеской жизни были наместники святой обители.

Архиепископ Амвросий (Сретенский) (1765 - 1828) организовал в 1812 году общероссийскую подписку по сбору средств и построил Храм-памятник на братской могиле русских витязей. Он был известным иконописцем. Ему монастырь обязан сооружением могучих зубчатых стен зилантовского кремля и ныне стоящего настоятельского корпуса.

Архимандрит Петр был настоятелем всего год, до этого побыв игуменом Свято-Введенского Кизического монастыря. Впоследствии был утвержден наместником Киево-Печерской лавры. Это ему во сне явился патриарх Никон, которого он особо почитал, предупредил об опасности, грозившей его жизни и, прикоснувшись жезлом, исцелил от тяжелой болезни.

В 1829 - 1850 гг. настоятелем монастыря был архимандрит Гавриил (Воскресенский) (1795 - 1868) - ученый - монах, аскет, постриженец святителя Филарета (Дроздова), воспитанник Троице-Сергиевой лавры, автор многих научных трудов. Талантливый проповедник, он преподавал в Казанской Духовной семинарии и одновременно заведовал кафедрой философии в Казанском Императорском университете. Архимандрит присутствовал при коронации и миропомазании императора Николая I, получив из рук государя медаль.

Вторая их встреча произошла уже в Казани во время посещения императором Зилантова монастыря и могилы воинов на Казанке летом 1836 года. Сподвижник святителя Филарета (Амфитеатрова), находившегося в то время на Казанской кафедре. Сопровождал его в поездках по огромной епархии, охватывающей практически все Среднее Поволжье.

Архиандрит Сергий I (Василевский), наместник монастыря в 1879 - 1892 г. - постриженец Киево-Печерской лавры, воспитанник Киевской Духовной академии, преподаватель логики, психологии и греческого языка в Казанской Духовной семинарии, магистр богословия. Обогатил русскую духовную литературу трехтомной биографией святителя Филарета (Амфитеатрова). Имел много наград, как светских, так и церковных.

Святитель Филарет (Амфитеатров) - один из двух «Великих Филаретов» XIX столетия. Будучи архиепископом Казанским, он смог найти причину оскудения монастыря на фоне процветания Казани. Проявив отеческую заботу, он поднял его из нищеты, а Храм-памятник определил под попечение именитых казанских купцов. Ему город также обязан организацией торжественных крестных ходов от кремля до Храма-памятника на могиле воинов, в октябрьские дни, так называемых «казанских именин». Последние 16 лет жизни, будучи митрополитом Киевским и Галицким, провел в великой схиме под именем Феодосий. Частичка его мощей находится в мощевике Зилантова монастыря. Благодарная обитель свято чтит его память.

Архимандрит Антоний (Петров) (1830 - 1902), знаменитый миссионер, свыше 20 лет проведший в отдаленных районах Сибири и обративший в православие тысячи бурят, эвенков, орочей.

Со второй половины XVIII века территорию монастыря постепенно стали теснить промышленные предприятия, из-за этого, в частности, богомольцы стали уходить в другие, более отдаленные обители.

Своими мучениками прославилась святая обитель и в XX веке. Штурм Казани красными войсками в сентябре 1918 года начался именно с Зилантовой горы. Надвигавшийся красный террор заставил тысячи горожан, в том числе архиерея Иакова и священство, покинуть город. Но не ушли монахи обители. Иноки монастыря отслужив последнюю в своей жизни литургию, трапезничали. Красноармейцы ворвались в трапезную и зверски расстреляли всех находившихся там во главе с архимандритом Сергием (Зайцевым) - личностью духовно богатой, которого называли миротворцем. Чудом выжил лишь духовник обители престарелый иеромонах Иосиф, который и поведал братии Иоанно-Предтеченского монастыря страшную трагедию.

В годы советской власти монастырь разграбили, осквернили и почти стерли с лица земли. Здесь поочередно располагались тюрьма, склады МВД, детская колония, коммунальные квартиры. Когда в конце 1980-х годов оттуда из-за невыносимых бытовых условий переселили всех жителей, то почти вся гора представляла собой сплошную свалку отходов и мусора.

Зилантовское кладбище занимало всю северо-восточную половину древней горы. По северной, обращенной к Казанке её части, живописными группами росли вековые вязы, дубы, свидетели исторических событий 1552 года. Некрополь составлял часть многовековой истории и славного прошлого монастыря, являлся источником многих пожертвований - вкладов в обитель на помин души.

Это самое древнее в Казани «русское кладбище», где ещё 24 января 1529 г. было погребено тело святого мученика Иоанна - нижегородца, находившегося в казанском плену. «И положено бысть честное его и многострадальное тело на старом русском кладбище», - как писал о нём святой Гермоген в 1592 г. А в 1774 году на ней принял смерть от повстанцев Пугачева настоятель монастыря игумен Асинкрит. Название «старого русского кладбища» довольно долго именовалось даже в официальных документах.

На монастырском некрополе хоронили не только священнослужителей, но и имелись семейные усыпальницы именитых горожан Александровых, Тихомирновых, Кондыриных, Крашенинниковых, Шмагиных, Моисеевых, Еремеевых, Нееловых, Растовских, маркизов де Траверсе. В фамильном склепе был похоронен почётный потомственный гражданин Казани, купец 1-й гильдии Иван Иванович Алафузов.

В монастыре похоронена известная казанская благотворительница, подаривш архитектор Василий Кафтырев († 1807 г.),ая городу здание Пассажа - Ольга Сергеевна Александрова - Гейнс († 29 октября 1927 г.). Здесь нашли свой последний приют генерал-майор Алексей Лецкой († 1800 г.), князь Василий Болховский († 1801 г.), генерал-майор Ермолай Великопольский († 1802 г.), архитектор Василий Кафтырев († 1807 г.), командир порохового завода Василий Глухов († 1835 г.), подполковник, троюродный брат А.С. Пушкина Александр Неелов († 1844 г.), гвардии капитан, дядя Л.Н. Толстого Николай Юшков († 1828 г.), бывший губернатор Казанской губернии Александр Гейнс († 1892 г.). Не менее трех тысяч наших земляков упокоилось на монастырском погосте.

Под алтарной частью Успенского храма был погребен благотворитель обители, внесший на ее развитие 25 тысяч рублей ассигнациями, немалую по тому времени сумму, известный купец Евграф Лебедев († 187…г.).

Как отмечает известный казанский исследователь Петр Дульский, некрополь Зилантова монастыря имел немало деревянных резных памятников редкой красоты, что «свидетельствовало о большом чутье форм мастеров, которые с увлечением воплотили в своей работе частицу художественных заветов народного творчества».

Действительно, кресты-надгробия подчас были настоящими произведениями старинной русской деревянной резьбы, не уступающей по изысканности резьбе иконостасов. Когда в советское время кладбище разорили и полностью сровняли с землёй, один крест XVIII века не был уничтожен именно потому, что его причислили к «произведениям искусства» и поместили в качестве экспоната в Государственный музей. Там он находится и поныне. Почти два с половиной столетия не разрушили деревянную резьбу. Четыре изящных столбика в форме миниатюрной башенки-часовенки держат на себе многоярусный витой столбик, увенчанный восьмиконечным православным крестом. Фотографии этого замечательного надгробия есть как в дореволюционных книжках, так и в советских путеводителях по Казани.

В 1998 году Зилантову обитель вернули Казанской Епархии РПЦ. Монастырь возрожден как единственный женский в Казани и её окрестностях. В настоящее время в обители 13 насельниц. Ныне настоятельницей монастыря является монахиня Сергия (Лакатош). Восстанавливается обитель под непосредственным присмотром Высокопреосвященнейшего Анастасия, архиепископа Казанского и Татарстанского. В июле 2004 года была освящёна Владимирская церковь, а 11 июня 2006 г. при большом стечении прихожан монастыря - Троицкий храм. Действует Успенский собор (бывший Всехсвятский). Зилантова гора после долгих десятилетий запустения и забвения оглашается священным благовестом.

Возрождающаяся обитель становится достойным памятником воинам, отдавшим свои жизни за веру православную и Отечество, послушникам, добровольно и безропотно подъемлющих крест послушания, и всем известным и безвестным православным молитвенникам и праведникам, монашествующим и мирянам, чьим духовным подвигом держится мир сей.

В октябре 2006 г. в обители установили поклонный крест, на котором начертаны следующие слова: «Здесь на Старом Русском кладбище покоятся сотни христиан, монашествующих и мирян. Прости нас, Господи, за осквернение их могил и упокой души их во Царствии Твоем».

2. Казанско-Богородицкий женский монастырь: вехи истории

История церковной жизни вообще, а монастырская, в частности, являются неотъемлемой составной частью истории развития любого государства и общества, имеющих конфессиональные сферы бытия. Россия - именно такое государство с глубокими традициями в религиозной сфере. Изучения интереснейших процессов в истории русской православной церкви имеют серьёзное значение для исследования культурной, социально-экономической и политической жизни страны в целом. Снятие в новейшее время идеологических запретов в России открыло широкий простор для научных исследований в этом направлении.

Русская православная обитель... Много самых разных чувств возникает у человека, прочитавшего эти три слова. Без православных монастырей нельзя представить себе Россию - нашу Святую Матушку-Русь.

На протяжении всей истории страны в русских монастырях всегда сбиралось всё самое лучшее: люди - прославившиеся на весь православный мир подвижники благочестия; бесценные сокровища русской культуры - храмы, книги, настенная живопись, иконы, священнические облачения, церковная утварь; благочестивые обычаи и правила - безвозмездная помощь нуждающимся, духовное окормление и старческое руководство верующих.

Русская православная обитель - это и чудотворные иконы, цельбоносные мощи святых угодников Божиих, благодатная помощь и исцеления от которых не поддаются исчислению. Православный монастырь - это прообраз, отблеск Царствия Божия на земле, место, где таинственно соединяется Церковь воинствующая, земная и Церковь небесная, торжествующая.

Русский народ всегда любил монастыри, находя в них место для отдохновения от мирских забот, источник душевного мира и спокойствия, укрепления духа и очищения души. Одной из таких святых обителей и является Казанско-Богородицкий первоклассный женский I класса монастырь.

История возникновения монастыря. Возникновение монастыря связано с обретением одной из главных святынь Русской Православной церкви, самой почитаемой в прошлом и сейчас чудотворной Казанской иконы Божией Матери. История почитания Казанской иконы связана с важнейшими событиями русской истории.

Явление, обретенной в земле небольшой иконы Богоматери, описано «самовидцем» события, казанским митрополитом, впоследствии Патриархом - мучеником, Ермогеном (авторская рукопись повести хранится в фондах Государственного Исторического музея в Москве).

В 1579 году Казань пострадала от пожара, который, начавшись близ церкви св. Николая, испепелил часть посада, прилегавшего к кремлю, а потом перекинулся и за крепостные стены, причинив постройкам значительный ущерб.

Пожар начался от того места, где стоял дом стрельца Даниила Онучина, сгоревший также вместе с другими. Когда стрелец вознамерился начать постройку нового дома на своём пепелище, десятилетней Матроне, «дочери простого, искусного в военной стрельбе воина и явилась оная чудная и пресветлая Богородичная икона» [1].

В первый раз при явлении своем отроковице во сне, Богоматерь изрекла ей, что икона сокрыта в земле на том месте, где стоял дом их и повелела сообщить об этом архиепископу и воеводам. Девочка только спустя некоторое время поведала об этом матери. Мать же, женщина простая и загруженная работой, не поняла смысл рассказанного и не обратила должного внимания.

Тогда икона явилась во сне девочке во второй раз. Матрона вновь поведала матери свой чудесный сон и с того времени не переставала повторять о видении, которое занимало всю её душу. Но по-прежнему мать оставила без внимания слова дочери. Наконец икона явилась Матроне в третий раз.

Это произошло следующим образом: однажды девочка, во время сна сверхъестественной силой была перенесена из своего дома на середину двора, где увидела икону пресвятой Богородицы, от лика которой исходили огненные лучи, столь грозные, что Матрона боялась сгореть от них. От иконы слышался страшный глас: «Если ты не поведаешь глаголов моих, я явлюсь в другом месте, а ты погибнешь».

От этого страшного видения девочка пала на землю и долго лежала, как мертвая. Придя в чувство, она громко стала звать мать свою, рассказала ей услышанное от иконы Богоматери и просила немедленно идти к воеводам и архиепископу и воеводам.

Только после этого мать вняла мольбам дочери и вместе с ней отправилась к казанским градоначальникам - князю Андрею Ивановичу Нотреву и дьякам Михаилу Битяговскому и Василию Шулепину. Девочка подробно поведала им троекратное явление ей иконы Богоматери, пересказала всё, что говорила ей Владычица во время своих сновидений, и указала место, где хранится икона.

Но воеводы не только не поверили сказанному, но, кажется, и посмеялись над ней с матерью, которые со слезами вышли от них и отправились к Казанскому архиепископу Иеремию, бывшему архимандриту Казанского Спасо-Преображенского монастыря. Но архиепископ также не поверил рассказчице.

Вернувшись домой в 12-ом часу пополудни (а это было 8 июля по старому стилю), мать сама взяла заступ (мотыгу) и начала копать землю в том месте, какое указала ей дочь. Копала она долго, но всё безрезультатно. Вскоре к ней присоединились другие люди, но и они также успеха не имели. Тогда уж сама Матрона взяла заступ и начала копать в том месте, где в их доме стояла печь. И вот на глубине более двух аршин (свыше 1,5 метров) показалась икона пресвятой Богородицы с предвечным Младенцем на руках, завернутая в рукав ветхой одежды, из сукна вишневого цвета, светлая, без малейшей порчи дерева и красок, как будто только недавно писанная [2].

Как считает авторитетный дореволюционный исследователь истории чудотворной иконы, профессор Казанской Духовной академии Григорий Елисеев, её сокрыл в земле ещё во время владычества татар в Казани либо русский пленник, живший здесь, либо мусульманин, принявший православие [3].

Обретенная икона, как оказалось впоследствии, была списком с чудотворной иконы Богоматери, известной под именем Одигитрии. Весть о чудесном обретении иконы немедленно разнеслась по всему городу, и жители Казани поспешили на пепелище. Получили сие известие архиепископ и воеводы, которые также прибыли сюда и со слезами просили пред святой иконою Богоматери прощения за своё неверие. Среди собравшихся присутствовал и Ермоген, священник Николо-Гостинодворской цекви. Он испросил у преосвященного Иеремии дозволение принять из земли на свои руки обретенную икону и по повелению архиепископа, понёс её в сопровождении духовенства и народа в ближайшую церковь св. Николая чудотворца Мир Ликийского.

По совершении в этом храме молебствия, икона с торжеством была препровождена в Благовещенский собор и по пути шествия явила первое чудо - исцелив слепца Иосифа, который уже три года ничего не видел. Другой слепец Никита получил тоже благодеяние от Владычицы, обрел зрение по принесении иконы в собор. Так начались чудотворения от Казанской иконы Божией Матери.

На другой день в соборном храме была совершена литургия. Архиепископ и градоначальники, сняв список с новоявленного образа и описав обретение его и чудеса от него, отправили всё это в Москву, к царю Иоанну Васильевичу. Государь на месте обретения иконы повелел соорудить деревянный храм во имя новоявленного образа, устроить женский монастырь для сорока инокинь и здесь поставить икону.

Матрона, обретшая святыню, постригшись в монашество под именем Мавры, была первой инокиней, а потом и настоятельницей этого монастыря.

Особенное уважение к чудотворному образу Богоматери имел царь Феодор Иоаннович. По его указу икона была возвращена в Казань, и на месте ее обретения около 1591 года и был основан Богородицкий девичий монастырь.

В 1595 году была построена каменная церковь, увеличен штат монашествующих. Тогда же Феодор Иоаннович повелевает обложить чудотворный образ Богоматери золотом и драгоценными камениями из царских сокровищ. Императрица Екатерина II в 1767 году, присутствуя в Казанском девичьем монастыре, украсила венец чудотворной иконы дорогими бриллиантами.

В конце XVI века икона была известна в России, но в основном она была местночтимая и в Казани празднование совершалось в день её обретения 8 июля.

Особую славу она приобрела в «Смутное время», когда казанский отряд, отправившийся в 1611 году во второе ополчение, взял с собой список с иконы, который находился в войске К. Минина и Д. Пожарского. 22 октября 1612 года Москва была освобождена от польских интервентов.

В первый воскресный день православные москвичи ходили с иконами на лобное место на Красной площади и благодарили Бога и Пречистую Его Матерь за избавление от супостата.

Михаил Феодорович Романов в память об этом событии установил празднование в Москве Казанской иконы Божией Матери два раза в год: в день обретения святой иконы (8 июля) и в день освобождения Москвы от польских интервентов (22 октября), с учреждением двух крестных ходов из Успенского собора во Введенскую церковь, что на Сретенской улице, где князем Дмитрием Пожарским был помещен список с чудотворного образа.

15 октября 1636 года была освящена новопостроенная церковь в честь Казанской иконы на Красной площади в Москве (ныне восстановленный Казанский собор), а 3 октября 1647 года был освящен придел во имя святителей Гурия и Варсонофия, казанских чудотворцев. С этого времени оба крестные хода стали совершать в этот собор, куда и была перенесена икона, принадлежащая ополчению князя Д. Пожарского. Но до 1649 года праздник в честь чудотворной Казанской иконы, кроме Казани, совершаем был только в Москве.

В 1649 году царь Алексей Михайлович, обрадованный рождением сына Димитрия 21 октября 1648 года во время всенощной службы на праздник Казанской иконы Божией Матери, в благодарении Богу и пресвятой Богородицы установил день 22 октября праздновать по всей России.

С этого времени чудотворная Казанская икона Божией Матери стала одной из самых почитаемых в России, тысячи приходских и монастырских церквей освящались в её честь. В течение почти 350 лет своего существования в Казанский Богородицкий монастырь непрерывным потоком шли люди, чтобы поклониться Пречистому образу Богородицы. В него непременно направлялись все царствующие особы при посещении Казани. Есть сведения, что до 70 % доходов городу приносили крестные ходы и паломничество в монастырь.

Многолюдны были крестные ходы в Казани, проводимые в основном летом. Последний раз крестный ход в память Казанской иконы Божией Матери устраивался 8 июля (21 июля по новому стилю) 1903 г., ибо через год она будет похищена.

Маршрут шествия пролегал из храма Казанско-Богородицкого женского монастыря через Соборный храм Благовещения, что в Казанском Кремле, далее шел через Иоанно-Предтеченский монастырь и Никольскую церковь к Петропавловскому собору.

В истории России с Казанской иконой Божией Матери связано множество знаменательных и трогательных событий. Достаточно вспомнить, что список с иконы находился в шатре Петра I во время Полтавской битвы или то, как М. И. Кутузов собственноручно вынес её из Казанского собора на Красной площади, завернув в шинель, когда в конце августа 1812 года русские войска оставляли Москву. Казанский собор на Невском проспекте Санкт-Петербурга стал главным памятником победы в этой войне.

Судьба иконы, к сожалению, трагична. В ночь на 29 июня 1904 года икона Казанской Божией Матери и стоящая рядом особо почитаемая икона Христа Спасителя были похищены из-за драгоценных окладов. Похитители вскоре были арестованы, но сами иконы, по показаниям преступников, были ими сожжены.

Однако гибель чудотворной иконы не остановила потока паломников к месту ее обретения. На месте похищенной святыни в соборе была установлена подаренная константинопольским патриархом Иоакимом III икона Божией Матери Паммакристы («Всеблаженнейшей»).

Постройки монастыря. Казанско-Богородицкий монастырь, сначала занимавший небольшую площадь, постепенно разросся и к началу XIX века занял обширный неправильной формы многоугольник, ограниченный нынешними улицами Большой Красной (Большой Казанской), Красина (Поперечно-Казанской), Нагорной и ныне не существующим Пятницким переулком, отделявшим монастырь от территории приходской Пятницкой церкви. Древнейшие здания монастыря не сохранились, ныне существующие храмы и постройки относятся в основном к XIX веку.

К сожалению, утрачен главный собор монастыря, являвшийся архитектурной доминантой и выдающимся памятником русского классицизма, где и находился чудотворный образ. Собор был построен вместо старого храма 1594-1596 гг. по проекту известного архитектора Ивана Старова[4] под наблюдением казанского архитектора Филиппа Емельянова.[5] На закладке собора 30 мая 1798 г. присутствовал император Павел I с Великими князьями Александром (будущим императором Александром I ) и Константином. В 1808 году храм был расписан и освящен.

Утрачена и шестиярусная монастырская колокольня высотой 55 метров (для сравнения, колокольня Петропавловского собора имеет в высоту 49 м), построенная, скорее всего, в первой половине XVII века. На месте собора и колокольни - ныне заасфальтированный двор за Крестовоздвиженской церковью.

Корпуса бывшей табачной фабрики, общежития КГТУ (КАИ) на углу Большой Красной и Красина и жилые дома в западной части монастыря разрушили цельность архитектурного ансамбля, но ряд построек всё - же сохранились.

Церковь Николы (Николая) Тульского расположена в той части монастыря, которая выходит на ул. Нагорную. Приходская Николо -Тульская церковь существовала уже в год обретения чудотворной Казанской иконы Божией Матери (построена, вероятно, купцами из Тулы, которых было немало среди первых русских поселенцев в Казани). Именно в этой церкви икона находилась в первые месяцы после обретения. Вместо нее в 1686 г. были построены каменные летняя Николо-Тульская и зимняя Троицкая церкви, сгоревшие в 1742 г. Выстроенная вместо них новая каменная церковь в 1803 г. из приходской была обращена в монастырскую, но вскоре была снесена.

По проекту, составленному в 1806 г. архитектором Я. М. Шелковниковым[6] в 1810-1816 гг. построен новый Николо-Тульский храм. По архитектуре он был двухпрестольным, но еще два престола находились на хорах. Церковь Николы Тульского служила зимним собором монастыря, в ней зимой и находился чудотворный Образ. Храм сохранился в сильно перестроенном виде; в нём размещались цеха бывшей табачной фабрики.

Софийская церковь, расположенная на южной стороне, выходящая на улицу Большая Красная, служила надвратной церковью до того, как была построена новая ограда и церковь оказалась в глубине территории монастыря. Автором проекта был, вероятно, тот же Я.М. Шелковников. Начатый в 1807 г. храм, ещё не будучи достроен, в сентябре 1815 г. сильно пострадал в пожаре. Его строительство завершилось лишь в 1825 г. на средства дворян Мусиных-Пушкиных и храм был освящен. Существует, однако, мнение что ныне существующая Софийская церковь в первой четверти XIX в. лишь восстанавливалась, а построена она намного раньше, вероятно ещё в конце XVII - начале XVIII вв., о чём свидетельствуют её архитектурные формы и декор, явно архаичные для начала XIX столетия. В 1994 году Софийская церковь возвращена верующим и действует как приходская.

«Южный» корпус с надвратной Крестовоздвиженской церковью построен в 1882 - 1887 гг. Двухэтажное здание с купольным этажом, выстроенное в стиле классицизма, почти полностью по облику совпадающее с Никольским собором. В купольном этаже находилась церковь, на первом и втором этажах - общая монастырская трапезная, иконописная мастерская, больница, ризница, комнаты сирот, воспитывавшихся в монастыре, в подвале - пекарня и квасная. До 2005 г. здесь располагался филологический факультет педагогического института.

В «настоятельском» и «никольском» корпусах, полукругом охватывающих собор, жила основная часть монахинь и послушниц. Покои настоятельницы находились в одноименном корпусе, расположенном ближе к Пятницкой церкви. Проект корпусов составил Я.М. Шелковников. Корпуса строились довольно долго, «настоятельский» - с 1810 по 1832 год, «никольский» - с 1832 по 1843 год, и наблюдавший за постройками губернский архитектор Фома Петонди[7] внёс в проекты существенные изменения. Поэтому печально сегодня лицезреть на них, сиротливо стоящих и разрушающихся ввиду нашего общего равнодушия.

Двухэтажный корпус, выходящий фасадом на улицу Большая Красная по правую сторону от ворот, построенный в 1803-1807 гг., вероятно, также по проекту Я.М. Шелковникова и перестроенный в 1855 г. В здании в разные годы находились гостиница, больница и другие службы монастыря. Корпус сохранился и передан в 2003 г. церкви.

Небольшой одноэтажный корпус рядом с Софийской церковью, построен в 1816 г. В нём до постройки южного корпуса была трапезная, позже - кельи; в 2002 г. передан церкви.

Корпус церковно-приходской школы и золотошвейной мастерской, построенный в 1895-1896 гг. по проекту Федора Малиновского[8] во дворе, справа от южного корпуса. В школе учились, в основном, сироты из монастырского приюта.

Каменной стеной монастырь был окружен в 1803 г. В 1820-е гг. по проекту архитектора Петра Пятницкого[9] стены были перестроены. Ныне стоящие главные ворота монастыря были сооружены по проекту, утвержденному Александром I в 1810 году (вероятно, архитектора Я.М. Шелковникова, по другим данным - построены П.Г. Пятницким). Стены не сохранились.

Настоятельницы святой обители. О настоятельницах святой обители хочется сказать особо. Они являлись его организующей силой, были неутомимыми строителями и организаторами монашеской жизни.

По нашим сведениям настоятельницами за почти 350-летнюю историю монастыря было не менее пятидесяти монахинь. Историками обители, и в первую очередь священником Евфимием Маловым, протоиереем Александром Зеленецким, выявлено 27 имён игумень святой обители. За 157 лет (а это XVI - первая половина XVIII века) сменилось, возможно, свыше двадцати настоятельниц. Но неумолимое время стёрло их из памяти потомков.

По разному можно сегодня оценить их деятельность, возможно неодинаковый они внесли вклад в развитие православия в Казанском крае, в духовное окормление паствы, в строительство и благоустройство одного из красивейших монастырей Казанской епархии. Но сегодня вспомнить, по возможности, хочется почти о каждой из них.

Первоначальный штат монастыря, утвержденный царем Иваном IV, состоял из игуменьи и 40 сестер. Царь Федор Иоаннович увеличил его до игуменьи и 64 насельниц. В конце XVII века штат был увеличен до 101 монашествующей.

В 1764 году обитель становится монастырем II класса, и только в 1809 году ему опять возвращается уровень I класса при штате: игуменья, казначея и пятьдесят монахинь.[10]

По легенде, первой инокиней, а потом и настоятельницей монашеской общины, возникшей сразу же после обретения иконы, была обнаружившая её Матрона, в монашестве Мавра, но достоверных данных об этом не сохранилось.

Второй настоятельницей с 1582 по 1584 год была игуменья Петронилла. О ней упоминается в грамоте, данной Казанскому монастырю на деревню Кузьмино-Займище.[11]

При царе Федоре Иоанновиче, когда монастырь приобрел официальный статус и был построен собор, общиной в 1588 - 1593 годы руководила игуменья Мария.

1631 год - игуменья Феодосия.

1643 - 1646 годы - игуменья Анфиса (Левашева).

1652 год - игуменья Ольга.

1654 - 1656 годы - игуменья Марфа (Киреевская).

1680 - 1681 годы - игуменья Иулия.

1699 - 1704 годы - игуменья Марфа (Воронова).

1735 - 1742 годы - игуменья Марфа (Соловцова).

При игуменье Евдокии (1764 - 1778), под её присмотром в монастыре проживала некая секретная особа, для содержания которой из Казанской губернской канцелярии было выделено с 20 ноября 1774 года по 20 января 1775 года 20 руб.[12]

При настоятельстве Евдокии монастырь подвергся разорению пугачевцами. 12 июля 1774 года около 6 часов утра разбойная вольница Е. Пугачева потянулась по Сибирскому тракту к городу. Перегруппировавшись у села Царицыно, повстанцы пошли на город четырьмя колоннами.

Обойдя справа главную вторую батарею, что стояла в самом центре Арского поля, по словам А.С. Пушкина, «из буерака в буерак, из лощины в лощину, переползала через высоты[13] толпа заводских крестьян, вооруженная кольями и дрынами, - их вёл поручик Минеев.

Развивая успех, поручик сходу пошёл дальше и ворвался в ограду девичьего Богородицкого монастыря. Составитель путеводителя по Казани М.В.Казанский писал в 1899 году: «Особенно тяжёлая участь выпала на долю тех казанцев, которые укрылись во дворе и церкви Казанского женского монастыря. Пугачевцы ворвались во двор монастыря, и...стоны в монастырской ограде заглушили службу в церкви...Борьба перешла на паперть и под окна запертой церкви. Дребезг стекол...и пули засвистали в церкви через окна...стон, вопли, крики ужаса и смерти! Наконец, тяжелая железная дверь церкви под ударами мятежников заскрипела и половина, сорванная с петель, с грохотом упала внутрь храма, давя народ. Залпы выстрелов в храме рассвирепевшей толпы пугачевцев беспощадно убивали укрывшихся в монастыре[14]. Отметим, что повстанцы разоряя обитель не посмели посягнуть на чудотворную икону.

Выстрелом в упор был добит, как писал П.М.Дульский, изрубленный до того саблями и исколотый пиками Нефед Никитич Кудрявцев, 98-летний старик, один из «птенцов гнезда Петрова», служивший первому императору в чине поручика Преображенского полка [15].

Разграбив монастырь, Минеев выгнал прочь из его стен игуменью Евдокию и монахинь и, поставив одну пушку на паперти, а другую у монастырских ворот, открыл пальбу по крепости [16].

Однако сходу взять крепость не удалось, и тогда началась дикая оргия грабежей и расправ: было разорено и разграблено около трех десятков казанских церквей и монастырей; в городе, подожженном со всех концов, сгорело около 2200 домов. «Огненное море разлилось по всему городу, - писал Пушкин. - Искры и головни летели в крепость и зажгли несколько деревянных кровель... Преосвященный Вениамин, (митрополит Казанский) во всё время приступа находился в крепости, в Благовещенском соборе, и на коленях со всем народом молил Бога о спасении христиан... К вечеру буря утихла. Настала ночь, ужасная для жителей! Казань, обращенная в груды горящих углей, дымилась и рдела во мраке» [17].

Игуменья Александра (1778 - 1787) была переведена из игумений Симбирского Спасского женского монастыря[18]. За излишнюю самостоятельность и независимость Казанским архиепископом она была отстранена от управления монастырем и в декабре 1787 года отправлена обратно в Симбирский монастырь, но уже рядовой монахиней.

После Александры настоятельницей святой обители (1788 - 1795) была избрана казначея Павла, вдова священника села Рыбная Слобода, Лаишевского уезда Казанской губернии. За три года до этого, в 1785 году она была переведена казначеей из Крестовоздвиженского женского монастыря Крутицкой епархии.

В настоятельницы Казанского монастыря Павла была произведена Казанским архиепископом Амвросием (Подобедовым) 8 сентября 1788 года в монастырской церкви Рождества Пресвятой Богородицы. В начале декабря 1795 года, согласно её просьбе, была уволена переводом в Симбирский Спасский женский монастырь [19].

На место игуменьи Павлы была избрана монахиня София (княгиня Любовь Борисовна Болховская), оставившая о себе добрую память у монашествующих и прихожан обители. Она происходила из состоятельного казанского дворянского рода[20] и пользовалась большим уважением и влиянием среди духовенства и горожан. Произведена в игуменьи в монастырской церкви Рождества Пресвятой Богородицы 7 декабря 1795 года.

В монастырь София (Болховская) поступила с разрешения императрицы Екатерины II в 1785 году. 22 февраля 1894 года была пострижена в монахини ректором семинарии архимандритом Амвросием.

Это была одна из выдающихся и деятельных настоятельниц в истории обители. Игуменья София ревностно принялась за обновление и украшение монастыря. С разрешения Епархиального Управления она в 1796 году на собственные средства перестроила старую каменную богадельню, где проживало до 24 стариц, преимущественно духовного звания. На их содержание из Архиерейского дома ежегодно выделялось до 240 руб. ассигнациями.

Она же в 1797 и 1798 годах собрала от благодетелей обители 1125 руб. и с соизволения Казанского архиепископа Амвросия, использовала их на строительство для монахинь каменного корпуса, что у западных Пятницких ворот.

В последующие годы она вносит от себя в церковную ризницу такую же сумму, за что от Казанского архиепископа Серапиона (Александровского) получает письменную благодарность. Кроме того, игуменья София выстроила на собственные средства каменный двухэтажный дом размером 10 C 6 сажен (или 21 C 12 м), завещанного ещё при её жизни монастырю. За усердие награждена орденом св. Екатерины 2-й степени. Скончалась в апреле 1807 года. Погребена за алтарем холодного храма.

1807-1822 годы - игуменья Назарета (Шванвичева) Указом Св. Синода на имя Казанского архиепископа Павла переведена в Казань из настоятельниц Тверского третьеклассного Христо-Рождественского монастыря. Вместе с игуменьей прибыла в Казань и монахиня этой обители Павла Шкурина.

В свое настоятельство, как отмечает протоиерей Зеленецкий,[21] игумении Назарете пришлось перенести немало несправедливых притеснений и обвинений как со стороны монастырского причта, так и местного управления. Она обвинялась в самовольном распоряжении монастырскими суммами, в неправильном ведении приходно-расходных книг. Её даже временно отрешали от настоятельской должности. Но Св. Синод, рассматривая доношение Казанского архиепископа Амвросия (Протасова) не нашёл серьезных оснований для её обвинения. Выдвигавшиеся против Назареты гражданскими и церковными властями обвинения в самоуправстве не подтвердились.

Решение Св. Синода было основано на результатах ревизии епархиального управления делами Казанской епархии, учиненных по Высочайшему повелению Ионой, епископом Тамбовским и Шацким.

В 1817 году будучи в Санкт-Петербурге игуменья Назарета преподнесла Казанскую икону Божией Матери, написанную в ее монастыре супруге императора Александра I Елизавете Алексеевне, которая пожертвовала в Казанский монастырь ризницу.

Но эти внутренние неурядицы блекнут на фоне общегородского бедствия. Имеются ввиду последствия сильнейшего пожара 3 сентября 1815 года. В пожаре пострадало 70 городских кварталов, 1500 домов. На Воскресенской улице остались нетронутыми огнём всего 10 домов и в их числе университет.[22] Сгорело четыре православных собора: кафедральный Благовещенский, Петропавловский, Владимирский, Успенский; четыре монастыря: Спасо-Преображенский, Казанско-Богородицкий, Иоанно-Предтеченский и Феодоровский, а также десять приходских церквей;[23] здание Духовной академии, корпус Духовной Консистории, архиерейский дом в кремле, подворье Свияжского Богородицкого монастыря. Невосполнимую утрату понесла историческая наука: сгорел архив местного губернского управления, хранивший бесценные документы по истории края с XVI века.

Для выяснения причин и размеров бедствия в Казань прибыла комиссия во главе с сенатором С.С. Кушниковым. По всей стране развернулась деятельная подписка в пользу погорельцев, пример в этом благородном деле подал Император Александр I, который повелел выдать из казны 100 тысяч рублей для поддержки казанских церковнослужителей. Из этой суммы на имя игумении Назареты было выдано вначале 3.330 руб., а затем 15.000 руб. Святейший Синод, со своей стороны, повелел отпустить из сумм Комиссии духовных училищ 100 тысяч рублей для поддержки пострадавших учреждений и лиц духовного звания. На эти средства настоятельница обители обновила обгоревшие церкви, колокольню, монастырский каменный корпус, а также монашеские кельи. Колокола были вновь отлиты за счет казанского купца Ильи Ефимовича Астраханцева.[24] За проявленное усердие настоятельница была награждена орденом св. Екатерины 2-й степени.

Ввиду тесноты проживания епархиальным начальством в феврале 1816 года было дозволено настоятельнице и некоторым монашествующим временно проживать в Свияжском Иоанно-Предтеченском женском монастыре.

Указом Св. Синода от 20 сентября 1822 года, игумения Назарета на основании своего прошения, была переведена в Московский второклассный Алексеевский женский монастырь[25] на место игумении Евфрасии, которую перевели в Казанско-Богородицкий монастырь.

Вместе с игуменией Назаретой в Московский Алексеевский монастырь выбыли игумения Свияжского монастыря Павла, казначея Клавдия, ризничая Надежда, монахиня Александра и послушница Мария Студенкина. [26]

Игумения Евфрасия (1822 - 1826) прибыла в Казань 12 ноября 1822 года и уже на следующий день приступила к своим обязанностям. При её настоятельстве на обновление монастыря было выделено ещё 20.000 руб. В декабре 1825 года она была уволена в Москву для монастырских надобностей и 27 декабря остановилась в доме своего брата надворного советника Ф.С. Чаплина, у которого и скоропостижно скончалась 4 января 1826 года. Похоронена 6 января на погосте Новодевичьего монастыря.

До мая 1826 года обителью временно управляла казначея Аркадия.

25 мая 1826 года на имя Казанской Духовной Консистории последовало предложение Казанского архиепископа Амвросия (Протасова): «На открывшуюся в Казанском первоклассном девичьем монастыре настоятельскую вакансию, за смертью игумении Евфрасии, определяю Свияжского Иоанновского девича монастыря игуменью Евпраксию, яко способнейшую быть настоятельницей в сем монастыре пред другими настоятельницами Казанской епархии».[27]

В 14-летнем возрасте она поступила в Арзамасский Алексеевский женский монастырь, откуда через девять лет перешла в Нижегородский женский монастырь. В дальнейшем была переведена казначеей в Симбирский Спасский женский монастырь. Затем при казанском архиепископе Амвросие была переведена настоятельницей в Свияжский Иоанно-Предтеченский монастырь, коим и управляла 8 лет.

При игуменстве Евпраксии в 1832 году был построен каменный игуменский корпус, куда переселились сама настоятельница и монахини. В Никольском храме был сделан новый двухъярусный иконостас с колоннами и позолотой.

В 1838 году игуменья берет трёхмесячный отпуск для поклонения святым мощам и посещает Киево - Печерскую Лавру, Воронеж и Москву. В её отсутствии обителью управляет казначея Елизавета.

После сильного городского пожара 1842 года монастырь при игуменье Евпраксии постепенно отстраивался. Она подняла корпус при теплой церкви. При этом большую помощь оказал граф Апраксин, питавший особенную веру в чудотворную Казанскую икону Божией Матери.

Кроме того, будучи обучена с ранних лет золотошвейному и другим рукоделиям в Арзамасской обители, она и в Казанском монастыре обучала сестер этим художествам. В монашестве была строгих правил.

В марте 1846 года игуменья Евпраксия подает прошение об увольнении. Земной путь её завершился в стенах Симбирского Спасского женского монастыря.[28]

9 июня 1846 года настоятельницей обители назначается игуменья Маргарита. Она происходила из купеческого сословия. В монахини была пострижена 14 октября 1833 года. При ней продолжились оформительские работы, которые, в частности, были профинансированы казанским купцом Александром Крупениковым.[29] В ночь на 6 октября 1847 года игуменья Маргарита скончалась от холеры 55-ти лет от роду и упокоилась на монастырском некрополе.

1847-1849 годы - Аркадия (Анна Ивановна Макарова), дочь казанского дворянина, титулярного советника Ивана Сергеевича Макарова.[30] Была пострижена в Казанском Богородицком монастыре 24 ноября 1823 года. Была игуменью Симбирского Спасского женского монастыря с 18 марта 1831 года по 18 ноября 1845 года. 28 октября 1847 года определена игуменьей Казанского монастыря. Согласно её прошению была уволена с настоятельниц Казанско-Богородицкого монастыря 28 февраля 1849 года. Осталась в обители на покое, где и скончалась 16 декабря 1860 года, в возрасте 79 лет и 11 месяцев от роду.[31]

В 1849-1865 гг. - игуменья Досифея, переведена из Тверского Христо-Рождественского монастыря, происходила из тверских дворян Веревкиных. Пострижена в монашество в Тихвинской женской пустыни Курской епархии. 4 декабря 1827 года произведена в игуменьи Тверского Христо-Рождественского монастыря. 13 апреля 1846 года награждена золотым наперсным крестом.

При ней продолжилось внутреннее обустройство Никольского теплого собора. На колокольне увеличена глава и позолочен крест.

21 апреля 1851 года игуменья Досифея награждается золотым наперсным крестом из Кабинета Его Императорского Величества. Упокоилась 23 августа 1865 года. Похоронена за алтарем Казанского собора.

1865-1867 годы - игуменья Калиста. 27 августа 1865 года была переведена из Свияжского Иоанно-Предтеченского женского монастыря.

Она происходила из мещанского сословия и пострижена была в монашество в Свияжском монастыре 13 октября 1838 года. В сан игуменьи этого монастыря произведена 22 февраля 1842 года. За двукратное пожертвование в 1855 году на военные нужды и в пользу морских чинов, лишившихся в Севастополе своего имущества, 9 июля 1855 года ей объявляется Высочайшая благодарность. В 1859 году награждается золотым наперсным крестом. При ней в Казанском монастыре открывается рукодельная монастырская школа.

23-летнее управление Свияжским монастырем игуменьи Каллисты заметно подорвало её здоровье. Поэтому ей было разрешено май-август 1867 г. провести в Свияжском монастыре. В её отсутствие управление Казанским монастырем было поручено казначее Анфии и старшим сестрам обители: Иларии и Сергии.

В сентябре этого же года игуменья Каллиста подаёт на имя казанского архиепископа Антония (Амфитеатрова) прошение об отставке и о дозволении провести ей остаток дней своих в стенах Свияжской обители. На её прошении архиепископ Антоний написал резолюцию: «С сожалением соглашаюсь на сию просьбу».[32]

1867-1880 годы - игуменья Анфия. Казначея Казанского монастыря Анфия, управлявшая этим монастырем из-за болезни бывшей игуменьи Каллисты, была признана казанским архиепископом Антонием способной и достойной быть настоящей игуменью обители. Поэтому и была возведена в этот сан Архиепископом 21 ноября 1867 года при служении его в Никольском соборном храме Казанского монастыря. Анфия была дочерью отставного унтер-офицера Тюлькина. Пострижена в этом монастыре 30 ноября 1840 года.

Она проходила должности сначала благочинной над сестрами, а затем казначеи обители. Была известна как выдающаяся вышивальщица риз, до настоятельства много лет руководила вышивальной мастерской. При ней в монастыре большое внимание уделялось ремеслам.

2 июля 1870 года игуменья была награждена золотым наперсным крестом. 8 июля 1879 года в честь 300-летия со дня явления Казанской иконы Божией Матери и признательности к долговременным и ревностным трудам её по благоустройству обители, она была удостоена права носить золотой наперсный крест с драгоценными украшениями. 18 ноября 1880 года она тихо упокоилась и была похоронена близ Казанского собора.

1881-1889 годы - игуменья Дорофея. По ходатайству казанского архиепископа Сергия (Ляпидевского) игуменьей Казанского монастыря Указом Св. Синода от 7 мая 1881 г. назначается казначея Нижегородского Крестовоздвиженского монастыря монахиня Дорофея. Она происходила из купеческого сословия Тамбовской губернии. Пострижена в монашество 8 декабря 1859 года. 10 июля 1878 года награждена золотым наперсным крестом. Возведена в сан игуменьи 21 мая 1881 года.

При игуменьи Дорофее с 1883 года началась постройка нового каменного корпуса с особым храмом в честь Воздвижения Животворящего Креста Господня. В новом храме воздвигается иконостас, для первого яруса которого было написано шесть больших живописных икон греческого письма на Афоне в одном из русских монастырей. В 1886 году были сооружены новые св. врата по проекту архитектора В.К. Бечко - Друзина [33].

Крестовоздвиженский храм и святые ворота сохранились до наших дней и являются своеобразным памятником подвижническим трудам настоятельницы.

13 апреля 1886 года игуменья Дорофея награждается золотым наперсным крестом с драгоценными украшениями из Кабинета Его Императорского Величества. 25 марта 1887 года за её весьма значительные пожертвования в пользу обители удостаивается благословения Св. Синода с выдачей грамоты.

В последние годы настоятельства игуменьи Дорофеи, вследствие её старости и болезненного состояния, хозяйственная деятельность монастыря и ведение отчётной документации пришли в запустение. В конце октября 1889 года была создана особая комиссия, состоявшая из председателя протоиерея С. Сунгурова, священников С. Городецкого и А. Воскресенского.

По результатам её проверки 29 декабря 1889 года последовал Указ Св. Синода об увольнении игуменьи Дорофеи от должности настоятельницы Казанского монастыря и определения её в Нижегородский Крестовоздвиженский монастырь, в котором она до этого смиренно несла различные послушания в течение 36 лет с 1845 по 1881 год.

Указом Св. Синода от 26 марта 1890 года в должность настоятельницы обители, с возведением в сан игуменьи, назначена монахиня Серафима, которая и была возведена в этот сан казанским архиепископом Павлом (Лебедевым) 15 апреля, в неделю жен-мироносиц, в Никольском соборном храме Казанского монастыря.

Игуменья Серафима, в миру Анна Петровна Воскресенская, дочь псаломщика. Пострижена в монашество 19 ноября 1876 года. Проходила должность казначеи монастыря; по распоряжению Епархиального Начальства исправляла должность настоятельницы с 26 ноября 1889 года по 25 марта 1890 года. В игуменьи возведена в апреле 1890 года.

15 мая 1894 года игуменья Серафима награждена наперсным золотым крестом. За ревностные труды в деле благоустройства новооткрытого в Казани женского Феодоровского монастыря[34] преподано ей от Св. Синода благословение с грамотой от 15 мая 1901 года. Через два года 6 мая 1903 года награждена золотым наперсным крестом из Кабинета Его Императорского Величества с украшениями. 7 ноября 1903 года игуменья Серафима скончалась от рака желудка и была погребена в ограде монастыря.

На место игуменьи Серафимы единогласно была избрана сестрами обители проживавшая на покое в монастыре, бывшая настоятельница Козьмодемьянского Свято-Троицкого Черемисского женского монастыря игуменья Маргарита, которая и была утверждена в новой должности Св. Синодом 16 января 1904 года.

Новая игуменья Маргарита, в миру Мария Михайловна Максорова была дочерью дьякона села Арина, Царевококшайского уезда. Пострижена в монашество 15 декабря 1881 года. Проходила должность казначеи Казанского монастыря. Указом Св. Синода от 10 февраля 1894 года определена настоятельницей Козьмодемьянского монастыря и возведена в сан игуменьи Казанским архиепископом Владимиром (Петровым) 18 мая того же года. За усердные труды по благоустройству монастыря награждена наперсным крестом 3 апреля 1897 года; согласно прошения уволена на покой, по болезни 27 мая 1898 года с правом проживания в Казанском монастыре.

25 января 1904 года был получен Указ Св. Синода об утверждении бывшей игуменьи Маргариты в должность настоятельницы Казанского монастыря и на другой день, 26 января игуменья Маргарита была введена в новую должность с вручением ей игуменского посоха бывшим благочинным монастырей архимандритом Экзакустодианом.

При её настоятельстве в 1904-1905 годы были произведены некоторые строительные работы. Восточная сторона монастырской стены за ветхостью была сломана и вместо неё хозяйственным способом возведена новая каменная, выше прежней, крытая сверху железом.

В 1906 году был произведен ремонт двух квартир для священников. 4 января 1908 года на монастырской даче близ Архангельской слободы огнём были уничтожены деревянный дом и скотный двор. Они были отстроены вновь.

В 1908 году она открывает специальную мастерскую по пошиву монастырской одежды. 6 мая 1909 года игуменья Маргарита награждается наперсным крестом, выдаваемым из Кабинета Его Императорского Величества.

На её долю выпали тяжкие испытания, связанные с похищением в ночь на 29 июня 1904 года Казанской иконы Божией Матери. Указом Св. Синода от 24 марта 1910 года настоятельница игуменья Маргарита, согласно её просьбе, ввиду болезни уволена от должности. Во исполнение резолюции архиепископа Казанского и Свияжского Никанора (Каменского) 3 апреля 1910 года были проведены выборы настоятельницы монахинями обители в присутствии благочинного монастырей архимандрита Варсонофия, протоиерея Казанского собора А.Зеленецкого и члена Консистории протоиерея В. Мстиславского.

В настоятельницы была избрана казначея монастыря монахиня Варвара, в миру Елизавета Павловна Клесова, 55 лет, дочь мещанина из Оренбурга.

Монахиня Варвара поступила в Казанский монастырь ещё в отроческом возрасте, 13 лет от роду, по решению мещанского общества Оренбургской губернии. Здесь же обучалась чтению и письму. Облечена в рясофор 13 марта 1883 года, пострижена в монашество 17 января 1903 года. Указом Духовной Консистории от 5 августа 1905 года утверждена в должность казначеи. Указом Св. Синода (№ 6430) 12 мая 1910 года утверждена в должности настоятельницы.

Согласно прошения, 18 мая 1917 года была уволена по болезни. Игуменья Варвара осталась жить в монастыре и упокоилась 20 февраля 1922 года.

Тяжёлая доля безвременья, хаоса и уничтожения монастыря досталась последней настоятельнице святой обители монахине Рахиль (Ершовой Анне Гавриловне). Она была дочерью крестьянина починка Поташева Уржумского уезда Вятской губернии. В 1882 году была определена в Покровский женский монастырь Семёновского уезда Нижегородской губернии. Через два года её переводят в Казанско-Богородицкий монастырь, где и постригают в монахини 5 мая 1906 года.[35] 11 марта 1917 года указом Казанской Духовной Консистории утверждена в должности казначеи.

Указом Святейшего Патриарха Московского и всея России Тихона от 4 марта 1918 г. монахиня Рахиль была утверждена в должности настоятельницы святой обители.

За свою подвижническую деятельность игуменья Рахиль указом Святейшего Патриарха и Священного Синода 24 апреля (7 мая) 1920 года награждена крестом, а 12 (25) апреля 1926 года - золотым наперсным крестом с украшениями.[36] В дальнейшем следы её жизни теряются.

О социальном происхождении монашествующих

святой обители. Постороннему человеку монашество нередко представляется однородной массой людей, одетых в черное. Но человеческая природа, похоже, не любит равенства. Социальные различия, принесенные из внешнего мира, не вполне стирались за монастырскими стенами, а кроме того существовали внутренние градации и в самом монашестве.

Автор проанализировал отчеты игумень монастыря более, чем за 100-летний период с 1800 по 1927 год. [37] Статистическая обработка данных об их сословном происхождении дала достаточно полные и объективные результаты, вынесенные в таблицы 2 и 3.

Таблица 2.

Количество монашествующих Казанско-Богородицкого женского монастыря (1800 - 1927 гг.)

Анализируя динамику проживания монашествующих в обители, мы видим тенденцию роста и заметное их увеличение, когда в 1921 году в обители проживало 73 монахини и 258 рясофорных послушниц. Наибольшее же их число наблюдалось в последний предреволюционный 1916 год - 479 монашествующих.

Таблица 3.

Сословный состав монашествующих Казанско-Богородицкого женского монастыря (1800 - 1927 гг.)

Абсолютное большинство монашествующих, как мы видим из таблицы 3, шли в обитель из крестьянского сословия. Монастырь обладал большой притягательной силой в отношении крестьян. Помимо чисто религиозных мотивов, имело значение и то, что, поступая в монастырь, крестьянин поднимал свой социальный статус (и соответственно - престиж своих родственников). Кроме того, монашество избавляло от тех голодовок, которые постоянно преследовали его в мирской жизни. И потому крестьяне старались пристроить своих детей в ближайший монастырь.

Среди монахинь представители самой многочисленной социальной группы населения - крестьянства - составляли от 38 % в 1873 году до 79 % в 1927 году. А среди рясофорных послушниц ещё выше - от 43 % в 1827 году до 90 % в 1927 году.

Подобная картина в конце XIX века в пореформенный период наблюдается в большинстве провинциальных женских монастырей. В их числе и Чистопольский Успенский женский монастырь Казанской епархии. В отчете игумении обители Аполлинарии за 1883 год среди восьми монахинь лишь одна из крестьянства, из восьми рясофорных послушниц - их пятеро, а среди пятидесяти пяти послушниц белиц уже 43 (или 78 %).[38]

Среди монахинь Елабужского Казанско-Богородицкого женского общежительного монастыря Вятской епархии выходцы из крестьянского сословия - составляли от 50 % в 1875 году до 79 % в 1914 году. А среди рясофорных послушниц и ещё выше - от 52 % в 1869 году до 81 % в 1914 году.[39]

Заметное место в пополнении Казанско-Богородицкого монастыря занимали представительницы мещанского сословия. Среди монахинь их было от 15 % в 1927 году до 25 % в 1873 году. Среди рясофорных послушниц - от 8 % в 1916 году до 26 % в 1873 году.

В казанском монастыре мало представителей купечества, офицерских дочерей, выходцев из высших сословий российского общества, которые предпочитали больше столичные монастыри.

Отметим и незначительную долю пополнения монастыря из духовенства, особенно в пореформенный период. Хотя среди рясофорных послушниц их число несколько больше нежели среди монахинь.

За рассматриваемый период среди монашествующих из дворянского сословия нами выявлено 17 человек: пять монахинь и двенадцать рясофорных послушниц. Среди них настоятельницы обители - монахиня София (княжна Любовь Болховская), монахиня Аркадия (Анна Ивановна Макарова).

Среди монашествующих Елабужского Казанско-Богородицкого женского монастыря было всего десять дворянок и только две из них приняли монашеский постриг. Это монахиня Евпраксия (Софонеева Екатерина Федоровна) и монахиня Мареопила (Анферова Мария Спиридоновна).

Своеобразное «хождение» дворянок и разночинок в послушницы было примечательным явлением тех лет, оставшимся, к сожалению, почти незамеченным в нашей литературе. Думается, оно было связано с общим настроением «возвращения долга народу», которым жило молодое поколение «шестидесятников». Юноши и девушки становились сельскими учителями, врачами, фельдшерами, занимали другие должности в земстве. Многие молодые люди шли в революционные кружки.

Девушки, имевшие религиозное мировоззрение, предпочитали общины или монастыри с благотворительным уклоном. В этих общинах они работали бок о бок с мещанками и крестьянками. Некоторые из этих последних сознательно отказывались от замужества ради религиозного поприща, у других не сложилась личная жизнь, третьи (особенно рано овдовевшие бездетные женщины) бежали в общины от гнета большой патриархальной семьи, надеясь найти себе здесь приют и трудиться равными среди равных.

В XIX - начале XX века монастырь формировался в основном из числа прихожан православных общин Казанской и Вятской губерний. Так, в 1910 году среди монашествующих обители выходцы из этих губерний составляли до 93 %. Но были монашествующие и издалека: из Вологодской, Курской, Нижегородской, Орловской, Пензенской, Симбирской, Ярославской губерний.

Посещение монастыря высочайшими особами. С Казанской иконой Божией Матери связаны имена всех монархов династии Романовых - ни одного важного события в своей жизни или жизни «Богом вверенного им государства» они не начинали и не заканчивали иначе как перед этой святыней. В монастырь за его многовековую историю непременно направлялись все царствующие особы при посещении Казани.

В мае 1722 г. по пути в свой последний Персидский поход, Казань посетил Петр I. Он осмотрел не только весь город, но и монастыри, в том числе 28 мая - Казанско-Богородицкий.

Спустя 45 лет, в 1767 г. наш город посетила императрица Екатерина II. 28 мая царствующая особа в Богородицкой обители отстояла божественную литургию и приложила к Казанской чудотворной иконе Божией Матери небольшую бриллиантовую корону и такую же корону к иконе Спасителя.

В воротах монастыря Екатерину ждала встреча с престарелым 91-летним Н.Н.Кудрявцевым,[40] бывшим вице-губернатором Казани, который при Петре I организовал казанское адмиралтейство. Кудрявцев, тронутый лаской и вниманием императрицы, подарил ей цуг - шесть замечательных вороных коней в упряжи, а она в ответ прислала ему золотую табакерку.

В письме к Н.И. Панину[41] государыня так рассказывала о своем посещении монастыря: «...скажите брату вашему, что я была в здешнем девичьем монастыре, где у ворот встретил меня его дедушка, Кудрявцев, и так мне обрадовался, что почти говорить не мог; я остановилась и с ним начала говорить, и он мне сказывал, что он очень слаб и почти слеп, и как он головою все подвигался, чтобы меня видеть, то я гораздо к нему подвинулась, чем он казался весьма доволен: он уже ни ходить, ни одеваться не может, его водят».[42]

30 мая 1798 года во время посещения Казани император Павел I и Великие князья Александр Павлович и Константин Павлович участвовали при закладке нового каменного Казанского собора во имя Божией Матери. Император собственноручно положил первый камень в основание будущего храма.

28 августа 1817 года монастырь посетил младший брат императора Николая I Великий князь Михаил Павлович. Он приложился к Казанской иконе Божией Матери и иконе Спасителя. Посетил игуменью Назарету в её келье.[43]

18 августа 1836 года при посещении Казани, монастырь почтил своим вниманием российский император Николай I.

20 июля 1837 года святую обитель посетил наследник престола цесаревич Александр Николаевич.

В свой последний приезд в 1871 году, в наш город, Государь император Александр II с наследником престола Александром (будущим императором Александром III) и Великим князем Владимиром Александровичем посетил холодный собор и приложился к Казанской чудотворной иконе Божией Матери. Игуменья Анфия преподнесла императору список с чудотворной иконы в ризе шитой золотом.[44]

Священнослужители монастыря. Сведения о первых священнослужителях монастыря и их количестве до нашего времени не сохранились. Но несомненно, что еще в первый год учреждения Казанского монастыря, при Архиепископе Иеремии были уже назначены особый священник, диакон и причетник; а со времени построения в обители нескольких церквей и с увеличением числа сестер, живших в нем, увеличилось и число членов клира.[45]

Из описания чудес от новоявленной Казанской иконы Божией Матери, составленного патриархом Гермогеном в 1594 году, видно, что в то время уже существовал обычай по воскресным дням приходить священникам монастыря, а значит их было уже несколько, в Кафедральный Благовещенский собор с явленной иконой.

Из ведомости, составленной в 1739 - 1741 годах, видно, что в монастыре служили до одиннадцати священнослужителей.

С введением при Екатерине II монастырских штатов, в 1764 году, Казанский монастырь был причислен ко II классу и штат клира сократился до пяти священнослужителей.

В 1809 году при правлении Александра I Казанский женский монастырь был возведен в первый класс и штат клира был увеличен до двенадцати священнослужителей.[46]

В переписной книге Казани за 1646 год в числе духовенства Казанского монастыря назван протопоп Роман Климентьев. При митрополите Казанском Лаврентии II (на кафедре 1657 - 1672) был в монастыре священник по имени Зотик.

В 1704 году служил священник Козьма Никифоров сын Москвитин, в монашестве Киприан. В 1739 году протопоп сей святой обители Иоанн Филиппов участвовал в миссионерской деятельности новокрещенской конторы. В 1782 году при монастырском соборе состояли: протоиерей Алексий Ионин, священники: Иоанн Яковлев и Стефан Димитриев. После упокоения протоиерея Иоанна был назначен из Оренбурга протоиерей Преображенского собора Александр Иванов.

В 1795 году были священники Феодор Сергеев, переведенный из Нижегородского Архангельского собора и священник Павел Данилов. Кроме протоиерея и двух священников, в это время были два диакона, два дьячка, два пономаря и один сторож. При протоиерее Иванове был прислан в Казанский монастырь «для чтения псалмов и канонов», обратившийся из раскола в православие, священник Бугульминского Духовного правления Иван Феодоров.

В связи с увольнением на покой по старости и болезни Александра Иванова, протоиереем Казанского собора с 1 января 1796 года назначается Сергий Александров.

В 1810 году Казанским архиепископом Павлом протоиереем Казанского собора был назначен протоиерей Симбирского Спасского собора Иоанн Каменский, с 1822 года - бывший ключарь кафедрального собора протоиерей Андрей Мироносицкий.

6 октября 1826 года на протоиерейское место в Казанский монастырь переводится протоиерей Грузинской церкви Иаков Семенов, профессор философии Казанской Духовной семинарии. Он же был благочинным монастыря и членом Казанской Духовной консистории.

В 1831 году в Казанский монастырь определяется священник, магистр богословия Алексей Флоренсов из Ягодной слободы. В 1839 году в монастырском доме проживали церковники Казанского собора Капитон Иванов и Евлампий Дроздов, не имевшие своих домов.

В XIX - начале XX вв. в монастыре, имевшем четыре храма, был довольно большой причт - четыре протоиерея и священника. Назначение в Богородицкий монастырь было весьма почетным, кандидатуры тщательно отбирались среди священников, служивших уже много лет и имевших безупречную репутацию.[47] Наибольшим уважением монахинь и посетителей пользовались служившие в монастыре:

в 1832 - 1873 гг. - священник Петр Фомич Воскресенский (1805 -1873), выпускник Казанской Духовной семинарии (1826). Похоронен на Арском кладбище; [48]

в 1847 - 1874 гг. - священник Петр Васильевич Масловский, выпускник Санкт-Петербургской Духовной академии, до назначения в монастырь много лет служил смотрителем Чистопольского Духовного училища. 9 декабря 1874 года после литургии, совершенной им, произнеся слова: «с миром изыдем», вышедши из царских врат для чтения заамвонной молитвы, упал и мирно скончался; [49]

в 1854 - 1869 - протоиерей Флегонт Тихонович Талантов († 1869), выпускник Московской Духовной академии (1820 г.), до назначения в монастырь 30 лет преподавал в Казанской Духовной семинарии гражданскую историю и в императорском университете церковную историю;

в 1869 - 1887 - протоиерей А.Н. Иорданский, выпускник Московской Духовной академии, магистр богословия, профессор Казанской Духовной семинарии. Был благочинным городских церквей и в течении 12 лет состоял действительным членом конференции Казанской Духовной академии.

в 1873 - 1906 гг. - священник Александр Александрович Нелидов († 1909), выпускник Казанской Духовной семинарии (1848);

в 1887 - 1905 гг. - протоиерей Василий Степанович Братолюбов († 1909), выпускник Санкт-Петербургской Духовной академии 1867 г., до назначения в монастырь много лет преподавал во 2-й казанской гимназии. В 1909 г. был удостоен редкой для священника награды - его жене и детям пожаловано потомственное дворянство;

в 1905 - 1912 гг. - бывший ректор Казанской Духовной семинарии, протоиерей Александр Федорович Зеленецкий († 29 мая 1915),[50] выпускник Казанской Духовной академии 1868 г., до назначения в монастырь служил в кафедральном соборе. Написал подробный труд по истории монастыря, не утративший своего значения до наших дней.

С октября 1913 по апрель 1916 года на место второго священника женской обители архиепископом Казанским и Свияжским Иаковым (Пятницким) в Казанскую епархию был переведен о. Феодор (Гидаспов) (род в 1877 г.). Он также был законоучителем монастырской церковно-приходской школы и лектором особо популярных в то время в православном народе религиозно - нравственных чтений во Владимирской читальне при Покровской церкви г.Казани.

С 7 апреля 1916 г. о. Феодор стал настоятелем Пятницкой (новой) церкви, где и был расстрелян большевиками 12 ноября 1918 г.[51] После расстрела о. Феодора, супруга его Елизавета Григорьевна Гидаспова осталась одна с пятью несовершеннолетними детьми на руках.[52]

До 1881 г. причт жил в деревянных зданиях, расположенных в западной части монастыря, в Пятницком переулке, а с 1881 г. разместился в большом доме на ул. Большая Красная (Казанская), купленном монастырем у купца Семена Борисовича Мурзаева (ныне Большая Красная, 10).[53]

Похищение Казанской явленной чудотворной иконы Божией Матери. Подходил к концу июнь 1904 года. Казанские обыватели лениво следили за событиями далёкой и не совсем понятной войны на восточных окраинах империи, с заметным интересом обсуждали городские новости и тщательно готовились к большому церковному празднику обретения чудотворной Казанской иконы Божией Матери, который ежегодно отмечался 8 июля. Но праздник не состоялся. Икона была похищена.

В ночь на 29 июня 1904 года, в монастыре было совершено дерзкое и неслыханное святотатство: пропала явленная в 1579 году Казанская чудотворная икона Божией Матери и чудотворная икона Спасителя, обе в драгоценных ризах, украшенных жемчугом, бриллиантами и камнями. Стоимость риз оценивалась не менее, чем в 100 тысяч рублей. Не доставало также 365 рублей, не занесенных в церковные книги.[54]

В первом часу по полудни обитель посетил казанский архиепископ Димитрий (Ковальницкий). С прискорбным чувством молился он в осиротелом храме; слезы душили не только его одного, но и всех присутствующих прихожан.

Печальна была православная Казань в день празднования явления чудотворного Образа 8 июля. В Богородичном храме служил сам Высокопреосвященный Владыка вместе со своим Викарием, Преосвященным Хрисанфом, епископом Чебоксарским.

«Не празднично на душе у всех нас, собравшихся здесь: и священнослужителей, и молящихся и, в особенности, сестер сей святой обители - начал свою проповедь Владыка Димитрий. Как благоговела всегда Казань пред своей великой святыней! Как дорожила она этим явленным знаком особой милости к своему граду Царицы Небесной!

Кто из тысяч и тысяч казанцев в течение трех веков не молился пред чудотворной иконой? Сколько здесь, пред святой иконой, слышалось вздохов в беде и напастях! Сколько пролито пред Пречистым Образом слез в тяжком горе и печали! Вздохов глубоких, слез горьких! Но и сколько облегчения, сколько утешения и радости духовной уносили отсюда все, с крепкой верой и несомненной надеждой... Дикий изверг человечества похитил святыню, ограбил с неё драгоценные украшения, и, - страшно вымолвить, но, по-видимому, теперь несомненно, святую сжёг!

Смутилась и поражена тяжкою печалью Казань. Весть о невероятно гнусном, ужасном преступлении, глубокой скорбью отозвалась во всей православной России. Потому что в Казанской иконе Пресвятая Богородица явила свое покровительство не над Казанью только, а над всей русской землей...

Попущением Божиим, злой человек похитил у нас наше сокровище, и, быть может, истребил. Но мы крепко надеемся, что Пресвятая Дева не лишила нас своей милости».[55]

Сильное и глубокое впечатление произвело на всех молящихся прочувственное слово духовного Витии - Архипастыря Казанского, который, несомненно, был более всех удручен потерей драгоценной святыни Казанской.

Известие о неслыханном святотатстве в Казани распространилось за пределы не только Казани, но и России, что имело далеко идущие последствия. Так, Константинопольский патриарх Иоаким III, повелел написать точный список с древней и почитаемой иконы Божией Матери Паммакристы («Всеблаженнейшей») , находящейся в патриаршем храме св. Великомученика Георгия. По определению константинопольского Св. Синода исполненная копия с иконы была переправлена в Санкт-Петербург митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому высокопреосвященному Антонию с просьбой переслать её в дар Казанскому монастырю.

С благоговением и церковной торжественностью список с иконы Божией Матери Паммакристы был встречен благочестивыми казанцами. Со 2 по 14 декабря 1905 года при большом стечении прихожан происходили торжественные богослужения во Владимирском, кафедральном Благовещенском соборах, в Казанском Богородичном женском монастыре.

В честь святой иконы Божией Матери Паммакристы Константинопольский патриарх Иоаким III установил особое празднество, приурочив его к 1 сентября. 29 августа 1905 года в Константинополе вышло особое «Последование Вечерни, Утрени и Литургия в честь иконы пресвятой Богородицы «Всеблаженной» на греческом языке, составленное по повелению патриарха. В 1906 году эта служба была переведена в Казани с греческого на церковно-славянский язык. Икона была установлена на место похищенной святыни.

Забегая вперед, скажем, что это было не последнее святотатство, совершенное в Казани по отношению к иконе Богородицы. Икона Божией Матери Паммакристы («Всеблаженнейшей») находилась в Богородицком монастыре вплоть до его уничтожения в начале 30-х годов XX века, а затем священнослужителями и верующими была перенесена в Петропавловский собор. Её по каким-то причинам не перенесли в церковь Ярославских чудотворцев, как остальные, и после возвращения собора в ведение Казанской епархии (13 июля 1989 года) этой иконы в нём уже не было. Список с неё ныне находится в Никольском соборе.

5 мая 1908 года патриарх Константинопольский Иоаким III, на имя игуменьи Казанского монастыря Маргариты, прислал в благословение Казанской обители новый священный дар - Иверскую икону Божией Матери, именуемой «Вратарницею». Икона была написана на доске из кипарисового дерева. С подобающей честью она была внесена из кельи игуменьи протоиереем Александром Зеленецким перед всенощным бдением в Никольский соборный храм.

2 июля 1908 года монастырь получил в дар от его блаженства, блаженнейшего патриарха Иерусалимского и Палестинского Дамиана Святой Крест Господен, который был привезен в Казанскую Богородичную женскую обитель монахиней монастыря Арсенией,[56] которая путешествовала в Иерусалим на поклонение Гробу Господню и другим святым местам Палестинским.

На обратной стороне креста находилась надпись: «Сей крест, содержащий частицу камня от Св. и Трепетной Голгофы и освященный на Св. и Живоносном Гробе Господнем, препровождается в благословение в Казанский Богородицкий девичий монастырь. Святой град Иерусалим. 1908 года, июня 4 дня».

Сей крест был торжественно перенесен из кельи игуменьи в летний Казанский собор. В воскресенье 6 июля, после вечернего богослужения, был прочитан акафист страстям Господним и совершено поклонение Святому Кресту Господню.

Следствие и судебный процесс по делу кражи чудотворных икон Казанской Божией Матери и Спасителя. Город день ото дня наполнялся самыми невероятными слухами. От императора на имя казанского губернатора, тайного советника Петра Алексеевича Полторацкого, якобы, была получена телеграмма, в которой предписывалось, во что бы то ни стало, разыскать как виновных, так и всё похищенное из монастыря, с предупреждением, что если не будут обнаружены преступники и похищенное, то чины полиции будут уволены от занимаемых должностей. Эти разговоры циркулировали более всего в средних слоях населения.[57]

Среди церковнослужителей и монахинь распространилось мнение, что похищение было осуществлено при содействии уволенного из монастыря бывшего дьякона Григория Рождественского и монастырского караульщика Федора Захарова; другие же считали, что это дело рук старообрядческой секты поморцев. Многие считали, что настоятельница обители монахиня Маргарита нерадиво относится к своим обязанностям, что монастырь плохо охраняется.

На страницах местной печати в ходе следствия и судебного процесса формировалось резко отрицательное общественное мнение к обвиняемым. В газетах помещались репортажи и статьи с такими заголовками, как «Святотатство в монастыре».[58] После поимки главного подозреваемого -«Похищение икон Чайкиным», его портреты, под которыми ставились подписи: «Чайкин - похититель святой иконы». Сила этого общественного мнения была настолько велика, что даже защитник Стояна (Чайкина), присяжный поверенный Тельберг в своей речи на суде сказал: «Даже я, когда получил приказ суда о назначении меня к исполнению обязанностей и пошёл знакомиться с делом, то, предложи мне кто-нибудь вопрос «кто похитил икону?», я бы, вероятно, ответил: Чайкин».[59]

Напряженность первых недель усугубило анонимное письмо с угрозами по отношению к святой обители и архиепископу Димитрию, которое 13 августа получил по городской почте настоятель Собора монастыря протоиерей Братолюбов.

В ответ на это Казанское жандармское управление усилило контроль за местными социалистами-революционерами, но взрыва не последовало. Возможно, это была лишь шутка подгулявшей гимназической или студенческой молодежи, а, может, в это письмо была заложена и реальная угроза, ведь развитие революционных идей в среде учащейся молодежи города в это время шло стремительно.

В этой нервозной обстановке требовались энергичные и быстрые меры по розыску преступников. К чести казанской полиции, она достаточно быстро, уже к 3 июля, вышла на след грабителей. Полицейская хроника тех дней подробно описывает детали этого преступления.

При осмотре примыкающего к монастырю сада Попрядухина в кустах акации были найдены: «два кусочка шелковой ленты, десять жемчужин и металлический брелок», признанные священником Нефедьевым и монахиней Варварой, которая длительное время заведовала золотошвейной мастерской монастыря, за предметы, снятые с похищенной иконы Божией Матери.

Допрошенный на следствии, в качестве свидетеля, монастырский сторож Федор Захаров, свидетельствовал, что в час ночи на Петров день (29 июня) он пошел с монастырского двора в сторожку, но подходя к колокольне услышать шорохи у двери собора. Едва он успел вскрикнуть, как был окружен вооруженными револьвером и ножами четырьмя мужчинами. Преступники столкнули его в подвал и закрыли дверь. Спустя некоторое время, он увидел, проходившую к игуменскому корпусу послушницу Татьяну и только тогда он решился закричать.[61]

Первоначальные розыски не дали указаний на лиц, свершивших святотатство, но 2 июля смотритель Александровского ремесленного училища Владимир Вольман заявил полиции, что 22 июня золотых дел мастер Николай Максимов заказал в мастерской училища щипцы - «разжим для растяжения» и взял их через три дня.25 июня. Смотритель предположил, что этими щипцами можно было бы взломать замки при совершении кражи из монастыря.

В тот же день Максимова доставили в полицию. Поначалу он отрицал факт заказа щипцов, но, уличенный Вольманом и его помощником Андреевым, сознался, сказав, что сделал это по поручению своего давнего покупателя Федора Чайкина, который пригрозил ему смертью, если тот его выдаст.

В ночь с 3 на 4 июля в квартире на первом этаже дома купца Павла Андреевича Шевлягина, которым управлял лавочник Нефедьев, находящегося в 4-ой части города, в 98 квартале, на углу улиц Муратовской и Односторонки Кирпично - Заводской,[62] что в Академической слободе (своё название слобода получила из-за расположенности вблизи здания Духовной академии - ныне в ней находится 6-я горбольница), которую снимал Чайкин, казанским полицмейстером П. Панфиловым был произведен обыск. Но ничего из похищенного найдено не было. Сам же Чайкин за несколько часов до обыска вместе со своей сожительницей Прасковьей Кучеровой покинул город, уплыв вверх по Волге на пароходе «Ниагара» в сторону Нижнего Новгорода. Решили задержать их по прибытии на место, что и было сделано 5 июля.

В то же время следствие выяснило, что Максимов второго июля занимался продажей жемчуга, очень похожего на украденный с ризы. Это заставило полицмейстера произвести повторный, более тщательный четырехдневный обыск в квартире подозреваемого Чайкина. В результате долгих поисков «удалось обнаружить, спрятанные на кухне, на поду русской печи и в других местах 205 зерен жемчуга, 26 обломков серебряных украшений с камнями, 72 золотых и 63 серебряных обрезков от ризы, пластинка с надписью «Спас Нерукотворный».

При осмотре преддиванного стола, стоявшего в зале, было замечено отверстие, выдолбленное в одной из его ножек, где оказалось 6 ниток жемчуга, 246 жемчужин, 439 разноцветных камней, несколько серебряных гаек и обломков украшений и проволока. В чулане заднего крыльца квартиры найдены ещё 3 жемчужины и серебряная проволока, в железной печи - 17 петель, 4 обгорелые жемчужины, кусочки слюды, 2 гвоздика, загрунтовка с позолотки и обгорелые кусочки материи... Кроме того, в квартире Чайкина были найдены плавильная лампа, роговые весы и черновик телеграммы следующего содержания: «Город Обоянь, Долженская волость, Ананий Комов, выезжай немедленно в Казань Федор». [63]

В овраге, рядом с домом Шевлягина послушницей монастыря Хашевой[64] были найдены три долота, ножницы для резки металла. Таким образом, факт уничтожения риз и окладов икон был налицо.

По материалам следствия с 25 по 29 ноября 1904 года в Казанском окружном суде, при участии присяжных заседателей в количестве двадцати человек, под председательством бывшего городского головы, члена Казанской судебной палаты С.В. Дьяченко[65] состоялось слушание дела о похищении чудотворной явленной Казанской иконы Божией Матери. Старшиной присяжных заседателей был избран профессор Казанского университета Н.П. Загоскин.[66] Было определено проводить заседания суда с 10 до 24 часов с перерывами на обед и ужин.

По материалам следствия были допрошены и привлечены к ответственности шесть человек: крестьянин села Жеребца, Жеребцовской волости, Александровского уезда, Екатеринославской губернии, профессиональный похититель икон Варфоломей Андреевич Стоян, он же Федор Иванович Чайкин, 28 лет; крестьянин села Долженкова, Долженковской волости, Обоянского уезда, Курской губернии, карманный вор Ананий Тарасович Комов, 30 лет; мещанин г. Казани, монастырский караульщик Федор Захаров, 69 лет; запасной младший унтер-офицер из казанских цеховых, ювелир Николай Семенович Максимов, 37 лет; мещанка г. Мариуполя, Екатеринославской губернии, сожительница Стояна-Чайкина Прасковья Константиновна Кучерова, 25 лет; мещанка г. Ногайска, Таврической губернии Елена Ивановна Шиллинг, 49 лет, мать Кучеровой.

У Варфоломея Стояна было несколько паспортов на различные фамилии, в том числе и на Федора Чайкина. Поэтому судебный процесс по определению газетчиков остался в истории как «Дело Чайкина».[67] Это был не только профессиональный похититель икон, но, несмотря на свои молодые годы, и закоренелый преступник. В Ростове-на-Дону он выстрелил из револьвера в городового, при задержании бежал; совершил кражу драгоценностей из Ярославского мужского монастыря, а также из Казанско-Богородицкой церкви в гор. Туле; в 1902 году бежал из Златоустовской тюрьмы, где отбывал наказание за кражу денег в единоверческой церкви.[68] И это только небольшая часть его преступлений, зафиксированная унтер -офицерами Казанского губернского жандармского управления.

Стоян-Чайкин специально, более, чем за полгода до кражи, приехал в Казань, чтобы совершить это дерзкое преступление. Понятно, что в одиночку он не смог бы это осуществить, поэтому телеграммой вызывает своего старого приятеля, карманного вора Анания Комова, входит в преступный сговор с казанским ювелиром Николаем Максимовым и монастырским караульщиком Захаровым.

Преступники юлили, сваливали вину друг на друга, «путались» в показаниях. Большую часть драгоценностей, украшавших иконы, удалось вернуть. Но следов чудотворных икон обнаружить не удалось. Ни Стоян-Чайкин, ни другие обвиняемые то ли из страха перед Божией карой, то ли по каким-то иным мотивам хранили полное молчание о самих иконах.

«Спрошенная, как при дознании, так и на следствии, проживавшая в одной квартире с Кучеровой дочь её Евгения (ей в ту пору было 9 лет) показала: накануне Петрова дня, поздно вечером, Чайкин ушёл из дома вместе с Ананием Комовым, приехавшим за несколько дней перед тем, в Казань, причём каждый из них взял с собою, шпаеру (револьвер): а после того, проснувшись на рассвете, она увидела, что Чайкин рубит «секачём» (большим ножом) икону Спасителя, а Комов топором - икону Божией Матери. Разрубленные иконы были положены в железную печь, после чего бабушка (Елена Шиллинг) зажгла иконы... она видела, как Чайкин и Комов резали похищенные ризы ножницами, а мать её резала жемчуг...».[69]

Девочка также рассказала, что за несколько дней до этого они вместе с Комовым ходили в город, где повстречали сторожа монастыря Захарова и по-дружески поздоровались с ним. Впоследствии Евгения Кучерова неоднократно меняла свои показания, по-детски легко отказывалась от предыдущих, явно придумывала новые. Следствие с большим недоверием относилось к ним, тем более что свидетели и обвинения, и защиты единодушно указывали на такие черты её характера, как лживость и ветреность.

Тем не менее 8 июля в селе Долженкове был задержан Ананий Комов. У него обнаружили револьвер, золотой медальон с девятью жемчужинами, а у родственников - портмоне с деньгами на внушительную сумму по тем временам сумму в 540 рублей. Эксперты в свою очередь провели сличение почерков и пришли к выводу: черновик телеграммы, найденной в квартире Чайкина, был написан рукой ювелира Николая Максимова.

Сам Чайкин, чтобы свалить вину на Максимова, свидетельствовал, «…вечером 28 июня он был дома, лёг спать часов 8 - 9 вечера и ночью никуда не ходил: на второй или третий день после Петрова дня (29 июня) он купил за 750 рублей у Максимова, пришедшего к нему на квартиру, две ризы с икон Спасителя и Казанской Божией Матери, зная, что они похищены в Казанском монастыре; ризы были куплены изрезанными, и он скрыл их в печи, а камни и жемчуг спрятал в ножку стола...».[70]

Максимов же утверждал: «После кражи из монастыря Чайкин на мои вопросы о судьбе икон сказал: «Я порубил, побросал в печку, мать заставил сжечь; она сожгла и плакала - мамаша у нас плаксивая».

Как показало следствие, тогда же, Максимов по просьбе Чайкина, продемонстрировал как расплавляется золото и получил от него жемчуг, который и продал.[71]

Действительно, в железной печи были найдены не только обгорелые жемчужины, кусочки слюды, гвоздики и петельки с риз, но и загрунтовка с позолотой, что неопровержимо доказывает уничтожение не только риз и окладов, но и самих икон.

Вина преступников была доказана, и они были приговорены к различным срокам заключения: Варфоломей Андреевич Стоян к лишению всех прав состояния и ссылке на каторжные работы на 12 лет, Ананий Тарасович Комов к лишению всех прав состояния и ссылке на каторжные работы на 10 лет, Николай Семенович Максимов к лишению всех особых, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и воинского звания и отдан в исправительные арестантские отделения на 2 года и 8 месяцев, Прасковья Константиновна Кучерова и Елена Ивановна Шиллинг к тюремному заключению на 5 месяцев и 10 дней каждая, Федор Захаров оправдан.[72]

После оглашения приговора, как свидетельствует пресса, «публика вышла из зала суда в подавленном состоянии».

Действительно, ответ на самый главный, самый волнующий вопрос: где икона? - так и не был дан.

«Прошло немало лет, но и сейчас эта покрытая тайной кража вызывает неподдельный интерес у всех любителей отечественной истории. И кто знает, может, со временем завеса над этой тайной приоткроется...». Так считает один из современных исследователей этого запутанного дела Георгий Милашевский.[73]

Последствия совершенного кощунства с трудом поддаются осмыслению. Напомним только, что следом наступил трагический для России -год 1905 с его и последующими известными историческими событиями.

Сам Стоян-Чайкин немного не дожил до февральской революции и умер в Шлиссельбургской крепости в 1916 году в возрасте 40 лет. Перед смертью его решил исповедовать священник, но Чайкин отказался и ещё раз подтвердил, что он не верит ни в Бога, ни в чёрта и что он в 1904 году самолично сжёг икону, чтобы доказать, что никакая она не святая.

В этом исследовании уместно привести и другую точку зрения по поводу украденной иконы, имеющую место среди казанского духовенства. По этой версии была сожжена не явленная Казанская икона Божией Матери, а её список.

По воспоминаниям монахини Марии (Борисовой), её дед рассказывал ей, что после революционных событий 1917 года он работал на одном из казанских заводов вместе с одним из соучастников похищения. И в разговорах тот клятвенно уверял его, что икона ими не была уничтожена, но о месте её нахождения он умалчивал.

Ещё во время судебного процесса у многих вызывало неподдельное удивление поведение настоятельницы обители игумении Маргариты. При даче свидетельских показаний её состояние было удивительно спокойным. Она больше заботилась о возвращении драгоценного оклада, чем о иконе.

Небезинтересно и то, что дело о похищении иконы продолжалось вплоть до 1914 года и было прекращено по личному настоянию Григория Распутина.

В 1950 году послушница игуменьи Маргариты монахиня Агафья раскрыла Казанскому архиепископу Сергию (Королеву) тайну поведения настоятельницы монастыря на знаменитом судебном процессе. Ввиду того, что было несколько попыток украсть чудотворную икону, настоятельница на ночь, после вечернего богослужения выставляла список с иконы, а подлинная в это время находилась у неё в келье. Так было и в ночь кражи. Поведавшая эту историю монахиня Агафья упокоилась в 1996 году.

Предание о том, что была украдена не явленная икона передается из поколения в поколение и многие православные верующие считают, что чудотворная икона находится в кладбищенском храме Ярославских чудотворцев.

Некрополь монастыря. Летом 2000 года археологическая экспедиция «Казанский Кремль» осуществила раскопки на территории бывшего Богородицкого женского монастыря. Цель археологических исследований - поиск следов разрушенного в 1930-е годы летнего (холодного) храма, а также находящейся в нём пещерного храма.[74]

В настоящее время место, где стоял бывший храм (хозяйственный двор табачной фабрики), заасфальтировано. Поиски сохранившихся руин холодного храма начались в первой половине июня 2000 года разведками геофизического отряда геологического факультета Казанского университета под руководством профессора З.М.Слепака.

Раскопками обнаружены следы искомого сооружения - разрушенного Летнего (холодного) храма, вернее часть его апсиды. Весьма любопытно, что первая, более ранняя апсида была сооружена из белого известняка. Расширив раскоп в западном направлении археологи вышли на следы ещё одной апсиды, более поздней по времени строительства, сложенной из красного обоженного кирпича.

Таким образом, были обнаружены следы в их алтарной части последнего храма (начало XIX века), а также более позднего, построенного в конце XVII века.

В раскопе выявлены и археологически изучены и другие объекты. Среди них наиболее интересны остатки прицерковного кладбища, где, очевидно, были похоронены настоятельницы монастыря, монахини и священники.

Особый интерес представляет сохранившийся кирпичный склеп размерами 230 на 120 см, со сводчатым перекрытием. В нём было расчищено погребение женщины в деревянном гробу с железными ручками по бокам. Она была положена в одежде (куски ткани черного цвета), вытянута на спине, головой на запад. На голове - шапка (скуфья) с меховой оторочкой, на ногах - кожаная обувь. Рядом лежала стеклянная бутылочка-флакончик. В области груди обнаружен перламутровый крест.

Рядом, но не в склепе, а в могильной яме на глубине 254 см от современной поверхности, обнаружено погребение 2, костяк которого сохранился плохо, будучи разрушенным погребением 3. Последнее - это захоронение схимонахини в деревянном гробу, обтянутом с наружной стороны зеленой парчой. Ориентирована головой на запад-юго-запад. Умершая лежит в одеянии; на голове сохранилась шапка-скуфья с меховой оторочкой и схима-ткань с нанесёнными на ней текстами молитв и изображениями крестов. В районе головы с левой стороны - чётки из ниток. Представляют интерес обнаруженные в районе груди кресты хорошей сохранности, сделанные из кипарисового дерева. В районе ног (без обуви) лежала стеклянная бутылочка.

Кроме вышеописанных, было обнаружено ещё пять погребений (всего, таким образом, восемь), большинство которых плохо сохранились, ибо разрушены в более позднее время. Не исключено, что пострадали они во время взрыва храма. Об этом, кстати, свидетельствуют неоднократные находки разрозненных человеческих костей, в том числе и 33 черепа (есть и детские), на разных участках раскопа. 5 черепов и около 30 берцовых костей из указанного количества лежали кучей в центре апсиды на глубине 180 см от современной поверхности. Все погребения, по мнению археологов, относятся к XIX веку.

Отметим, что настоятельницы Казанско-Богородицкого девичьего монастыря погребались на территории обители. Так, напротив алтаря главного монастырского храма в честь Казанской иконы Божией Матери были сооружены два памятника из опокового (известнякового) камня, находящиеся под одной крышей за чугунной оградой. Под первым памятником упокоились три сестры княжны Болховские: схимонахини Варвара (Вера Борисовна) и Нектария (Надежда Борисовна) и их младшая сестра Любовь Борисовна (1737- 21 апреля 1807), нареченная в 1792 году Софией, которая была настоятельницей сей обители в 1801-1807 годах.[75]

Под вторым памятником упокоилась игумения Маргарита († 6 октября 1847). Настоятельницей была в 1846-1847 годах.

На территории обители было ещё одно захоронение бывшей настоятельницы монастыря игумении Аркадии (Анна Ивановна Макарова) († 16 декабря 1860). Настоятельницей была в 1847-1849 годах.[76]

За алтарём главного монастырского храма упокоилась игумения Досифея (Анна Веревкина) († 23 августа 1865). Настоятельницей обители была в 1849-1865 годах.

На монастырском кладбище упокоились священники, умершие в период службы, а монахинь обычно хоронили на погосте Кизического монастыря.[77] А в советское время их хоронили на Арском кладбище.

Монастырь в годы советской власти. В начале XX века обитель считалась одной из самых благоустроенных и богатых в Казанской епархии. К 1917 году монастырь имел налаженное свечное производство, живописную и золотошвейную мастерские, пасеку, плодоносящий сад, дойное стадо. Но с приходом к власти большевиков на Православную Церковь воздвиглись неисчислимые гонения. Храмы разрушались, священнослужители высылались или расстреливались, святыни уничтожались. Все тяготы этих ужасных гонений претерпел на себе и Казанский Богородицкий монастырь.

После событий октября 1917 года государственно-религиозные отношения в стране вступили в новую фазу своего развития. Их суть определялась нетерпимостью идеологии большевизма к религиозному инакомыслию. Декрет СНК от 23 января 1918 года «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» стал программным документом религиозной политики нового государства, который декларировал невмешательство государства в дела Церкви.

Декрет ставил РПЦ в жёсткие рамки запретов и ограничений: она теряла право юридического лица, лишалась всего имущества, движимого и недвижимого, и права владеть им. Отныне церкви и монастыри могли лишь пользоваться «бесплатно» своим имуществом с разрешения местной или центральной власти. При этом полученное «в бесплатное пользование» имущество подлежало налогообложению как объект «частного предпринимательства». Во исполнение этого декрета у Церкви сразу же были отобраны шесть тысяч храмов и монастырей как «особо ценные памятники» истории или архитектуры, подлежащие переходу под охрану государства. Были закрыты и банковские счета религиозных организаций.

С резким осуждением действий большевиков в своём новогоднем послании 1 января 1918 года выступил Патриарх Московский и всея России Тихон. «Забыли вы господа! Бросились за новым счастьем, стали бегать за обманчивыми тенями, прильнули к земле, к деньгам, упились вином свободы, - и так, чтобы всего этого достать как можно больше, взять именно себе, чтобы другим не оставалось. Заботимся о том, что приходит, - о душе бессмертной совсем забываем. Оттого и наши заботы о создании «храмин и житниц» постигает неудача.

Церковь осуждает такое наше строительство, и мы решительно предупреждаем, что успеха у вас не будет никакого до тех пор, пока не вспомните о Боге, без которого ничего доброго не может быть сделано (Ин. 15,5), пока не обратимся к Нему всем сердцем и всем помышлением своим (Мф. 22,38).

И вся эта разруха и недостатки оттого, что без Бога строится ныне Русское государство, разве слышали мы из уст наших правителей святое имя Господне в наших многочисленных советах, парламентах, предпарламентах? Нет, они полагаются только на свои силы, желают сделать имя себе, а не так, как наши благочестивые предки, которые не себя, а имени Господню воздавали славу. Оттого Вышний посмеется планам нашим и разрушит советы наши. Подлинно праведен Ты, Господи, ибо мы не покорны были слову Его (Пл. Иер. 1.18)».[78]

Наступление на монастыри началось в 1918 году, когда ещё не было издано об этом специального закона, по инициативе местных властей, одобренной центральной властью. Протесты против закрытия монастырей и насильственного выселения из них монахов пресекались в судебном порядке как акты сопротивления представителям власти. Массовый характер закрытия монастырей приняло в 1919-1921 гг. в ходе национализации их имуществ.

Последняя настоятельница обители монахиня Рахиль подвергается гонениям со стороны новых властей. Ей досталась тяжёлая участь видеть разрушение и поругание её обители. Многие здания были заняты военными частями и учреждениями. В здании школы разместили 1-ю Советскую школу, в странноприимном корпусе - городской пункт для беженцев. Все здания были национализированы.

В конце 1918 года храмы Казани были переполнены молящимися и плачущими. В церкви люди находили успокоение от страхов, бед и сует мирской жизни. Религиозным центром города стал Богородицкий монастырь. Здесь были сосредоточены все главные святыни - икона Казанской Божией Матери и мощи казанских первосвятителей, здесь каждый праздник совершалась архиерейская служба. По средам епископ Анатолий (Грисюк) служил акафист святителю Гурию, по пятницам - св. Варсонофию.[79]

В 1920 году принадлежавшие Богородицкому монастырю 270 десятин пахотной земли были конфискованы, а все монастырские строения перешли в собственность государства.

С 1921 года при монастырской Казанско-Богородицкой церкви стала функционировать религиозная община. Община верующих, для того чтобы получить свои здания в аренду перерегистрировалась в 1925 году в коллективное товарищество. После этого по акту, составленному Отделом по делам Музеев и Охране памятников искусства, старины и природы Академического центра, которому принадлежали теперь практически все сооружения монастыря, они были переданы в безвозмездное и бессрочное пользование общине. В 1926 году произошла очередная перерегистрация общины и здания были отданы ей в аренду сроком на три года. Существуют подробные описи, переданного имущества.

В 1929 году положение ухудшилось в связи с тем, что в жилых корпусах монастыря разместилось общежитие студентов педагогического техникума. За время пребывания в стенах обители студенты техникума привели его в безобразное состояние: были сломаны двери и окна, порублены на дрова ступени лестниц и перила, разбиты надгробные памятники во дворе. Кроме занимаемых помещений дирекция учебного заведения требовала ещё и здание теплой церкви под столовую, но оно не было ей передано.

Летний храм в это время был использован под склад для хлеба, причем зерно ссыпали прямо под иконостас, а в ноябре 1929 года летний собор был изъят из пользования общины. 22 февраля 1930 года с колокольни были сняты колокола. Община сама отказалась от здания колокольни, т.к. платить налоги за фактически неиспользуемое здание она не могла себе позволить. 1 марта 1929 года был составлен акт о сдаче закрытой Крестовоздвиженской церкви, помещение которой было принято на учёт Горкомхозом. Если до 1930 года монастырским священнослужителям ещё разрешалось проводить крестный ход на Казанку, то с 10 января 1930 года его проведение было запрещено. В феврале 1931 года православная община переводится в Петропавловский собор. На 1932 год в этой общине состояло 120 человек.

Со второй половины 1920-х годов происходит перелом в государственно-религиозных отношениях. Сосредоточение «церковной политики» в руках НКВД и ОГПУ вело к переориентации регулирования деятельности религиозных организаций на административно-командные меры. Произошло скатывание в решении социально-экономических и культурных задач в сторону «чрезвычайщины», а проведение форсированными темпами коллективизации усугубило и отношения с Церковью. В выступлениях руководителей государства и действиях партийных и государственных органов стал преобладать «воинствующий» подход к религии.

Конечно, были попытки остановить тотальное наступление на религию, но в условиях отсутствия демократии призывы к законности не имели успеха и на 1930-е годы приходится пик ликвидации культовых зданий.

Рассмотрение вопросов о закрытии храмов с конца 1920-х годов перешло в ведение комиссий по вопросам культов при президиумах исполкомов различных уровней (подобная культкомиссия при Президиуме ТатЦИКа была образована в 1931 году). Регламентирующими документами в этом направлении были постановление ВЦИК «О религиозных объединениях» от 8 апреля 1929 г. и Инструкция Постоянной комиссии по вопросам культов при Президиуме ВЦИК от 16 января 1931 г.

В соответствии со статьей 65 Инструкции 1931 года ликвидация молитвенного здания значительно упрощалась. Достаточно было признать церковь или мечеть ветхой (при условии невыполнения ремонта общиной) или получить ходатайство со стороны большинства населения для использования здания под общественные нужды.[80] Второй пункт был наиболее прост в реализации: закрытие утверждалось на общем собрании граждан, протокол которого направлялся в райисполком и на окончательное утверждение в ЦИК.

Неизвестно время принятия решения о разборке храмов. Существует фотография, на которой видно как разбирают купол церкви Николы Тульского, предположительно - это 1932-1933 годы. Возможно тогда же и был взорван холодный храм.

В 1931 году вышло решение СНК ТАССР о строительстве в Казани киностудии. Встал вопрос о передаче в ведение Татарского отделения «Востоккино» одного из городских помещений, с тем, чтобы оборудовать в нём кинофабрику. Этим помещением и стали церкви бывшего Богородицкого монастыря. Было создано управление строительством кинофабрики «Востокфильм».[81]

К концу 1933 года на площадке кинофабрики была закончена кладка главного павильона и здание подведено под кровлю. К нему было пристроено главное ателье. Двухэтажное жилое здание планировалось переоборудовать под кинолаборатории. Однако в 1934 году объединение «Востоккино» закрывается, прекращаются строительные работы.

В 1942 году в Казань были эвакуированы две табачные фабрики - московская «Дукат» и из г. Выборга. Они объединяются в одну фабрику и размещаются в полуразрушенных зданиях монастыря. В кратчайшие сроки было смонтировано оборудование и начато производство табачных изделий для фронта. В 1958 году начались работы по реконструкции фабрики, которые были завершены в конце 1965 года. Стоимость работ составила 615 тысяч рублей. Сохранились фотографии, зафиксировавшие состояние фабрики до реконструкции. На них хорошо виден новый корпус, в котором раньше располагался главный павильон кинофабрики, храм Николы Тульского с надстроенным третьим этажом.

До наших дней дошли лишь немногие здания этого некогда прекрасного архитектурного комплекса. Наиболее древним из сохранившихся строений является Софийская надвратная церковь (конец XVII - начало XVIII века). Вконец обветшали ни разу не видевшие ремонта Братский и Настоятельский корпуса (1810-1835 гг.). То же произошло и с прекрасным памятником классической архитектуры - теплым храмом Николы Тульского (1806-1816 гг.), своеобразными башнями ограды.

Больше других повезло Крестовоздвиженской церкви (1877 г.), где находится Ватиканский список Казанской иконы Божией Матери. Это единственное здание монастыря, на которое можно смотреть без боли.

Сравнивая фотографии прошлых лет и современное состояние территории бывшего Казанского Богородицкого монастыря мы можем видеть как много потеряла Казань с ликвидацией этого прекрасного градостроительного ансамбля, игравшего важную роль в формировании силуэта и образа древнего города.

Возрождение Святой обители. В последние годы на территории бывшего монастыря начаты восстановительные работы. Уже возвращена к жизни надвратная церковь Святой Софии, освященная вновь в 1994 году. Внутреннее убранство храма пока что очень скромное - иконостас современной работы и несколько икон, пожертвованных другими церквями. Прежние прекрасные фрески на стенах полностью уничтожены - их придётся воссоздавать заново. Службу в этом храме ведет молодой священник отец Сергий (Дятлов).

Но прихожане Софийской церкви и члены существующей при ней православной молодежной общины надеются на то, что всё-таки удастся найти остатки пещерного храма и восстановить некогда величественный Казанский собор.

В 2005 году в Крестовоздвиженском корпусе были проведены восстановительные работы, после которых в надвратном храме после долгого перерыва возобновились богослужения. В настоящее время возрождающуюся обитель возглавляет иеромонах Питирим (Рыбанин).

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II во время своего визита в Казань 20 - 21 июля 2005 года передал монастырю Казанскую икону Божией Матери, возвращенную из Ватикана. Прежде, чем оказаться в нашем городе, икона после 1917 года много странствовала по свету. Путь ее проходил через страны и континенты - Польшу, Германию, Португалию, Великобританию, Канаду, США и Италию. Новая святыня нашего города ныне хранится в Крестовоздвиженском храме, богослужения в котором совершаются ежедневно в 8.00 и в 17.00. Открыт храм и в остальное время, чтобы православные верующие имели возможность беспрепятственно обращаться с молитвой к Усердной Заступнице христиан пред Её чудотворным образом.

В конце декабря 2007 года святая обитель получила статус мужского монастыря. И на том месте, где когда-то русский народ обрёл одну из своих главных святынь, снова произносятся слова молитвы.

3. Причал молитв уединенных

Свияжская Макарьевская пустынь и ее небесный покровитель преподобный Макарий[82]

Немного уже осталось мест под Казанью, сохранивших в себе уходящее дыхание далёкой старины. Одно из них - возрождающаяся из небытия Макарьевская пустынь.

И вряд ли найдётся хоть один проплывающий по матушке - Волге, кто не обратил бы свой восторженный взор на православный монастырь, приютившийся на фоне густого леса, в распадке крутого правого берега реки. Обитель своими белыми стенами храмов и часовен ещё издали притягивает к себе пытливый взгляд путешествующего. Нам близки и понятны чувства, которые были вызваны этим благолепием у императора Павла I и его детей Александра и Константина, следующих по Волге в солнечный майский день 1798 года по пути в Казань. Поэтому он и изъявил своё монаршее желание материально поддержать обитель. Отсюда возникает вопрос - когда и как в этом отдалённом от жилья месте появилась сия пустынь и кто её устроитель?

Основание пустыни. По преданию, Свято-Троицкий Желтоводский монастырь был основан в 1435 году бывшим иноком Печерского Нижегородского монастыря преподобным Макарием. Своё наименование обитель получила от урочища Желтые воды, в котором она находится. Такое название некогда носило бывшее здесь озеро, позже вошедшее в русло Волги, в котором, по преданию, подвижник веры Христовой крестил магометан и язычников. В этих местах он соорудил кельи и деревянную Троицкую церковь [83].

В 1439 г. казанский хан Улуг-Мухаммад[84] по возвращении из московского похода, напал и разрушил желтоводскую обитель[85]. Преподобный Макарий был взят в плен и уведён в Казань.

Однако, вскоре он получил свободу и с большой группой до 400 человек освобождённых пленников, недалеко от того места, где в будущем будет основан Свияжск, заложил пустынь. Пробыв здесь три дня, он со своими спутниками уходит отсюда. Многодневный переход завершается в старинном и многолюдном городе Унже, в пятнадцати верстах от которого, на правом берегу одноименной реки он и основал обитель.[86] Рядом с монастырской горой прп. Макарий ископал источник, существующий и поныне, всегда заполненный прозрачной водой. После смерти преподобного 25 июля 1444 г. в возрасте 95 лет люди начали приходить ко святому гробу его, где многие получали чудесное исцеление от болезней [87].

Предчувствуя свою кончину преподобный завещал своим ученикам «в память избавления своего от рабства агарянского устроить обитель на том месте, где он останавливался, возвращаясь из Казани», т.е. близ впадения реки Свияги в Волгу. Но его ученики были не в состоянии исполнить это завещание Макария, ибо эта территория входила тогда в состав Казанского ханства.

И только после покорения Казани войсками Ивана Грозного представилась такая возможность. Один из иноков Унженской обители, схимонах Исайя пришёл сюда и начал обустраивать, освященную молитвами преподобного Макария пустынь.

Это был добродетельный и богобоязненный схимонах, который за свою благочестивую и благообразную жизнь удостоился любви и уважения у современников. И когда распространилось печальное известие о его мирной христианской кончине 10 декабря 1661 г., то многие поспешили отдать свой последний долг почившему молитвой об упокоении души его. И до сих пор современные монашествующие возрождаемой ныне Макарьевской пустыни усердно молятся о нем.

На месте его погребения была сооружена позолоченная деревянная гробница. Но при перестройке Вознесенской церкви она была снесена и предположительно оказалась в её наружной стене придела Ватопедской Божией Матери [88].

Настоятели, храмы и постройки обители. Первый деревянный храм в макарьевской пустыни был построен в середине XVII века во имя Вознесения Господня, вероятно, в память того, что преподобный Макарий получил свободу от плена казанского в день Вознесения Господня. Каменная церковь же на этом месте была построена в 1691 году.

В 1693 г. в пустынь под церковную эпитимию был выслан Арсений, епископ Андрусский. Здесь он и скончался спустя 13 лет. Погребен епископ был в «пещерке» Спасо-Преображенского мужского монастыря.

На надгробной плите его была следующая надпись, сделанная вязью: «во имя Спасителя нашего Христа Бога Успе, и погребенъ на семъ месте, греческихъ странъ, андруския епархии, пелопонскаго острова, епископъ Арсений, который жилъ прежде въ Москве 7201-го, и посемъ жилъ въ Макарьеве пустыне, что близъ Свияжска, тутъ и преставись в лето 1706-го апреля въ 14 день, и погребенъ великимъ господиномъ преосвященнымъ Тихономъ митрополитомъ казанскимъ и свияжскимъ, апреля в 16 день, бяше же онъ за некая приключшаяся обстояния отлученъ святейшимъ Досифеемъ патриархомъ иерусалимскимъ: по смерти же его, тогожъ 706 лета, яко усердный, и ближний по евангельскому словеси другъ преосвященнейший архиерей Тихонъ толко тщание о разрешении положилъ, и по намерению своему чрезъ писание о разрешении его получилъ просимое отъ святейшаго патриарха константинопольскаго присланное, за подписаниемъ руки его, и при немъ одинадцать архиереев, въ писанное на греческомъ языке, и та грамота положена с нимъ во гробъ, и ради ведения преведенный списокъ во архиерейской ризнице положенъ».[89]

За какие-то прегрешения Арсений был отлучен иерусалимским патриархом Досифеем и конец своей жизни провел сначала в проживая в Москве, а затем в Макарьевской пустыни. Казанский митрополит Тихон III (на казанской кафедре с 1699 по 1724 г.) за кротость, благочестивую жизнь и полное раскаяние возлюбил его и по смерти старца в 1706 году похоронил его в «пещерке». Через русского резидента в Константинополе Петра Андреевича Толстого он предпринял энергичные меры по исходотайствованию прощения от восточных патриархов. Уже после кончины патриарха Досифея († 1707 г.), П.А.Толстой исхлопотал у патриарха Константинопольского Гавриила полную разрешительную грамоту, написанную на греческом языке вместе с переводом ее на славянский язык. Греческая грамота была положена Тихоном в гроб Арсения, а славянский перевод её оставлен на хранение в архиерейской ризнице.[90]

В XVII - середине XVIII в. монастырь был невелик и не имел деревень с крестьянами. По штатам 1764 г. он был приписан к Свияжскому Богородицкому мужскому монастырю и фактически был закрыт. Лишь в Вознесенской церкви изредка служили службы приезжавшие монахи этой обители, и то по случаю погребения на монастырском погосте умерших монашествующих, как Свияжского мужского, так и женского монастырей.

6 марта 1796 года казанский архиепископ Амвросий (Подобедов) (на казанской кафедре с 27 марта 1785 до 16 октября 1799 г.) ходатайствовал перед св. Синодом о восстановлении пустыни взамен закрытого Болгарского монастыря. В мае 1798 г. императором Павлом I была удовлетворена эта просьба, чему во многом способствовало так понравившееся ему красивое местоположение, занимаемое пустынью.

Указом св. Синода от 28 мая 1798 г. на содержание макарьевской пустыни было ассигновано 300 рублей, оставшиеся от бывшего Пензенского Преображенского монастыря, возведенного в III класс.

Восстановленная Макарьевская пустынь не была включена в штат, но ей выделили некоторые угодья: лес, находившийся рядом с обителью (65 десятин), пашенную землю (12 дес.), сенные покосы села Красновидово Свияжского уезда и по левому берегу Свияги (всего 46 дес.), рыбные ловли на Щучьем озере, мукомольную мельницу о двух поставах на реке Штырме при селе Троицкий Урай, Лаишевского уезда. Были выделены небольшие ежегодные выплаты в пределах 85 рублей.

Предусматривалось также, что монахов и послушников будет до 7 человек. Действительно, вплоть до закрытия монастыря численность братии составляла обычно 10 - 12 человек. Настоятель чаще всего был иеромонах, а не архимандрит, и в чине строителя, а не игумена, как в других, даже самых небольших монастырях епархии.

О настоятелях святой обители хочется сказать особо. Это основной нерв, стержень духовной жизни пустыни, неутомимые строители, организаторы монашеской жизни.

По нашим сведениям настоятелями за более чем 350-летнюю богатую событиями историю монастыря было свыше пятидесяти монашествующих. Несомненно их было больше, но неумолимое время стёрло из памяти потомков этих неутомимых подвижников духа.

Однако при небольших размерах и скромных доходах в монастыре в XIX в. велось довольно большое строительство; и это несмотря на два разорительных пожара 1800 и 1829 годов. В 1830 году настоятелем обители, строителем Макарием был построен двухэтажный (низ каменный, а верхний этаж деревянный) дом для братских келий, кухни и трапезы.

В 1835-1839 г. стараниями строителя иеромонаха Антония был восстановлен, пришедший в упадок, храм Вознесения Господня. Он был построен двухэтажным. На втором этаже был главный престол - в честь чудотворной иконы Вознесения Господня, на первом этаже правый престол - во имя Божией Матери Ватопедской, левый - во имя Преподобного Макария Желтоводского и Унженского чудотворца. При храме была сооружена каменная колокольня.

Могила Исайи, основателя пустыни, оказалась в наружной стене Ватопедского придела. Место погребения было утеряно ещё в древности. В храме находились самые почитаемые иконы обители - Преподобного Макария, принесённая Исайей и Ватопедской Божией Матери, принесённая в начале XIX в. с Афона.

Церковь построена на средства жительницы Свияжска, известной благотворительницы Надежды Ивановны Саврасовой[91] (1783 - 1870) и казанского помещика Евграфа Алексеевича Лебедева [92].

В середине XIX века в дар обители из Афона был прислан большой образ святого великомученика Пантелеимона с частицей его цельбоносных мощей. В Казанской епархии в то время нигде больше не было подобной святыни. Поэтому богомольцы во множестве стекались к ней, прося у Целителя здравия и успокоения [93].

В 1866 г. радением строителя иеромонаха о. Мартиниана (Муратовский) был построен ещё один каменный храм (без колокольни) с главным престолом во имя Скорбящей Божией Матери, правый придел - во имя Святителя Афанасия, Патриарха Александрийского, левый - во имя Всех Святых.

Мартиниан снискал любовь и почтение братии и полную доверенность благотворительных лиц. Он был переведён на новое поприще служения, настоятелем в Иркутский Вознесенский первоклассный монастырь. Но и оттуда бывший настоятель не забывал свою обитель, помогая пустыни.

Летом 1881 года обителью управлял архимандрит Герман (Целеринский), переведённый из Сан-Франциско (Алеутская епархия). Вскоре, по своему прошению он был уволен в Свияжский Богородицкий монастырь на иеромонашескую вакансию.

При настоятельстве игумена Димитрия, в 1892 г. над источником, у которого по преданию останавливался прп. Макарий, была построена деревянная часовня, а в ней установлены иконы. Ежегодно, в день памяти прп. Макария (25 июля) в часовню совершался крестный ход. Позже часовня была заменена каменной.

Украшением монастырской звонницы стал колокол в 210 пудов. Его в 1894 году приобрели как на средства обители, так и на благотворительные взносы. В это же время возвели более, чем 100-метровую каменную подпорную стену, защищающую обитель от частых оползней.

В 1898 году настоятелем пустыни стал иеромонах Серафим (Павлиненко), впоследствии игумен. 17 декабря 1900 г. Преосвященный Алексий, епископ Чистопольский, викарий Казанской епархии, вручил ему жезл.

В XIX веке неоднократно перестраивались жилые и хозяйственные постройки монастыря. В результате чего к началу XX века в пустыни располагались двухэтажный настоятельский и братский корпуса (1889 г.), два жилых полукаменных корпуса (1830 и 1847 г.), деревянный одноэтажный с мезонином странноприимный дом (1888 г.) и другие строения.

7 июля 1902 года в размеренной жизни пустыни совершилось знаменательное событие - обитель посетил по пути своего следования по Волге о. протоиерей Иоанн Сергиев Кронштадтский. Известный российский молитвенник отслужил Божественную литургию, причастил своих спутников по поездке. В конце службы храм наполнился прихожанами из Свияжска и окрестных деревень, узнавших о его прибытии. Батюшка немного отдохнул, отпил чай у игумена обители и отбыл вниз по Свияге и Волге.[94]

Автор собирает материал о пребывании протоиерея Иоанна Кронштадтского в Казанском крае. В частности, преподобный посетил Казань и служил в кафедральном Благовещенском соборе 5 июля 1894 г.[95] и 16 июля 1897 г.[96] В июле 1902 года, отслужив в Макарьевской пустыни, в Казань он не заехал, проплыв мимо города. В течение долгого времени он окормлял известных елабужских купцов Стахеевых. Последний раз российский молитвенник посетил их и отслужил молебен на Святом ключе 1 июня 1908 г.[97], за полгода до своей кончины († 20 декабря, по ст.ст.). Но отметим, что тема взаимоотношений Иоанна Кронштадтского и Стахеевых практически не изучена.

В Макарьевской пустыни в 1904 году проживало 37 человек: исполнял должность настоятеля иеромонах Антоний (Чугунов), шесть иеромонахов, три иеродиакона, семь монахов и двадцать послушников.

Разрушение и возрождение монастыря в XX веке. Отречение императора Николая II и убийство царской семьи явилось следствием отступления русского народа от заповедей Божиих. После революции и гражданской войны православные монастыри, церкви и соборы подвергаются уничтожению и осквернению. Не обошла сия печальная участь и Макарьевскую пустынь. В сентябре 1918 г. монастырь был разграблен красноармейцами, а в конце 1920-х г. его покинули последние насельники.

Близ пустыни находилось кладбище (в старину оно называлось «вздыхалка»), на котором были похоронены не только монашествующие, но и многие жители Свияжска, в том числе и именитые. Самые ранние захоронения относились ко времени покорения Казани, ко второй половине XVI века [98]. После 1917 года погост был разрушен.

В 1936 - 1986 г. в зданиях монастыря располагался санаторий для детей больных туберкулезом. В годы Великой Отечественной войны здесь размещался госпиталь для раненных.

1 мая 1996 года наместником Свято-Вознесенского Макарьевского монастыря был назначен иеромонах Филарет (Егоров). Возобновляются богослужения в древней церкви Вознесения Господня. Начинается новая жизнь порушенной в богоборческие годы святой обители.

В 2000 году к Собору святых новомученников и исповедников Российских причислили архимандрита Сергия (Зайцева), архимандрита Александра (Орудова) и монаха Леонтия (Карягина), в начале XX века подвизавшихся в Макарьевской пустыни. Предстательством небесных покровителей, молитвами и трудами, назначенного в сентябре 2000 года, игумена Глеба (Владимирова) с братией, благотворительной помощью ктиторов и благочестивых паломников постепенно возрождается из небытия поруганная обитель.

В 2001 году, стараниями предпринимателя Л.В.Анисимова, у основания горы поставили деревянную часовню во имя преподобного Макария чудотворца.

В 2003 году в Воронеже было отлито десять колоколов. И теперь новая звонница ежедневно собирает на молитву монашествующих и благочестивых паломников.

Живописный вид Макарьевской пустыни и его окрестностей напоминают странникам, взирающим на неё о нетленной красоте Небесного Града. И не смотря на то, что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, не только в былые времена, но и сегодня есть люди, желающие «употребить всё время своё, все силы тела и души на богоугождение».

Да поможет им Бог своею благодатью идти путем спасения молитвами преподобного отца нашего Макария Желтоводского, Унженского и Свияжского.

Отче Макарие, моли Бога о нас!

4. Седмиозерная Богородичная пустынь

Основание пустыни. Есть места, которые сами по себе не ознаменованы чем-либо могущим поразить воображение с первого взгляда, но они оставляют в сердце глубокое впечатление, потому что оно проникает постепенно и уже более не может изгладиться. Такова Седмиозерная Богородичная пустынь…

В 18 км к северу от Казани находится удивительно живописное, созданное самой природой, место, где высокие предгорья, покрытые густым хвойным лесом, отражаются в спокойных водах Солонки. Эта речка да многочисленные родники сформировали за многие годы уникальную систему из семи озёр, не дошедшую, к сожалению, до наших дней. И вся эта красота раскинулась в широкой пойменной долине среди многоцветья разнотравья на фоне высокого голубого неба. Поэтому местность эта и прозывалась среди коренного черемисского населения как седмиозерная.

Современный православный человек, хотя бы один раз побывавший здесь, уносит с собой необычайную притягательность этих мест. Поэтому одухотворенное сознание постоянно влечёт его сюда. Одно то, что пройти несколько вёрст по дороге от современной Богородичной пустыни до ближнего или дальнего святого источника, несомненно стоит того; ибо мысленно только представишь себе, что это единственная в Казанском крае намоленная тропа, по которой уже почти четыре сотни лет ступают натруженные стопы паломников.

Эта обитель возникла в начале XVII века в царствование царя Михаила Феодоровича. Основателем её был инок Евфимий, уроженец далёкого Устюга. С детских лет он воспитывался своими набожными родителями в строгих правилах истинного благочестия. При достижении совершеннолетия, решил начать уединенную жизнь отшельника, вдали от мирских забот и соблазнов.

С этой целью после смерти родителей, он и принимает монашеский постриг в одном из северных православных монастырей. Однако вскоре со своим братом перебирается в Казань. В то время как тот всё больше помышляет об увеличении своего богатства, инок Евфимий беседует с благочестивыми людьми, узнавая у тех об окрестных пустынных местах, где бы он мог вести уединённый образ жизни в молитвах и богоугодных делах.

Ему и указали на место при семи озёрах, как на весьма удобное для отшельнической жизни. Местность эта действительно была достаточно необитаема, сюда приходили только черемисы-язычники из окрестных селений для совершения своих жертвоприношений. На том месте, где впоследствии стояли главные святые ворота обители рос больших размеров дуб, особо чтимым черемисами, которые принимали его за священный; около него они закалывали волов, лошадей и других животных.

Однако Господу было угодно прославить это место особой небесной благодатью. Как рассказывает монастырский летописец, в первую ночь проведенную здесь, подвижник Евфимий увидел в тонком сне недалеко от того места, где спал, восходящий от земли до неба огонь, далеко освещавший окрестности. Отойдя ото сна, он принял сие дивное явление за предзнаменование свыше и около места видения долго и усердно молился Богу, а после молитвы водрузил на этом месте крест и близ него поставил небольшую деревянную келью, в которой и стал подвизаться в посте, молитвах и трудах.

По молитвам инока Евфимия прекратились здесь языческие жертвоприношения, а священный дуб, так чтимый язычниками-черемисами, был сожжён молнией до корней, после чего черемисы перестали являться сюда для своих языческих молений. Однажды к иноку Евфимию пришла пустынница, проводившая жизнь в посте и молитвах. На вопрос инока, кто она, как её имя и откуда она пришла, она, орошая лицо слезами, ответила: «Имя моё Анисия. Двадцать лет я пребываю здесь и много зла, много жестоких нападений перенесла от невидимых врагов, но благодатью Божией и милостию Пречистыя Богородицы соблюдаюсь от них и доныне. Знай, отче, что ещё прежде, чем ты пришёл сюда, за много лет до того, на месте, где живёшь ты, по временам было слышно прекрасное и сладостное пение; иногда же я слышала здесь великий звон и почитала это действием бесовским; а ныне думаю, что через тебя, отче, Бог хочет благословить и прославить это место, устроив на нём обитель иноков» [99].

Последние слова благочестивой пустынницы вскоре оправдались. Слух о святой жизни и великих подвигах инока Евфимия распространился далеко по окрестностям и дошёл до Казани. К нему стали приходить из разных мест люди, возлюбившие уединённую жизнь, и здесь встречали радушный приём. С увеличением числа подвижников увеличивалось и количество келий; начала сказываться надобность и в храме Божием. По благословению митрополита Казанского и Свияжского Матфея,[100] на собранные деньги около 1627 года был выстроен первый деревянный храм в честь Вознесения Господня, который был украшен иконами и снабжён книгами и утварью. Этот храм и все деревянные постройки вскоре были обнесены деревянной оградой.

Здания и храмы пустыни. С течением времени деревянная обитель постепенно расширяется и улучшается. На месте деревянных построек возникают новые каменные здания и церкви, чему пустынь была обязана казанским архипастырям, и в первую очередь Корнилию I [101] и Лаврентию II [102]. Эти владыки с особой ревностью заботились о расширении и благосостоянии святой обители.

Преосвященный Корнилий в 1652 году учредил в ней игуменство, назначив первым игуменом инока Свято-Успенского Зилантова монастыря Дионисия и передал ему пастырский жезл Первосвятителя Гурия, казанского чудотворца.

На западной стороне обители находился большой двухэтажный каменный корпус, в котором помещались кельи для настоятеля и братии. Строительство корпуса началось радением игумена Варнавы в 1736 году. А при игумене Адаме, переведенного из Чебоксарской Геронтиевой пустыни в 1739 году было завершено строительство здания, в котором были и специальные помещения для приема казанских архипастырей. Во второй половине XVIII века, когда преосвященный Вениамин[103] выразил своё намерение жить в пустыне на покое, начались оживленные работы по ремонту этого корпуса.

В первой четверти XIX века, при настоятельстве игумена Самуила (из учителей казанской семинарии), корпус получил название митрополичьего; крыша его была покрыта железом. В нем были устроены кельи для настоятеля и братии.

С этим зданием галереей был соединён трёхэтажный корпус, сооруженный по благословлению казанских архипастырей Павлом II [104] и Владимиром II [105], в 1893 году, к сожалению, не сохранившийся до наших дней. В подвальном этаже были просфорня, хлебная и три кельи для иноков-пекарей; на первом - трапезная с двумя отделениями для братии и рабочих, а также кухня; на верхних этажах - братские кельи.

На юго-восточной стороне монастыря было одноэтажное каменное здание, в котором находились кельи для братии, столярная мастерская и помещение для рабочих.

В 1874 году около северных выездных ворот монастырской стены был построен деревянный флигель с кельями для братии. Помимо этих зданий имелось много и других строений, столь необходимых в монастырском общежитии. Из коих отметим обширный скотный двор, располагавшийся за стеной обители с его северной стороны и обнесенный каменной оградой.

В 1845 году за стенами монастыря был выстроен каменный двухэтажный корпус с помещениями для приезжающих богомольцев, а позднее - другой каменный в два этажа флигель. С течением времени рядом с монастырской стеной возникает странноприимная гостиница, имеющая два этажа: первый каменный, второй деревянный. А в 1858 году для этой же цели был выстроен на гостином дворе двухэтажный деревянный флигель, расположенный фасадом на монастырское озеро.

Но несомненно, главным украшением монастыря служат храмы. Самым древним из них была церковь в честь Вознесения Господня, небольшая, имевшая 21 м длины и 10 м ширины (соответственно тридцать аршин длины и четырнадцать - ширины)[106]. Храм был построен из дикого камня, добываемого с высокого берега монастырского озера. В нём было два престола - кроме главного Вознесенского, придельный во имя преподобных отцев Варлаама и Иоасафа. Иконостас с резьбой и колонами, позолоченный червонным золотом; царские врата - металлической чеканной работы, на них живописью были изображены Благовещение Пресвятой Богородицы и четыре Евангелиста.

В нижнем ярусе по правую сторону царских врат были помещены иконы Спасителя, сидящего на престоле, Вознесения Господня, изображение архидиакона Стефана на южной двери, образ апостола Андрея, а за ним в раме с переплётом шесть небольших икон с изображением праздников.

По левую сторону царских врат - икона с изображением чудес Божией Матери, Покров Пресвятой Богородицы, на северной алтарной двери изображён архидиакон Лаврентий, далее икона преподобных отцев Варлаама и Иоасафа и в раме с переплетом шесть небольших икон из числа двунадесяти праздников.

Над царскими вратами - тайная вечеря, по правую сторону от неё иконы Рождества Христова, Богоявления, Сретения Господня, Входа в Иерусалим Господа Иисуса Христа; по левую сторону - Богородичные праздники - Рождество Пресвятой Богородицы, Введение во храм, Успение Богоматери и Воздвижение Животворящего Креста Господня.

Иконостас увенчивался Распятием Иисуса Христа с изображением предстоящих. Престол во имя преподобных отцев Варлаама и Иоасафа находится в правой стороне алтаря, которая отделена от главной части алтаря каменной стеной с пролётом.

У северной стены в углу храма под гробницей почивали останки основателя обители инока Евфимия[107].

Недалеко от Вознесенской церкви почти посередине монастырской площади стоял двухэтажный каменный храм в честь Смоленской иконы Божией Матери. Нижняя часть его была сделана из природного камня, верхняя - из кирпича. Храм имел вид четырехугольника, восточная стена его была с тремя полукруглыми выступами. С трех сторон средней и трапезной части окружен открытой галереей, на которую вели три широкие каменные лестницы.

Внутри храм представлял из себя квадрат; средняя часть которого отделялась от трапезной стеной с тремя пролётами; в середине высился фонарь, поддерживаемый двумя восьмигранными столбами.

Алтарь состоял из трёх частей, и освещался тремя, по одному в каждой части, большими окнами. Престол в честь Смоленской иконы Божией Матери занимал среднюю часть алтаря.

Храм был построен по благословлению преосвященного Лаврентия II, митрополита Казанского и Свияжского около 1668 года. Об этом свидетельствовала надпись, сохранявшаяся до начала 1930-х годов на западной стене церкви.

Храм неоднократно ремонтировался и подновлялся. Так, в 1738 году при игумене Адаме в южной части алтаря был сделан придел во имя преподобных отцев Варлаама и Иоасафа на средства казанского дворянина Димитрия Есипова. Во второй половине XVIII века над храмом сооружена обитая железом маковка, а на ней - позолоченный крест. При игумене Кастории стены храма были поправлены и побелены, а с левой его стороны сделана новая каменная паперть. В 1791 году при содействии игумена Даниила средняя часть храма и алтарь были устланы новыми чугунными плитами, на приобретение которых пожертвовала княжна Любовь Болховская[108] 500 руб. и казанский купец И.Никитин 100 руб.

В 40-х годах XIX столетия стараниями игумена Варсонофия был позолочен иконостас и подновлены иконы. В 1846 году окончательно были расписаны стены храма.

На юго-западной стороне монастыря над бывшими святыми воротами находилась каменная холодная церковь. Она имела один престол во имя Иоанна Белоградского. Но в 1686 году казанский митрополит Адриан, впоследствии всероссийский патриарх, освятил её во имя св. апостола Андрея Первозванного.

Центральным доминантом монастырского комплекса несомненно была шестиярусная колокольня, высотой в 60 м, возведенная в 1879 году. Она строилась в течении пяти лет. Её звонница состояла из нескольких колоколов, самый большой из них, весом в 506 пудов, был пожертвован в 1881 году казанским купцом Федором Сусловым. Над третьим ярусом колокольни штатным служителем монастыря в 1899 году Иваном Денисовым были смонтированы часы с боем.

До этого эти часы долгое время находились на старой колокольне, которая была пристроена ещё в XVII веке к северо-западной стороне Смоленского храма. По крайней мере в монастырской летописи под годом 1670-м о ней можно было прочитать следующее: «…к церкви Смоленской приделана колокольня, четырехугольная каменная о трех ярусах, в среднем ярусе часы литовские, а в верхнем кружале семь колоколов; на колокольнице шатер четвероугольный в две тесницы, а крест и глава обиты немецким железом».[109] В 1898 году эта колокольня за ветхостью была разобрана.

Внутри новой колокольни была небольших размеров холодная, т.е. летняя, церковь; освященная в 1881 год во имя всех святых по благослоению Сергия[110], архиепископа Казанского и Свияжского, впоследствии митрополита московского.

Обитель по указу Св. Синода от 2 июля 1884 года находилась в личном управлении казанского архиепископа. Предметом особого внимания стала обитель во время архипастырства Высокопреосвященнейшего Арсения, архиепископа Казанского и Свияжского.[111] До 1899 года Смоленский храм был холодным и службы в нём совершались только в летнее время. Поэтому архиепископ Арсений во время своего посещения обители в июле 1898 года посоветовал братии устроить в нём отопление.

При реконструкции калориферной системы оказалось, что необходимо перенести на другое место останки Преосвященного Вениамина, казанского митрополита, почивающего в трапезной Смоленского храма около южной стороны. С этой целью и прибыл в монастырь вечером 21 февраля 1899 года Высокопреосвященнейший Арсений. После непродолжительного отдыха, сделав необходимые распоряжения по переложению останков митрополита Вениамина, владыка отправился в Смоленский храм, где перед гробницей совершил в сослужении всего монастырского духовенства заупокойную литию. Уцелевшие останки переложили в новый дубовый гроб, который был перенесён на солею храма и поставлен против царских ворот.

В течении всей ночи над гробом по очереди местные иеромонахи читали Св. Евангелие, а 22 февраля, после литургии, Его Высокопреосвященством была совершена при участии всей монастырской братии великая панихида. По её окончании, гроб с останками Преосвященного Вениамина был поставлен в нишу южной каменной стены трапезы.

Ниша была заложена табличкой со следующей надписью: «Преосвященный Вениамин, митрополит Казанский, живший в Седмиозерной пустыни с апреля 1782 года, в 1785 году в июле скончался и погребен здесь». В перезахоронении присутствовали старшая братия монастыря и профессор Казанской Духовной академии Н.И.Ивановский.[112]

Хочется особо отметить долгое и плодотворное правление (1873-1896) наместника монастыря, архимандрита Виссариона (Петра Световидова). В обитель он поступил послушником в 1856 году, двадцать пятым по счёту, а когда умирал, то его постель окружало уже 80 монашествующих.

На первых порах своего игуменства он выстроил начальное приходское училище, которое в дальнейшем получило статус как церковно-приходская школа. В период его правления в 1879 году была возведена величественная 64-ти метровая колокольня, которая ещё издалека, за много вёрст от обители привлекала к себе уставший взгляд богомольцев, указывая им цель их благочестивого странствия и тем самым поддерживая их настроение.

Над источником в лесу им была построена церковь во имя Божией Матери «Всех скорбящих Радости». Внутри обители для монашествующих было возведено несколько жилых корпусов. Наконец, по его ходатайству, в 1892 году монастырю казной отводится лесная дача в 111 десятин.

Архимандрит Виссарион упокоился 15 декабря 1896 года. Наместника похоронили на монастырском кладбище [113].

С 3 ноября 1875 года при монастыре существовала церковно-приходская школа, которая всецело содержалась на средства обители. Она была полностью обеспечена всей необходимой учебно-методической литературой. Управление ею осуществляли заведующий школой, он же настоятель монастыря и несколько учителей. В 90-х годах XIX века в школе училось 53 ученика, из них 38 мальчиков и 15 девочек, крестьянских детей Седмиозерной слободы [114].

В одной версте от обители, в монастырском лесу на источнике в 30-х годах XIX века была построена деревянная часовня, а в начале 80-х годов на месте разобранной соорудили каменную с деревянным верхом холодную церковь во имя Божией Матери всех скорбящих Радости. Освящал её в 1884 году высокопреосвященнейший Палладий[115], архиепископ Казанский и Свияжский, впоследствии Экзарх Грузии и митрополит Санкт-Петербургский. Церковь была небольших размеров (10 на 7 м). Дубовый иконостас был четырехъярусным иконописной работы.

Нет ныне ни одного богомольца, который будучи в пустыни, не посетил бы это святое место и не испил бы с благоговением воды, вытекающей из-под горы. Так пусть он молитвенно вспомнит подвижнические труды архимандрита Виссариона по устроению обители и этого источника!

Главная святыня обители - чудотворная Седмиозерная Смоленская икона Божией Матери. Главная святыня в обители чудотворная Смоленская икона Божией Матери. Смоленская икона, называемая Одигитрия - путеводительница, по преданию, написана св. Евангелистом Лукой, после вознесения на небо Господа нашего Иисуса Христа и сошествия Святого Духа на Апостолов. Когда Богоматерь увидела изображение своего пречистого лика, принесённое к ней апостолом, то сказала: «Отныне ублажать Мя вси роди» и «Благодать Родившегося от Меня и Моя с иконою сею да будет».

Эти святые слова Божией Матери сбылись со всей точностью. С того самого времени начали происходить от пречистого Её образа чудеса и исцеления; образ этот благоговейно почитался всеми верующими в Иерусалиме, а затем и в Константинополе, где он находился во Влахернском храме.

Одигитрией эта икона называется по следующему обстоятельству. Однажды Божия Матерь явилась на дороге двум слепцам, привела их во Влахернский храм к Своему пречистому лику и даровала им совершенное прозрение; после чего они прозрели и не потребовали путеводителей. Это название указывает ещё и на то, что Богоматерь наставляет всех верующих «шествовати ко всякому пути спасительному».

Из Греции икона была привезена в Россию. Император Константин благословил ею свою дочь царевну Анну, отдавая её в замужество за черниговского князя Всеволодовича Ярославича, а сын его Владимир Мономах перенёс эту икону в Смоленск.

Прославленный здесь чудотворениями Смоленский образ Божией матери стал известен во множестве списков по всей России. Один из таких списков был собственностью основателя Седмиозерной пустыни преподобного Евфимия. Он много лет сохранялся в его роде, переходя соответственно от отца к сыну. Получив эту святыню от своего отца в благословение, инок Евфимий принёс её с собой из Устюга, где она уже проявила свою чудодейственную силу на новое место своих отшельнических подвигов в Казань и с особенным благоговением дорожил ею.

Но когда он исполненный смирения и чуждый суетного властолюбия вскоре по основании обители удалился из неё и жил в архиерейском доме в Казани, то он решил передать эту святую икону в дар обители и попросил на это согласие преосвященного Матфея, митрополита Казанского и Свияжского: «Владыко святый, - говорил инок, - есть у меня, убогого, чудный образ Пресвятой Богородицы, от которого и ты видел крепкую помощь; благослови, Владыко, послать его в пустынь, к живущей там братии».

Преосвященный митрополит одобрил благое намерение инока и в день назначенный для перенесения Смоленской иконы Божией Матери в обитель, совершил перед этой святыней торжественный молебен со всем городским духовенством. В конце молебна, когда всё духовенство и молящиеся опустились на колени, митрополит молитвенно воззвал к ней: «Се ныне отходишь от нас, о Госпожа наша, чудным своим образом; благослови же пустынь, в которую грядешь, и спасай обитающих в ней; но с ними и нас призирай, ибо вся страна наша, Владычице, на имя Твое уповает».

После этого святыня была отправлена в сопровождении духовенства и множества горожан в Седмиозерную пустынь. Братия обители с крестным ходом вышла навстречу и икона торжественно была водружена в храме Вознесения Господне.

Во время перенесения её из города в пустынь икона прославилась небесною благодатью. Некоторые из сопровождающих её не могли следовать далее по слабости своих сил, но стоило им только прикоснуться к иконе, как тотчас они ощущали приток новых сил и продолжали идти.

Но особой славой эта икона покрыла себя в 1654 году. В это время в Россию из Европы была занесена моровая язва, которая имела катастрофические размеры смертности в Москве. Горожане в страхе покидали свои жилища, спасаясь из столицы, тем самым распространяя смертельную болезнь по всей стране. Вскоре чума появилась и в Казани. Никакие меры предосторожности, предпринимаемые городскими властями не могли приостановить распространение смертоносной заразы. Не успевали погребать тела умерших и они становились добычей для бродячих животных.

Граждане пали духом. Их некому было приободрить, ибо преосвященный Корнилий, митрополит Казанский и Свияжский в это время находился в военном походе с царем Алексеем Михайловичем против поляков.

Тогда жители города обратились за помощью к Царице Небесной и её Смоленской иконе. Посоветовавшись с воеводами, городская депутация вместе с игуменом Иоанно-Предтеченского монастыря Пахомием отправилась в Седмиозерную пустынь, чтобы принести в Казань монастырскую святыню. Здесь с особым усердием всю ночь молились монашествующие пред Её пречистым ликом, прося со слезами об избавлении Казани от страшной и лютой болезни. «О, Владычице, - взывали они, - приди на заступление в погибающий сей град. Мы прогневали Сына Твоего Христа Бога нашего. И ныне, о Матерь Божия, заступись за нас».

На другой день, по окончании литургии, игумен Пахомий с богомольцами подняли Святыню и вместе с другими иконами понесли в город. А в это время в Казани случилось новое явление, убедившее горожан в необходимости видеть Седмиозерную Святыню в городе. Благочестивой монахине Казанско-Богородицкого монастыря Мавре (в миру Хохловой), во сне явился старец в архиерейском облачении, напоминающий собой Святителя и Чудотворца Николая, и сказал: «Что спишь, жена? Вставай скорее и поведай в городе дьяку Патрикееву, чтобы он, Михаил, возвестил в городе держащим воеводство, дабы сии властители заповедали в городе всему христианскому народу с женами и детьми поститься седмицу и покаяться от злоб своих и молиться Господу Богу, Пречистой Богородице и всем святым об избавлении города Казани».

Поражённая таким чудесным явлением благочестивая подвижница пробудилась ото сна и долго размышляла о виденном. По окончании утрени она уснула вновь и опять видит того же старца, который ей говорит: «Предаваться ли сну тебе следует? Иди скорее и скажи властям, что так говорил тебе дважды явившийся ночью некий старец: сотворите все повеленное. И так как приближается Царица Небесная образом Своим из пустыни, то пусть градоначальники и весь христианский народ выйдут на встречу пречистому образе Ее, ибо хочет Зиждитель ради молитв своей Матери помиловать и спасти от погибели сей город».

Когда об этой милости Божией стало известно в городе, православные жители, духовенство и миряне вышли из города с Казанской иконой Божией Матери и другими местными святынями и встретили чудотворную икону Седмиозерную на том самом месте, где теперь находится Кизический Введенский мужской монастырь.

Представители власти, духовенство, народ, все пали на колени, и со слезами на глазах молились перед святым ликом Богоматери: «Владычица мира! Спаси нас, погибаем от множества грехов наших, ибо мы прогневали Сына Твоего Христа Бога нашего множеством неправд наших!»

До сих пор, бывшие в отчаянии и в страхе от неминуемой смерти, теперь все ожили надеждой на милосердие Божие. И надежда их не обманула! Когда чудотворную икону обнесли вокруг всего каменного города при торжественном колокольном звоне всех городских церквей и поставили в кафедральный собор, то немедленно смертоносная болезнь стала ослабевать. В течении недели чудотворную икону Божией Матери носили по улицам и площадям города; в домах совершали молебствия и везде происходило исцеление болящих.

По истечении семи дней, иноки Седмиозерной пустыни вознамерились возвратить чудотворную икону на её постоянное место в монастырь. По этому поводу в Казани было устроено особое церковное торжество. Накануне проводов в Благовещенском соборе и во всех городских церквах было совершено всенощное бдение, а в самый день перенесения святыни в обитель - литургия. По окончании литургии в соборе, где собралось большое количество молящихся, едва только начали брать икону для перенесения, как тотчас поднялась сильная буря над городом, небо почернело, город погрузился во тьму, из-за стены дождя невозможно было даже выйти из собора. Жители поняли это как грозное предупреждение - не выносить икону из храма и решили на неопределённое время оставить святыню. А возвратившийся из польского похода митрополит Корнилий сделал распоряжение оставить икону на год.

Его преемник митрополит Лаврентий установил день празднования Смоленской иконы - 26 июня - день её принесения в город, этот благочестивый обычай неизменно отмечается до настоящего времени.

В те далёкие времена уже с середины июня, множество богомольцев из Казани, других отдалённых мест и даже соседних губерний стекались в Седмиозерную пустынь, в результате чего вся близлежащая местность была необыкновенно оживлённа, разномастна и говорлива.

Убедительно живописует эту приподнятую духовную атмосферу старожил Казани, профессор университета Е.П. Бусыгин, вспоминая свое далекое детство: «Путь в обитель был неблизким. Мы ехали медленно по Кремлевской дамбе, поднимались по сыпучим пескам к Кизическому монастырю и въезжали в деревню Караваево. Отсюда шел спуск к Сухой реке, а затем подъем на Кадышевскую гору. У деревни Кадышево били холодные ключи, и мы часто останавливались испить родниковой воды. После Кадышево - снова небольшой подъем, а затем пологий спуск к небольшой речке Солонке, на правом берегу которой несколькими порядками домов расположилась деревня Макаровка. Дом дедушки стоял на самом последнем, высоком ряду в середине деревни и был обращен окнами к казанскому спуску. Из окон всегда было видно появлявшихся из Казани путников» [116].

Не доходя до Макаровки, основная дорога из Казани резко поворачивала налево и шла мимо деревни, вдоль берега Солонки. Здесь на повороте стояла красивая каменная круглая часовня. Отсюда был последний трехверстовый переход к пустыни.

В престольный праздник из всей округи в монастырь шло огромное количество людей, чтобы присутствовать на торжественном богослужении и участвовать в крестном ходе. Путники, среди которых было много молодых, останавливались у часовни отдохнуть перед последним переходом, полюбоваться красивым видом на Макаровку, кристальными водами Солони, созревающими к тому времени хлебами и темным лесом, уходящим далеко за горизонт.

Сейчас Макаровка полуразрушена. Лишь горожане в качестве дач построили несколько домов. Исчезли стройные порядки домов, между постройками пустующие места бывших усадеб. Остались нетронутыми в округе лишь леса.

Накануне праздника, 24 июня архиепископ казанский совершал в храме Седмиозерной пустыни всенощное бдение с акафистом Пресвятой Богородице, а 25 июня после литургии и молебна, совершённых архиепископом, святая икона шествовала в Казань торжественным крестным ходом при огромном стечении народа, монастырского духовенства и священников всех церквей города.

Икона приносилась к часовне Кизического Введенского монастыря, где происходила встреча её казанским викарным епископом, который после этого совершал всенощное бдение с акафистом в монастыре. Вся Кизическая слобода обычно была переполнена богомольцами.

26 июня по совершении литургии и молебна в Кизической обители, святую икону с крестным ходом, в сопровождении бесчисленного количества верующих, запрудивших в это ранее утро всё расстояние от монастыря по Кизической дамбе до кремля, несли из слободы в город.

А в это время, казанский архиепископ, отслуживший в Богородицком Кафедральном соборе литургию, в сопровождении городского духовенства и градоначальства направлялись со встречным крестным ходом с чудотворной Казанской иконой Божией Матери через Тайницкие ворота для встречи чудотворной Смоленской иконы Божией Матери к мосту на реке Казанке. Здесь обычно устраивалась богато убранная цветами палатка. К этому времени весь подъём от реки через Большую Проломную к Ивановской площади был уже переполнен огромным людским скоплением, покрывающим пёстрой толпой весь путь шествия крестного хода, кремлевский холм, его стены, бульвар, крыши домов. Особенно много было крестьян, прибывших за десятки и сотни вёрст из соседних сёл и деревень.

Оба крестных хода сходились близ палатки и по совершении литии и осенения иконою коленопреклонённого народа, соединённый крестный ход, при торжественном колокольном звоне всех городских храмов, под церковное пение и звуки военного оркестра, исполняющего гимн «Коль славен наш Господь в Сионе» торжественно двигался через Ивановский подъём и площадь к Спасским воротам кремля, где после совершения литии и вторичного осенения народа, святая икона вносилась в Кафедральный собор.

Здесь совершалось всенощное бдение, а на другой день - литургия и молебен. После этого чудотворная икона Смоленской Божией Матери в течение месяца обносилась по церквам и домам православных жителей города вместе с местночтимыми иконами - из Кизического монастыря иконою девяти святых Кизических мучеников с мощами, из Кафедрального собора с иконою трёх святителей и чудотворцев казанских Гурия, Варсонофия и Германа с мощами.

Казанский митрополит Адриан, впоследствии всероссийский патриарх, первый дозволил инокам Кизического монастыря носить монастырскую святыню вместе со Смоленской иконою с целью увеличения средств к существованию обители. А с 1822 года с разрешения преосвященного Амвросия[117] вместе с чудотворною иконою стали носить из Кафедрального собора образ святителей и Казанских чудотворцев.

Чудотворная Смоленская Седмиозерная икона Божией Матери служит для православного люда предметом особого почитания и поклонения. В своих нуждах и скорбях мы обращаемся за помощью к ней, пред Её чудотворным ликом возносятся усердные молитвы. И чудодейственная сила небесной благодати через святую икону изливается на нас до сих пор, приходящих к Ней с сильной верой и пламенной молитвой.

Преподобный старец схиархимандрит Гавриил. Многовековую историю монастыря сегодня невозможно представить без одного из великих старцев дореволюционной России - преподобного схиархимандрита Гавриила (Зырянова), наместника святой обители.

Жизнь старца Гавриила - удивительное, можно даже сказать исключительное явление в русской духовной жизни рубежа веков. В ней, словно в зеркале, отразились духовные искания многих русских богоискателей и духоносцев - всего русского боголюбивого народа.

И сама личность духовного старца наполнена не столько исключительными подвигами, сколько терпеливым, богопреданным несением креста скорбей, постоянной людской чёрствости и собственной немощи с истинно русской кротостью и смирением.

У старца было множество учеников и почитателей, из них - одни были случайными кратковременными посетителями его гостеприимной кельи, другие надолго оставались у ног старца, испытывая великую притягательную силу его личности и сами насыщались его присутствием, являющим на земле реальность иного мира.

Будущий старец схиархимандрит Гавриил родился 14 марта 1844 года в Пермской губернии, в Ирбитском уезде от благочестивых крестьян Феодора и Евдокии Зыряновых. Вся жизнь будущего старца от раннего детства проходила как бы на грани земного и небесного мира. Его избранничество многократно подтверждалось многочисленными видениями и событиями, с материалистической точки зрения необъяснимыми.

Его путь к иночеству не был простым, впрочем, как и само иночество, в Оптиной пустыни в 1864 году под духовным окормлением старца Амвросия. Из Оптиной пустыни, где послушник Гавриил не мог дождаться пострига в течение многих лет по причинам явно не духовного характера, со скорбью в сердце он в 1875 году переходит в Московский Высокопетровский монастырь,[118] где вместе с долгожданным постригом наступает время особенно тяжких искушений, связанных с особенностями монашеской жизни в большом городе, полном соблазнов.

В 1882 году иеродиакон Тихон (такое имя получил будущий старец при постриге) покидает стольный град точнее, бежит из него по настоятельному совету старца Амвросия и водворяется в Раифской пустыни Казанской епархии, где его рукополагают в иеромонаха и назначают братским духовником. Но остаётся он там совсем ненадолго и уже в ноябре 1883 года переводится в Седмиозерную Богородичную пустынь, обитель, в которой старцу предстоит провести целых 25 лет и которой суждено стать тем таинственным лоном, где на одре болезни произошло созревание и преображение монаха-подвижника в великого старца, наделённого благодатными дарами Святого Духа.

На одре тяжкой болезни он провёл пять лет. В 1892 году старец постригается в схиму, в которой он был наречён именем своего небесного покровителя от купели - Архангела Гавриила.

У старца Гавриила появляется круг учеников и почитателей. Совершенно особые отношения складываются у него со студентами и преподавателями Казанской Духовной академии, преимущественно из числа монашествующих, для которых он становится духовным отцом и наставником. Следует отметить, что академия на рубеже веков переживала несомненный духовный и интеллектуальный расцвет. Во многом это объяснялось той возвышенной атмосферой, сложившейся в академии благодаря личности её ректора преосвященного Антония (Храповицкого)[119].

Стремясь воспитать своих подопечных настоящими духовными пастырями церкви, преосвященный Антоний направлял юношей к старцу Гавриилу, в котором он видел лучшего воспитателя для будущих священнослужителей. Студенты часто ездили в пустынь на исповедь и совет к благодатному духовнику. Здесь они чувствовали себя как дома, в гостях у родного отца. С благословения старца они произносили даже проповеди в монастырском храме.[120]

В фондах библиотеки Казанской Духовной семинарии имеется книга отца Гавриила «Поучения и слова иеросхимонаха Гавриила», изданная типографией Казанского императорского университета в 1900 году с авторской надписью: «Дарствую сию книжицу студенту 1 курса Духовной Академии Александру Скворцов[121] у на молитвенную память. 9-го августа 1906 года. Схимо-архимандрита Гавриила».

Известно, что Елисавета Феодоровна была его духовной дочерью. Она неоднократно приезжала в Седмиозерную пустынь с будущей сестрой Марфо-Мариинской обители Варварой Яковлевой. Там они простаивали все долгие монастырские службы и питались от общего стола монашествующих. Когда в четыре часа пополудни подавали чай в покоях настоятеля, то Елисавета Феодоровна приходила туда и принимала живейшее участие в душеспасительных беседах. Эти собрания нередко посещались и студентами Казанской Духовной академии.[122]

И не удивительно, что среди учеников и пострижеников старца оказалось так много исповедников и новомучеников, стойких и непоколебимых воинов Христовых, дерзновенно противоставших насилию богоборцев. Ни один из учеников старца не оказался ни в числе обновленцев, ни в числе «павших», то есть духовно отрекшихся от Христа и Его страдающей Церкви.

К старцу начала приходить известность. Постоянной его посетительницей стала преподобномученица, Великая княгиня Елисавета Феодоровна, старшая сестра царствующей императрицы и вдова Великого князя Сергея Александровича, которая духовно у него окормлялась. Через неё протягивалась таинственная ниточка духовного общения старца с царской семьёй.

В 1902 году по настоятельной просьбе архиепископа Арсения старец принял на себя функции наместничества над обителью. Трудился святой старец над благоустроением Богом ему вручённой обители не покладая рук.

Ещё до своего наместничества он приступил к постронию на средства благотворителей храма для неусыпного поминовения усопшей братии монастыря и всех православных христиан. 15 октября 1900 года архиепископ Казанский и Свияжский Арсений совершил чин освящения нового двухэтажного храма в честь преподобного Евфимия Великого (небесного покровителя основателя Седмиозерной пустыни схимонаха Евфимия) и святителя Тихона Задонского (небесного покровителя схиархимандрита Гавриила до принятия схимы).

В нижнем храме было устроено помещение для иноков-чтецов неусыпающей Псалтири. И совершенно поразительно, что, начиная с 1928 года - года разгрома обители, подверглись уничтожению практически все монастырские постройки: храмы, хозяйственные помещения - был почти полностью снесён весь монастырь, за исключением только этого храма, ставшего видимым знаком святости его устроителя и указанием на великое духовное значение непрестанной молитвенной памяти.

В этом храме преподобный старец сподобился видения тайны Христовой Жертвы за человеческие грехи, здесь старец проливая святые молитвенные слёзы за совершаемой им литургией, здесь от избытка сердца, наполненного светом и радостью Царства Небесного, произносил он глубокие и проникновенные слова о духовной жизни и назначении христианина.

Высочайший духовный авторитет старца и его активная и успешная административная деятельность вызывали недовольство и у нерадивой части братии, и в светских кругах. Жалобы на схиархимандрита Гавриила подавались постоянно, но предыдущие архиереи понимали их мотивы, и по доносам и жалобам дела даже не заводили.

Однако недоброжелатели воспользовались неосведомленностью нового архиерея, и вскоре после приезда владыки Никанора в Казань (назначен архиепископом Казанским и Свияжским 5 апреля 1908 г.) ему было подано сразу несколько подписанных и анонимных прошений

Отца Гавриила обвиняли в том, что он по старости и нетрудоспособности не в состоянии руководить хозяйством, передоверил все казначею монастыря иеромонаху Тихону, который нечист на руку. В письме нкоего «почетного гражданина Поливанова» содержалось обвинение в принадлежности отца Гавриила «к социал-демократической партии», обоснованное тем, что в монастыре не проводятся торжественные службы по «царским дням», а сам настоятель в эти дни вообще не служит. Подпись была явно вымышленной - в Казани не было такого потомственного почетного гражданина [123].

Владыка Никанор, настроенный против отца Гавриила, возбудил дело. И 15 мая 1908 года (отметим небывалую, а где-то и неоправданную оперативность) схиаримандрит Гавриил и иеромонах Тихон были отстранены от должностей. Хотя дальнейшее более тщательное расследование в 1910 году завершилось полным их оправданием.

В Казани считали, что главным мотивом удаления старца было желание владыки поставить во главе монастыря своего человека, архимандрита Андроника (Богословского), что действительно и было сделано.

Впрочем, желание иметь доверенного человека во глпаве Седмиозерной пустыни для владыки Никанора было вполне естественным, ведь монастырь был приписан к архиерейскому дому, его настоятелями были епархиальные архиереи, а значительная часть доходов монастыря шла на содержание архиерейского дома.

Тогда один из близких духовных сыновей старца будущий священномученик Иувеналий (Масловский), в то время игумен псковской Спасо-Елеазаровой пустыни[124], смог выхлопотать перевод старца к себе. Замечательны и обстоятельства перевода старца: уже перед самым отходом парохода выяснилось, что у нестяжательного старца, обвинявшегося в растрате монастырского имущества, не только не хватает денег на билет, но даже вовсе не было средств на предстоящую дальнюю дорогу!

В Пскове старца ожидал торжественный приём: у святых ворот Спасо-Елеазаровой обители его встречала вся братия монастыря с чудотворным образом Всемилостивого Спаса на руках, во главе с игуменом Иувеналием. А уже после перевода старца из Седмиозерной обители старец по заключению комиссии был полностью оправдан от возведённых на него обвинений.

Здесь же, в обстановке духовной любви и доверия, благодатный дар старчества беспрепятственно изливался на многочисленных богомольцев, искавших у него утешения и действенной помощи в скорбях и болезнях. В день старец принимал до 150 человек, так широко разнеслась слава о прозорливом молитвеннике и утешителе. Великая княгиня Елисавета Феодоровна по-прежнему навещала своего духовного отца, и он, в свою очередь, посещал устроенную ею Марфо-Мариинскую обитель [125]. На средства великой княгини в Спасо - Елеазаровой пустыни ввиду слабости старца и невозможности ему служить в монастырском храме была устроена домовая церковь, которая была освящена 7 августа 1910 года епископом Иннокентием (Ястребовым), также являющимся духовным чадом батюшки, воспитанником Казанской Духовной академии [126].

Но многотрудная жизнь старца уже подходила к концу, и в 1915 году он совершенно неожиданно для всех возвращается в Казань с ясным сознанием своей близкой кончины: «Поеду в Казань - и там умру!». 27 августа он прибывает в Казань. Месяц длится здесь его последнее предсмертное пребывание. Он прощается со своими духовными учениками, стремясь передать им то бесценное и драгоценное наследство опытного стяжания Святого Духа, нажитое им за долгую и праведную жизнь, передать им те плоды опытного Богообщения, которого он удостоился, и словно ветхозаветный патриарх собирает своих чад, преподаёт им последние наставления и благословения, которые будут хранить их во всю последующую многоскорбную жизнь. Не случайно, что многим из посещавших его в те дни духовных чад из бывших академических воспитанников выпала судьба стать впоследствии архиереями уничтожавшейся большевиками Русской Православной Церкви [127].

Наступили последние дни земной жизни старца Гавриила, сопровождавшиеся тяжёлой болезнью. Последнее причастие Святых Таин преподобный принял из рук своего духовного сына иеромонаха Ионы (Покровского) [128]. Его последними словами были: «Спастися подобает многими скорбями». Воистину это и был девиз всего многотрудного скорбями его жизненного пути. Сподвижник Веры упокоился в академическом флигеле в ночь на 24 сентября 1915 года [129].

Прощание с почившим старцем прошло при огромном стечении народа. Со всех сторон во множестве прибывали православные ко гробу угодника Божия. Отпевали старца в академической церкви во имя Архангела Михаила четверо архиереев, в сослужении архимандритов, иеромонахов и более чем двадцати священнослужителей из числа его духовных чад.

На отпевание приехала и великая княгиня Елисавета Феодоровна с несколькими сестрами Марфо-Мариинской обители. Затем после отпевания траурная процессия пешком направилась в Седмиозерную пустынь, путь до которой занял почти целый световой день. Торжественно, с великим почётом встречала братия обители своего бывшего, изгнанного и оклеветанного настоятеля, во всём показывая раскаяние и являя торжество Правды Божией. После великой панихиды в главном соборе монастыря старец был погребен под храмом св. Евфимия Великого, строителем которого он был.

В Казанском крае, где протекала большая часть жизни старца Гавриила, благодарная и молитвенная память о дивном любвеобильном подвижнике не оскудевала никогда, несмотря на разрушение монастыря и чудовищные гонения богоборческой власти, стремившейся стереть с самой земли православную веру и самую память о ней.

Милостию Божией удалось сохранить и мощи преподобного, которые почитатели старца смогли вывезти из разоренной безбожниками обители и тем самым спасли их от задуманного поругания. Спасший святые мощи иеросхимонах Серафим[130] сорок лет хранил их у знакомых монахинь, постоянно опасаясь своего ареста или обыска, и перед приближением своей кончины передал их будущему епископу Казанскому и Марийскому Пантелеимону.[131] Среди казанских жителей память о старце была жива, и хотя никто не знал, где находятся его мощи, православный народ шёл к полуразрушенному храму обители и молился у Его осквернённой могилы.

25 декабря 1996 года архиепископом Казанским и Татарстанским Анастасием было получено благословение от Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II о канонизации старца. После этого началось и возрождение поруганной обители, возобновилась здесь иноческая жизнь.

Стараниями братии пустыни под руководством наместника игумена Германа (Кузьмина) в 1999 году был восстановлен единственный сохранившийся храм во имя Преподобного Евфимия Великого и Святителя Тихона Задонского, построенный в 1898 - 1899 г. по инициативе схиархимандрита Гавриила для непрерывного поминовения усопших. 10 августа на праздник Седмиозерной иконы Пресвятой Богородицы в этом храме Высокопреосвященнейший Анастасий, архиепископ Казанский и Татарстанский совершил первую Божественную литургию при большом стечении почитателей старца. 30 июля 2000 года мощи преподобного старца Гавриила вновь вернулись в его родную обитель, чтобы, дай Бог, никогда не покидать её!

Погост святой обители. Основателем её был инок Евфимий, уроженец далёкого Устюга. Здесь он и завершил свой земной путь. Его останки почивали под гробницей у северной стены в углу храма Вознесения Господня.[132]

Архимандрит Виссарион упокоился 15 декабря 1896 года. Наместника похоронили на монастырском кладбище. Его отпевал благочиный монастырей, архимандрит Вениамин.

Над его прахом был поставлен памятник, в котором постоянно теплилась лампадка, а на задней стороне памятника было вырезано следующее стихотворение:

«Здесь тотъ, рукою чьей обитель

Поставлена на пышный пьедесталъ,

Кого людской судъ слепо осуждалъ,

Чью мысль одинъ лишь знал Спаситель.

Здесь тотъ, в комъ огнь любви святой

Ко ближнему горелъ до гроба,

Чью грудь не знали лесть и злоба,

Кто памятникъ создалъ себе иной…».[133]

На опушке сосновой рощи, что на холме за деревней, на берегу озера и по сей день поют соловьи.

Схороните меня в ясный солнечный день,

На горе, под сосною кудрявой,

Там в прохладе лесов, там в тиши деревень,

Там под сенью зеленой дубравы.

Это сказал поэт. Здесь на погосте Седмиозерной пустыни под памятником серого мрамора он нашел последнее пристанище. «Под сим камнем покоится Михаил Николаевич Соймонов [134]. Сконч. 12 сентября 1888 г. 37 лет от роду». Ниже, на памятнике была еще одна надпись: «Суждены вам благие порывы, но свершить ничего не дано» [135]. Возможно, казанские дворяне Соймоновы были благодетелями Седмиозерной пустыни.

В ограде пустыни был похоронен заштатный священник Феодор Никитич Сосунцов (Флеринский) (1837 - 9 августа 1906 г.).[136] Сосунцов 46 лет прослужил в сане священника в храмах Казанского и Лаишевского уездов - селах Хотня (с 1859), Селенгуши (с 1876), Каймары (с 1891 и до ноября 1905); законоучителем Хотнинского, Каймарского, Макаровского (с 1903) земских училищ. Был награжден орденом cв. Анны 3 степени (1900).

Его погребение состоялось 11 августа при большом стечении народа. Его отпевали П.Е. Любимов, священник с. Усад, иеромонах Симеон, инспектор Тамбовской семинарии, А.Ф. Темин, священник с. Кадышево, Е.Ф. Сосунцов, священник, сын почившего, А.А. Покровский, священник с. Сухой Реки, помощник благочинного, Н.П. Любимов, священник с. Ковалей, В.Ф. Лебедев, священник с. Каймары, иеромонах Палладий, благочинный Седмиозерного монастыря, иеромонах Гавриил.

Проводить на место вечного упокоения почившего отца Феодора прибыл хороший его знакомый, настоятель римской посольской церви, архимандрит Владимир, который и совершил последнюю литию над усопшим. Ксения Николаева Баратынская (сестра Александра Николаевича, предводителя дворянства Казанского и Царевококшайского уездов) возложила на гроб венок из живых цветов [137]. Наместник монастыря схиархимандрит Гавриил не смог принять участия в отпевании о. Феодора, но оказал этому печальному торжеству со своей стороны всяческое содействие и на деле показал, что при взаимном уважении вполне возможен мир между белой и черной рясами.

Да будет отцу Феодору вечная память!

Разрушение и возрождение монастыря в XX веке. Последним настоятелем пустыни был епископ Андроник (Богословский Андрей Георгиевич) (1845 - 26 января 1928). Уроженец Ставропольской губернии, закончил Ставропольскую Духовную семинарию. В 1869 году рукоположен во священника, служил в сельских приходах Ставропольской губернии. С 1900 года был настоятелем Богоявленского собора в г. Ирбите Екатеринбургской губернии. Там познакомился с владыкой Никанором (Каменским), тогда епископом Екатеринбургским. Вслед за ним последовал в другие епархии: Гродно, Варшаву, где был экономом архиерейских домов. В 1908 году вместе с архиепископом Никанором прибыл в Казань, постригся в монашество и сразу же был возведен в сан архимандрита. Архиепископ Никанор 15 мая 1908 года под надуманным предлогом отстранил от наместничества в Седмиозерной пустыни преподобного Гавриила (Зырянова) и казначея обители, иеромонаха Тихона, назначив отца Андроника.. Седмиозерной пустынью о. Андроник руководил до конца жизни.

В конце весны или начале лета 1921 года по указу митрополита Кирилла, находившегося в заключении, епископы Иоасаф (Удалов), Афанасий (Малинин) и Варсонофий (Лузин) рукоположили отца Андроника во епископа Спасского, викария Казанской епархии (на 76-м году его жизни). Тем же указом епископ Андроник был назначен настоятелем Казанского Иоанно-Предтеченского мужского монастыря. Но владыка Андроник просил оставить его в Седмиозерной пустыни. Егоь просьба была удовлетворена. С 12 апреля 1922 года носил титул епископа Мамадышского.

Скончался 26 января 1928 года в монастыре (по другим сведениям - в Казани). Молва сильно преувеличивала его возраст. В литературе до сих пор встречаются утверждения, что владыка Андроник умер на 96-ом году жизни, на самом деле - на 84-ом году. Похоронен около Вознесенского собора монастыря, могила не сохранилась, возможно, уцелела под развалинами взорванного в 1930-е годы храма. Несмотря на неприглядную историю с отстранением преподобного Гавриила (Зырянова), пользовался большим уважением братии обители и верующих, был хорошим администратором и усердным молитвенником. Принял активное участие в погребении преподобного Гавриила Седмиозерного († 24 сентября 1915), общался с Великой княгиней Елисаветой Феодоровной, прибывшей на похороны своего духовного отца. [138]

В 1928 г. монастырь был окончательно закрыт. Его постройки в разные годы занимали совхоз, вспомогательная школа-интернат, а с 1980-х годов они почти не использовались. Колокольня и храмы XVII века местными жителями были разобраны на кирпич для хозяйственных нужд.

Ко времени передачи монастыря в ведение Русской Православной Церкви (в 1997 году) кроме Свято-Евфимиевский храма, сохранились странноприимный дом (1845); двухэтажный братский и трапезный корпус (1893), руины стен да остатки построек хозяйственного двора.

Возрождается святая обитель, в ней идут восстановительные работы. Отреставрирована церковь и братский корпус. Налаживается монастырское хозяйство, идёт подготовка к восстановлению других монастырских построек, строительству ограды.

Седмиозерная пустынь со дня своего открытия живёт по монастырскому уставу. Ежедневно в пять часов утра совершается братский молебен с акафистом Божией Матери и прп. Гавриилу и Александру Седмиозерному. Службы совершаются ежедневно. В обители читается Неусыпаемый псалтирь.

Братия монастыря несёт различные послушания. В пустыне имеется большое подсобное хозяйство. Есть коровник, парники, где выращиваются различные овощи. Монастырь полностью обеспечивает себя продуктами питания.

Обитель также осуществляет социальное служение: кормит бездомных, малоимущих и паломников, собирает одежду и раздаёт её нуждающимся.

Бесстрастный сосновый бор поднимает высоко свои вершины и замирает в созерцании неба и его тайн, и если взглянуть туда, где столько безграничного простора, откуда на весь мир льются животворные лучи, - то станет понятно, куда идти и к чему стремиться…

5. Казанский Воскресенский Ново-Иерусалимский

монастырь (Архиерейская дача) и его некрополь

Дивное место, созданное самой природой на высоком берегу озера Средний Кабан, выбрал в 1665 г. митрополит Казанский и Свияжский Лаврентий II [139] для строительства Казанского Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря. По приказанию патриарха Никона началось строительство деревянного мужского монастыря по образцу Истринского Ново-Иерусалимского в Подмосковье.

Основное каменное строительство монастыря развернулось на рубеже XVII-XVIII вв., когда были возведены Воскресенский собор с колокольней, надвратная церковь Тихона Амафунтского, монастырские кельи и службы, а территория была обнесена кирпичной оградой с башенками-пинаклями. С этого времени в Воскресенском монастыре стали проживать казанские митрополиты.

При монастыре было большое хозяйство: гумно, овины, молотильные сараи, амбары, маслобойня, скотный и другие хозяйственные постройки, сад, огороды, теплицы. После секуляризации в 1764 г. монастырь оказался за штатом и практически был закрыт. Святая обитель стала местом постоянного проживания казанских митрополитов только с 1789 г., митрополит Вениамин[140] переехал из казанского кремля в обитель и с этого времени весь комплекс стали называть загородным архиерейским домом. Но этому предшествовали события, связанные с осадой Казани пугачевцами.

Екатерина II, чувствуя свою вину перед Вениамином за то, что в октябре 1774 г. он был ложно обвинён в сотрудничестве с бунтовщиком Пугачевым и провёл несколько месяцев в казанском остроге, выделила на обустройство дома крупную денежную сумму. Монастырский ансамбль отчасти возводился по чертежам умершего к тому времени видного представителя русского барокко, известного архитектора Варфоломея Растрелли (1700 - 1771) под руководством казанского зодчего Василия Кафтырева (1731/33 - 1807).[141]

Императрица лично ознакомилась с делом, которое вёл председатель следственной комиссии генерал П.С.Потёмкин (троюродный брат светлейшего князя Г.А.Потёмкина-Таврического). В изоляции Вениамин пробыл три недели. Найдя митрополита невинно оклеветанным, она Указом Синоду повелела Вениамина «именовать митрополитом казанским и носить белый клобук».

Затем собственноручно написала ему следующее письмо: «Преосвященный митрополит казанский Вениамин! По приезде моем в Москву, первым попечением было для меня рассмотривать дела бездельника Аристова[142] и узнала я к крайнему удовольствию моему, что невинность вашего преосвященства совершенно открылась. Покройте почтенную главу вашу сим отличным знаком чести (т.е., белым клобуком); да будет он для всякого всегдашним напоминовением торжествующей добродетели вашей; позабудьте прискорбие и печаль, кои вас уязвили; припишите сие судьбе Божией, благоволившей вас прославить по несчастных и смутных обстоятельствах тамошнего края; принесите молитвы Господу Богу; а я с отменным благожелательством есмь Екатерина».[143]

Возможно, письмо было продиктовано и теми теплыми впечатлениями, оставшимися в памяти императрицы от пребывания Казани в мае 1767 г., и в частности посещения архиерейской дачи.[144]

В 1789 - 1830 гг. загородный дом являлся административным центром епархии, позже, после восстановления дома архиереев в кремле, обитель служила казанским архипастырям местом летних отпусков.[145] Время не пощадило зданий, но это - единственный в Казани монастырский комплекс, сохранивший в основном изначально задуманную архитектурную целостность.

К сожалению, архив загородного Архиерейского дома в годы революционного лихолетья XX столетия был полностью уничтожен.[146] Поэтому исследователи не в состоянии сегодня проследить историю святой обители, восстановить имена монашествующих и, в частности, лиц, погребенных на монастырском некрополе. Об этом же свидетельствует Наталья Троепольская (правнучка профессора Казанской Духовной академии И.М. Покровского), в своей статье «Научно-реставрационное обоснование комплекса Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря».[147]

Для современных изысканий основным источником при изучении истории комплекса монастыря может послужить капитальный труд И.М. Покровского.[148] Однако в нём также нет упоминаний о захоронениях на монастырском некрополе.

Известно, что этот высокий холм, с незапамятных времен называвшийся «Едемским островом», ещё задолго до освоения его православными монахами пользовался почтительным уважением со стороны местного татарского населения.

В конце XIX - начале XX вв. казанскими лингвистами были прочитаны надписи на двух каменных могильных плитах, лежащих: одна - у надвратной церкви Тихона Амафунтского,[149] другая - около колокольни Воскресенского собора, выполненные арабским шрифтом. Надгробия были установлены на княжеских булгарских захоронениях и датируются второй половиной XIII века.[150] В настоящее время эти плиты хранятся в Национальном музее Республики Татарстан.

Само монастырское кладбище находилось южнее Воскресенского собора. Рядом с ним в первой половине XIX века была построена деревянная часовня, снесенная в советские годы. Автору из достоверных источников известны два захоронения монастырского некрополя.

Здесь упокоился известный казанский масон и вольнодумец Полянский Василий Ипатович (1742 - 1800/01). Поклониться его могиле приходили не только из Казани, но приезжали и издалека.

Это была яркая, самобытная и незаурядная личность. Казанский дворянин, военный чиновник в Сибири. В 1771 - 1772 гг. по поручению правительства совершил заграничную поездку в Швейцарию и Италию, во время которой познакомился с Вольтером. После возвращения в Россию был назначен секретарём Петербургской Академии художеств (1772 - 1778 гг.), работал в комиссии по составлению законов.

В дальнейшем жизнь Полянского круто изменилась. По видимому, за дерзкое высказывание о Екатерине II Сенат приговорил его к отсечению руки. Приговор был отменён, но Полянский вынужден был уехать из Петербурга. С 1779 он советник губернского правления в Могилёве, ближайший помощник графа Захара Чернышёва.

В 1781 вышел в отставку и с той поры жил в своём имении Пановка Лаишевского уезда, что в 29 верстах[151] от Казани, которое в дальнейшем перешло к Юшковым.[152] В конце 80-х годов ненадолго возвращался на службу. Во время европейского путешествия, а также проживая в Казани собирал библиотеку. Часть книг (298 названий в 693 томах) была им подарена Первой Казанской мужской гимназии (дарственная от 26 ноября 1798 г.). В частности, в ней имелись книги на иностранных, преимущественно на французском языке, - 270 сочинений, в т.ч. издания XVIII века по философии, истории, филологии (сочинения Вергилия и Плутарха, И.Г. Гмелина, шведского офицера Ф.-И. Страленберга, бывшего в России в плену, французского просветителя Ш. Монтескье, английского поэта Дж. Мильтона, сочинения Б. Фонтенеля. Впоследствии библиотека Полянского наряду с книжным собранием Г.А.Потёмкина составили основу формирования будущей библиотеки императорского Казанского университета.[153]

Василий Полянский был погребен в фамильном месте упокоения рода Юшковых, слева от входа в парк, за алтарём Воскресенской церкви.[154]

Вплоть до начала XX столетия (а по некоторым косвенным источникам даже до 1920-х годов) над его могилой сохранялась чугунная плита, на которой была отлита следующая надпись: «Под сим знаком лежит прах надворного советника Василья Ипатова сына Полянского, возродившегося в 1784 году, ноября 23 дня; а всех лет жития его было пятьдесят девять, восемь месяцев и 5 дней. Ты, читатель, воздохни к Вышнему и умиленно помолись Господу Иисусу Христу. Аминь».[155]

Его младшая сестра Марфа (1758 - 2 февраля 1822) была замужем за казанским прокурором Романовым. Погребена на кладбище Свято - Введенского Кизического мужского монастыря.[156]

Лучшим из памятников первой половины XIX века П.М. Дульский признаёт сооружение над могилой Н.И. Юшковой. «Памятник, как пишет исследователь, главным образом интересен своим барельефом, композиция и техника которого заставляют предполагать, что выполнял эту скульптуру незаурядный мастер».[157]

Юшкова Наталья Ипатьевна († 1815) являлась сестрой Василия Ипатовича Полянского и женой председателя казанского верхнего земского суда Юшкова Ивана Иосифовича († 1811). Она была матерью Владимира Ивановича Юшкова (1789 - 1869)[158] - мужа родной тётки Льва Николаевича Толстого Пелагеи Ильиничны (1797 - 22 декабря 1875).

В их семье родилось девять детей - пять сыновей (Николай (1777-1828), Александр (1780-1828?),[159] Иван (?), Иосиф (1788-1849),[160] Владимир (1789-1869) и четыре дочери - Екатерина, Мария и Надежда. Имя одной из них исследователями пока не установлено.

Н.Ильминский, а вслед за ним и Н.П. Загоскин отмечают, что до захоронения Полянского за алтарём Воскресенского собора уже покоилось несколько членов семьи Юшковых. Исследователям ещё предстоит установить их имена. Подобное утверждает нас в мысли о большой благотворительной миссии, которую семья Юшковых несла по отношению к этой святой обители. Если это так, то становится понятным нахождение семейного некрополя на монастырской территории.

Однако, далеко не все Юшковы были здесь похоронены. Например, Николай Иванович Юшков был погребен на кладбище Свято - Успенского Зилантова монастыря.[161] Там чудом, до наших дней сохранилась могильная мраморная с прожилками плита, на которой выбито: «Под сим памятником положен гвардии капитан Николай Иванович Юшков, родившийся 1777 года июня 4 дня, скончавшийся 1828 года апреля 3 дня».

Несомненно, на некрополе монастыря погребали священно-служителей и монашествующих, но их имена окутаны пеленой ушедшего времени. Старожилы рассказывают, что до 1950-х годов за алтарём Воскресенской церкви ещё сохранялись могильные камни с именами упокоившихся священников.

Казань тесно связана с периодом становления молодого Льва Толстого, ибо здесь он прожил шесть лет с 1841 по 1847 гг.[162] Из семьи Юшковых будущий писатель был тесно связан с Владимиром Ивановичем, несмотря на их солидную разницу в возрасте в 39 лет. Толстой неоднократно посещал его имение Паново. Так, в августе 1842 года он наблюдал оттуда за дымом, расстилавшимся на горизонте от сильнейшего городского пожара.[163] У В.И. Юшкова в его имении Толстой провёл день 9 мая 1851 года.[164]

Проживая в Казани, Толстой, естественно, посещал и её окрестности. Так, он был в Кизической слободе[165] и в Кизическом Свято - Введенском мужском монастыре и не мог не посетить могилу упокоившегося здесь своего деда, казанского гражданского губернатора Ильи Андреевича Толстого (1757 - 1820).

Известно, что он неоднократно бывал в Зилантовском Свято-Успенском мужском монастыре,[166] и вряд ли пропустил могилу своего двоюродного дяди Николая Ивановича Юшкова.

Он также посетил и архиерейскую дачу, где в тенистом монастырском парке они гуляли вместе с его первой возлюбленной Зинаидой Молоствовой[167] и вряд ли обошли своим вниманием некрополь святой обители, где упокоились его казанские родственники по отцовской линии - Юшковы, и взор молодых вряд ли прошёл мимо разлапистой сосны, которой в 1847 году было уже 80 лет.

Как считает современный крупный исследователь творчества Л.Н.Толстого Н.И. Бурнашева, казанский период жизни писателя ещё слабо освещён с позиций влияния на его дальнейшее художественное творчество.[168] Думается, что изучение жизни родственников писателя, особенно Юшковых, а также казанских мест, им посещаемым, принесут много интересных находок и открытий.

Уместно напомнить, что 5 июля 1894 г. архиерейскую дачу посетил о. Иоанн Сергиев Кронштадский, куда он прибыл, чтобы испросить благословение Казанского архипастыря Высокопреосвященнейшего Владимира[169] на совершение литургии в Благовещенском Кафедральном соборе.[170]

В это посещение о. Иоанн Кронштадский, встреченный, как и везде, огромными толпами православных почитателей, приложился в Казанско-Богородицком монастыре к чудотворной иконе Казанской Божией Матери, получил из рук настоятельницы игуменьи Серафимы (Воскресенской) изящную копию с этой иконы. Совершил краткий молебен в доме вдовы Хохряковой, отобедал у почётного гражданина Казани, известного купца Дмитрия Ивановича Черноярова, около четверти часа беседовал с викарным епископом Анастасием в Спасо-Преображенском монастыре. И вечером того же дня отбыл из города вверх по Волге.

Архиерейский дом строился по образцу загородных дворцов в комплексе с регулярным парком. Парк монастыря - это памятник садово-паркового искусства и ландшафтной архитектуры второй половины XVIII века. Аллеи лип и кленов расходятся лучами от центра, постепенно сливаясь с расположенной за парком рощей. Его главная аллея ориентирована на ось центрального ризалита архиерейского дома. Парк был отделен от центральной площади обители кованой оградой на столбах.

Запущенный и бесхозный сегодня, парк по-прежнему сохраняет прорисовку аллей и тропинок. На его центральной аллее среди дубов, лип, клёнов и берёз растёт самое старое дерево нашего города - сосна, в три обхвата и высотой в 29 метров.[171] Она была посажена ещё при митрополите Вениамине в 1767 году,[172] в год приезда в наш город императрицы Екатерины II. В 2007 г. ей исполнилось 240 лет. И почему бы в связи с этим событием рядом с ней не установить бы памятную табличку?

Положительные примеры же есть. Между селами Туркаш и Ятмас Дусай Кукморского района чудом сохранился природный памятник - древний дуб. Он является ровесником Петра Великого и как установили сотрудники Татарской лесной опытной станции, он достиг возраста 330 лет. Дуб - долгожитель растет на территории бывшей Туркашкой корабельной дубовой рощи Абдинского лесничества Мамадышского уезда, ныне Кукморского лесничества Сабинского лесхоза.

Дерево высотой 23 метра и почти в четыре человеческих обхвата. Диаметр дуба на высоте полтора метра от земли составляет 149 см, длина окружности - 458 см Учитывая преклонный возраст дуба, специалисты Сабинского лесхоза взяли его под охрану. По обеим сторонам от единственного в Татарстане дерева - памятника природы поставлены щиты и изгородь.[173]

Обозначен же изгородью и табличкой как самый старый дуб в Кукморском районе, а возможно и в Татарстан, которому 330 лет.

Ново-Иерусалимский монастырь и его некрополь, как и казанские родственники Л.Н. Толстого - Юшковы, ждут своего пытливого исследователя.

6. Свято-Введенский Кизический мужской монастырь

Основание монастыря. В июне 1654 года по России прокатилась опустошительная волна моровой язвы. Не миновала она и Казань. Только в самом городе и его окрестностях, по синодику Седмиозерной пустыни, от неё умерло 41698 человек.[174] Думается, что это завышенные цифры, увеличивающиеся при переписке из одного источника в другой, ибо переписная книга 1642 года зафиксировала в Казани 5342 жителя мужского пола (но это только русские, главы семейств, живущие внутри городской черты). Можно полагать, что к концу XVI века население Казани вместе с окружающими город селами и слободками достигало 20 тысяч человек.[175] Но все равно последствия эпидемии были опустошительными.

Тогда, на совещании духовных и светских властей было решено принести в город чудотворную Смоленскую икону Божией Матери, которая находилась в Седмиозерной пустыни, куда отправилась делегация горожан вместе с игуменом Иоанно-Предтеченского монастыря Пахомием.[176] В трех верстах от города икона была встречена Казанским архиереем Корнилием, освященным собором, градоначальством, при большом стечении народа.

После внесения «чудотворного образа» в Казань, «молений и обнесения им города, не только прекратилась чума, но и в последующие годы, когда она начала было снова свирепствовать, исчезала двоекратно при принесении Образа».[177] Тогда было решено ежегодно приносить эту икону в Казань. На том месте, где была встречена святыня, водрузили святой крест, в знак того, что встречи и проводы этой иконы должны проходить именно здесь. Это благостное событие можно по праву считать первым моментом зарождения святой обители.

В 1687 году на Казанский край снова обрушилась страшная эпидемия, именуемая в народе «трясовичной болезнью». Бедствие это продолжалось около года.

Основание монастыря связано с неимоверным количеством лихорадочных заболеваний в Казани и ее окрестностях, что и неудивительно - места были малярийные. Люди верили, что сила пострадавших за Христа в городе Кизике девяти мучеников исцеляет от лихорадки. В народе её называли «трясовицей». Больные приходили сюда молиться и получали, по преданию, исцеление.

Видя страдания своей паствы, митрополит Казанский Адриан,[178] вспомнил о девяти святых мучениках, в городе Кизике подвизавшихся и имеющих дар исцелять от этой злокозненной болезни, и обратился к общему городскому совету с предложением поставить церковь в честь девяти святых мучеников на месте встречи чудотворной иконы, что и было поддержано всеми с величайшей радостью.

Первые годы монастыря. В 1687 году началось строительство деревянного храма, которое было завершено к июню 1688 года, как раз ко времени встречи Седмиозерной святыни. После этого пораженные недугом люди стали исцеляться, и вскоре эпидемия совершенно прекратилась. С тех пор этот храм, находящийся на высоком сухом месте, сделался местом массового паломничества, в который стали стекаться пожертвования. По ходатайству митрополита Адриана здесь был основан Кизический монастырь. Датой его основания можно считать 1691 год. Поэтому обитель эта и чествовала двухсотлетие своего существования 29 апреля 1891 года.[179]

Вскоре Преосвященный Адриан был переведен в Москву. Став Всероссийским Патриархом, он не оставил своего заботливого попечения о монастыре, оказывая ему всестороннюю помощь и содействие.

В 1645 году при Кизическом митрополите Анемподисте были привезены московскому царю Михаилу Федоровичу мощи святых Кизических мучеников. В 1693 году частицы мощей Патриархом Адрианом были отправлены в Кизическую обитель.[180]

Получение такой великой святыни стало большой радостью для монастыря. Более того, на следующий год Патриарх прислал грамоту Митрополиту Казанскому Маркелу, в которой предписывалось выносить икону Кизических мучеников с их мощами в дни встречи и обношения чудотворного Седмиозерного образа и так же обносить её по храмам и домам православных. Кроме образа святых мучеников, Патриарх Адриан прислал чудотворный образ Божией Матери, именуемый Кизическим.

Мощи, хранившиеся в ковчеге, стали главной святыней монастыря, и ежегодно их носили по городу вместе с чудотворной Седмиозерной иконой. Как чудотворные почитались и две хранившиеся в главном храме монастыря иконы - Кизической Божией Матери и Виленской Божией Матери, они были пожалованы святой обители его основателем Стефаном Сахаровым.[181]

Икона кизических мучеников почиталась чудотворной и приносилась в Казань ежегодно вместе с чудотворной Смоленской иконой Божией Матери. Толпы народа ожидали эти иконы по всему пути следования от Свято-Введенского Кизического монастыря. Возле Спасской башни Кремля, на Ивановской площади, в парадном строю стояли войска. Казанцы, желавшие принять иконы у себя в домах, выстилали дорожки срезанной травой, указывая процессии путь. А там, где икону не вносили в дом, ставили во дворе столик, накрывали новой скатертью, и молебен служился во дворе.[182]

В 1695 году Патриархом был подарен монастырю атласный антиминс, на котором сбоку были перечислены имена первых и наиболее значимых деятелей обители: митрополита Маркела, игумена иеромонаха Ипатия и иеродиакона Стефана (Сахарова).

Первые годы становления святой обители прошли при деятельном участии и попечении митрополита Казанского Маркела (1690 - 1698), сменившего на этом высоком духовном посту Адриана. Он был переведен в Казань из Пскова и как бывший из посольских приказных судей, несомненно был человеком чувствующим красоту и понимающим благолепие обителей. А монастырь Кизический был для него летней резиденцией, т.к. настоящий архиерейский загородный дом был отстроен только при императрице Екатерине II, т.е. почти 100 лет спустя.

Храмы, строения, земельные угодья. Более полувека с момента основания строения обители были деревянными. И только после пожара 1745 года монастырь стал отстраиваться из камня.

В 1746 году была построена небольшая каменная теплая церковь во имя Святого равноапостольного князя Владимира.

Спустя девять лет, в 1757 году возводится соборная каменная церковь во имя Введения во храм Пресвятой Богородицы с приделом в трапезе на северной стороне во имя Святых девяти Кизических мучеников, являвшаяся ярким образцом русского барокко.

При церкви с юго-западной стороны пристраиваются каменные кельи, крытые тесом. Обе церкви были покрыты железом и окрашены медянкой.[183]

В 1836 году при деятельном участии настоятеля обители архимандрита Гурия по проекту казанского губернского архитектора Фомы Петонди и на пожертвования купеческой семьи Котеловых в краткие сроки была возведена величественная 4-х ярусная колокольня высотой 56 метров (для сравнения - высота колокольни Петропавловского собора - 49 метров).[184]

На третьем ярусе звоницы имелся большой колокол весом в 357 пудов и 7 фунтов (5.715 кг), на четвертом ярусе - колокол в 127 пудов и 12 фунтов (2.033 кг) и девять колоколов разного веса. К северу от колокольни находилась каменная часовня с крестом, крытая железом.

От теплой церкви через паперть к западу находились настоятельские кельи, построенные в 1757 году; под ними братская трапезная и кухня, а под папертью - сторожка.

К ним в 1821 году был пристроен каменный трехэтажный корпус, на верхнем этаже которого находились кельи настоятеля. Этот корпус был покрыт железом и также окрашен медянкой. К нему примыкали каменные одноэтажные братские кельи, крытые тесом. Вокруг монастыря была каменная ограда с четырьмя угловыми башнями, построенными в 1757 году.

В 1882 году на пожертвования казанского купца Николая Матвеевича Вениаминова - Башарина († 1883 г.) была построена зимняя Успенская церковь.[185]

На южной стороне обители близ святых ворот находился колодец, над которым была возведена каменная часовня. При монастыре имелись конный и скотный дворы, баня, каменный амбар, плодоносящий сад, деревянная кузня.[186]

За пределами обители, напротив колокольни к западу в 1891 году была построена каменная часовня в честь чудом спасшегося от покушения в городе Отсу Японии Его Императорского Высочества Наследника престола Цесаревича Николая Александровича.

Ее проект был рассмотрен и одобрен строительным отделением Казанского губернского правления 8 августа 1891 года.[187] Судя по сохранившемуся в фондах республиканского архива чертежу проекта она была небольшой. И если перевести из старой меры длины сажени[188] в метры, то получается - 4 на 4 м и высотой в 10 метров.

Монастырю принадлежала роща площадью 10 десятин, огороженная дощатым забором, который был основательно переделан в 1891 году.

Рядом с монастырем находился живописный пруд, в котором монашествующие разводили рыбу и купались. Этот пруд описан в древних архивных документах, книгах и изображен в окружении фруктового сада на планах города первой половины XIX века.[189]

На одном из планов можно различить маленький квадратик у края огорода, между монастырем и прудом.[190] Это колодец, водой которого пользовались жители Кизической и Козьей слобод, а также прихожане окрестных селений и все проезжающие мимо стен монастыря. Над колодцем в 1830 году была построена каменная часовня с позолоченным железным крестом над ней и росписью стен внутри.

В 1764 г., после секуляризации, монастырь был зачислен в третий класс. Основные доходы он получал от паломников, приходивших к мощам Кизических мучеников, и особенно от крестного хода.

Монастырь владел пахотными землями и сенокосными угодьями. Близ него имелась земля в 14 десятин.[191] Ежегодно луговая земля сдавалась местным крестьянам в аренду под сенокос.

В 17 верстах[192] от обители близ родового имения господ Боратынских села Каймары монастырю принадлежало 20 десятин пахотной и сенокосной земли. Этот надел монастырь отдавал на определенный срок в оброчное содержание справным крестьянам. Так, в 1853 году эта земля была передана крестьянину деревни Большие Ковали Сайфулле Мосагутову сроком на 12 лет с ежегодной платой по 15 руб. серебром.[193] В 1865 году эту землю отдали в оброчное содержание крестьянину соседней деревни Альдермыш Идрису Исхакову сроком на 9 лет с 1 апреля 1865 года по 1 апреля 1874 года, но уже с ежегодной платой по 26 руб. 60 коп. серебром.[194] В 1892 году - на 9 лет крестьянину деревни Ибры Казанского уезда, Студено-Ключинской волости Файзулле Шамсутдинову за 30 рублей 13 копеек годовых.[195]

В Свияжском уезде близ деревни Куземкиной на Светлом озере в 35 верстах от монастыря была мукомольня, отданная на 12 лет в оброчное содержание коллежскому секретарю Егору Андрееву Албанскому. В 1846 г. мельницу разрушило вешними водами. Поэтому монастырь вынужден был согласиться в течение трех лет не взыскивать с него оброк с тем, чтобы он перестроил мельницу. За оставшиеся девять лет Албанский вносил ежегодно в обитель по 60 руб. серебром.

В 1860 году мукомольня была отдана на 6 лет в оброчное содержание казанскому мещанину Степану Петрову Пенкину, но почему-то, по более низкой цене: по 20 руб. ежегодно. В 1890 году - на 12 лет Егору Константинову за 17 рублей в год, но в 1894 году распоряжением Епархиального Начальства арендная плата была уменьшена на 7 рублей, ввиду резкого понижения уровня воды.

В восемнадцати верстах от монастыря в затоне Волги близ деревни Большие Отары, именуемом «Соляная Воложка» у него имелась заводь для рыбной ловли. Этот промысел отдан был в 1852 году на оброчное содержание сроком на шесть лет казанскому мещанину Александру Петрову Фролову с ежегодной платой по 80 руб. серебром. В 1858 году, когда истек этот срок, договор с ним был переоформлен на следующие 8 лет, но уже с более повышенной платой - ежегодно по 110 рублей. В 1891 году - на 6 лет Казанскому мещанину Михаилу Иосифову Церулеву по 100 рублей ежегодно.[196]

В 1891 году монастырю был отведен участок Кизической дачи, площадью в 23 десятины.

С 1 июня 1891 года обители был выделен надел пашенной земли площадью в 116 десятин, находящийся в Лаишевском уезде близ деревни Тавели-Ходяшевой, доход от которого ежегодно составлял 445 рублей.

Монастырю также принадлежали два участка леса в 147 десятин: близ Седмиозерной пустыни (88 десятин) и так называемый Мендалинский участок в 59 десятин.

На содержание монастыря настоятель с братией и штатным служителем ежегодно получали в 50-е - 70-е годы XIX века из казанского уездного казначейства по штату положенных 414 руб. 90 коп. серебром, а в конце XIX столетия уже по 668 руб. 58 коп.[197]

Всю работу по управлению монастырским хозяйством вели настоятель с братией. Они распределяли время на ту или иную работу, по своему усмотрению распоряжались рабочей силой и орудиями труда. При необходимости закупали хозяйственную утварь, заключали торговые сделки с хозяйствами других монастырей или же с крестьянами окрестных деревень, участвовали в судебных делах. Обработка монастырской пашенной земли, ухаживание за огородом, обеспечение кормами на зиму домашнего скота, а также заготовка дров, ремонт хозяйственных и жилых помещений требовали от настоятеля и монахов постоянного напряжения сил круглый год.

Вся жизнь монахов проходила в деяниях религиозных и хозяйственных. Утро в обители начиналось рано. Около полуночи звучал побудный колокол, и все шли в храм на полуночную службу. За ней следовало «келейное правило»: каждый монах молился в своей келье. В пять утра снова служба в церкви. Затем завтрак в общей трапезной и послушание, то есть работа до трех часов дня. Снова служба в храме - вечерня, ужин, опять моления - и на покой. На сон отводилось пять-шесть часов. Остальное время уходило на послушание, молитвы и трапезы.

Архимандрит с казначеем вели строгий учет денежных средств, учитывались все приходы и расходы монастыря, как хозяйственные, так и церковного характера и заносились в приходно-расходные книги.

Подобные меры были необходимы, так как с начала XVIII в. все монастыри периодически отчитывались перед духовным начальством обо всех денежных поступлениях и расходах, а также обо всем, что происходило в монастыре. Постоянно посылали в Казанскую духовную консисторию отчетные ведомости, рапорты, доношения и известия. Ежегодно служители обители получали оклад или жалование из монастырского бюджета.

Всеми необходимыми продуктами монахи старались обеспечить себя сами. Судя по источникам весьма распространенным продуктом в рационе монашествующих была рыба. Монахи не готовили блюд из мяса, за исключением тех, которые были предназначены для работников и прихожан. Основной рацион монахов состоял из овощных, в частности, из капустных, репных, огуречных и рыбных блюд.

Время свыше суток и в пределах года монахи, как и все современники, особенно в XVII - XVIII вв., определяли по церковным праздникам и постам. Хотя они и разбирались в числах и месяцах, но для них события происходили «на Благовещение», «на Христов день», «на Успение» и т.д., то есть по памятным дням церковного календаря. В Кизической обители сезонных работников нанимали «от Филиппова заговенья до Христова дни», «от Христова дни до заговенья», «от заговенья до заговенья».

Бытовой уклад обители в основном соответствовал тем меркам, которые были характерны для всего монашества России. Это - преданность и служение религиозному делу, строгое соблюдение монашеского обета и Духовного регламента, а также всех царских указов и указаний настоятеля, ведение аскетического образа жизни.

Наместники монастыря. По нашим данным настоятелями обители за более чем двухсотлетнюю предреволюционную историю его существования было свыше 60 человек. Сегодня вспомнить, по возможности, хочется почти о каждом из них.

Первостроителем, первотрудником обители был иеродиакон Стефан (Сахаров). Это был деятельный исполнитель всех замыслов Казанского митрополита Адриана. [198] Он описал закладку обители в книге «Спирид» или «Кошница», вложенной в 1692 году в основанный монастырь.

Первым же наместником обители, считает епископ Никанор, был иеродиакон Ипатий, который пользовался заметным уважением у казанского общества.[199]

В первой половине XVIII века его сменили иеродиакон Иоасаф (1720), иеродиакон Корнилий (1728), а также игумены Герасим, Варлаам (Высоцкий), Гервасий, Иерофей и Павел, который в 1739 году стал архимандритом и наместником Седмиозерной пустыни. Иеромонах Иосиф, по видимому, исправлял должность игумена короткое время, несколько месяцев в 1740 году.

В марте 1740 года наместником монастыря был назначен иеромонах Дионисий, а 19 июля - игумен Иосиф, который спустя четыре года проштрафился и был послан в Раифский монастырь. В феврале 1745 года его сменил игумен Дорофей.

Мало, что сохранилось о деятельности последующих наместниках монастыря: игуменах Евмении, Иоанникии и Филагрии. Впрочем, Иоанникий еще в 1741 году, не будучи наместником обители, составил довольно полную опись монастыря, которая, по крайней мере, в конце XIX века ещё была в сохранности и находилась в архиве обители.

Его сменил игумен Леонид, возведенный в сан архимандрита и впоследствии переведенный управлять Седмиозерной пустынью. По всей видимости, он был благочинным монастырей, ибо к нему направлялось в 1764 году большое количество бумаг о размещении сверхштатных монахов.

В 1763 году некоторое время исправлял должность игумен Иерофей, а в 1765 году - игумен Иероним, переведенный из Феодоровского монастыря. За ним следовали иеродиакон Исаия, до этого бывший экономом Архиерейского дома, далее архимандрит Хрисанф, переведенный из Чебоксарского монастыря.

Архимандрита Хрисанфа сменил игумен Нарцисс, который в том же 1774 году был назначен наместником Седмиозерной пустыни. Ему преемствовали игумен Ювеналий (до 1780 г.), затем игумен Касторий и игумен Киприан.

Игумен Касторий был префектом Казанской духовной семинарии и после кончины архимандрита Раифской пустыни Илариона был переведен на его место.

В 1785-1790 годах ему преемствовал игумен Амвросий (Яковлев-Орлин), известный богослов, бывший преподаватель риторики Казанской духовной семинарии, состоявший также смотрителем новокрещенской школы. В 1790 году его переводят в Заиконоспасский монастырь, в дальнейшем служивший в Московской духовной академии.

Амвросия сменил игумен Аввакум, который одновременно был и наместником Зилантова монастыря. Следующим был игумен Геннадий, бывший преподаватель риторики Казанской Духовной семинарии. Около года подвизался в обители, скончавшийся в 1799 году игумен Мисаил из иеромонахов Архиерейского дома.

Недолгое время наместниками монастыря были игумен Еразм, равно как и его заместители иеромонах Виталий, переведенный из Алатырского Троицкого монастыря и Гавриил, переведенный из Иоанно-Предтеченского монастыря и в апреле 1800 г. назначенный архимандритом Зилантовой обители, куда он был торжественно введен был архимандритом Спасского монастыря Антонием.

Временно, после его отбытия, должность наместника исправлял игумен Иоанно-Предтеченского монастыря Гервасий, которого сменил учитель грамматического класса Казанской Духовной академии, известный позднее синолог иеромонах Иакинф Бичурин,[200] одновременно надзиравший и за Зилантовым монастырем.

Уроженец Владимирской губернии игумен Августин поступил из Феодоровского монастыря в 1809 году. Через три года его сменил игумен Товия, которого сменил выпускник Нижегородской Духовной семинарии и учитель Саранской Духовной семинарии иеромонах Тихон. Постриженник Зилантова монастыря, он был там казначеем, откуда и был переведен в Кизическую обитель.

С 1813 по 1825 годы с перерывом обителью управлял игумен Арсений.

В межигуменство Арсения Кизическим монастырем управляли иеромонах Серапион и игумен Серафим. Иеромонах Серапион был протоиереем Казанско-Богородицкого женского монастыря. При постройке памятника, павшим русским воинам убиенным при взятии Казани, он входил в состав строительного комитета, был благочинным монастырей и присутствующим членом Консистории.

Игумен Серафим был из московского посадского сословия. Был пострижен в Алатырском монастыре, служил казначеем в Спасском монастыре. В 1819 году, после Кизического монастыря переводится наместником Свияжского Богородицкого монастыря, откуда был переведен в строители Тихвинского Цивильского монастыря, а потом опять возвращен в Кизическую обитель казначеем.

С 1827 по 1830 годы наместником обители был игумен Петр, переведенный из Николаевского монастыря. Как хороший строитель игумен Петр, состоял членом комиссии по постройке Архиерейского дома и был экономом Архиерейского дома. Возведенный в сан архимандрита, Петр переводится в Зилантов монастырь.

С 1830 по 1842 год игуменом был определен архимандрит Гурий, выпускник Нижегородской Духовной семинарии. По мнению епископа Никанора, «самый видный и деятельный из всех наместников обители».[201] При его деятельном участии монастырь заметно обновился: была возведена величественная 4-х ярусная колокольня, братский корпус, подновлены башенки и стены обители. С миссионерской целью он посещает села Чистопольского, Мамадышского, Лаишевского и Спасского уездов Казанской губернии. Архимандрит Гурий оставил довольно хорошее описание святынь и достопримечательностей обители, представленные им в Консисторию в 1841 году.

После его кончины наместником был назначен эконом Архиерейского дома игумен Антоний.

Из последующих наместников святой обители отметим иеромонаха Виталия, игумена Германа, архимандрита Вениамина, архимандрита Мелетия, иеромонаха Варсонофия.

Необходимо выделить архимандрита Варсонофия (Охотина) (1861 -1864), выпускника Московской Духовной академии, позже епископа Симбирского. В 1860 году он на страницах журнала «Православный собеседник» смело выступил в защиту крестьян и против крепостного права.

В течение шести лет (1865 - 1871) наместником обители был уроженец Орловской губернии, иеромонах Иннокентий (Иван Оранжев) (1814 - 1886). Он был направлен в Иркутск, где долгое время являлся членом Духовной консистории и казначеем монастыря святителя Иннокентия Иркутского чудотворца. Оттуда с преосвященным Афанасием Казанским прибыл в Казанскую епархию и был определен наместником Кизического монастыря.[202]

После 1873 г. монастырем управляли викарные епископы Чебоксарские, главной обязанностью которых было управление церковно -учебным ведомством в Казанской епархии. За пять лет с 1871 по 1875 годы святой обителью управляли игумен Филарет, епископ Викториан, епископ Иоанн, епископ Павел, иеромонах Гедеон.

В 1875 - 1882 годы фактическим руководителем монастыря был его казначей иеромонах Тихон (Сосунцов, † 1883 г.), выпускник Казанской Духовной семинарии, пользовавшийся большим уважением в городе за честность и добросовестность.[203]

В 1882 году в обители было 12 монашествующих (казначей, три иеромонаха, два иеродиакона, пять послушников и заштатный иеромонах). Управляющим монастырем был Преосвященный Кирилл, епископ Чебоксарский, Викарий Казанской епархии.[204] Его сменил епископ Сергий (1797 - 1883).

Особо следует упомянуть об епископе Никаноре, который в 1889 -1893 гг. был управляющим монастырем.[205] В 1892 году отмечалось двухсотлетие создания Кизического монастыря. Епископ Никанор серьезно отнесся к этой дате и опубликовал объемистый и детальный труд о Кизической обители, основанный на обширном архивном материале и включающий детальное описание построек и некрополя. К сожалению, иные монастыри Казани, имеющие более длительную и богатую историю, не стали объектом столь пристального изучения, как его, так и других исследователей.

Изучая монастырские архивы, епископ Никанор обнаружил в них многочисленные документы XVI - XVII вв. и в 1891/92 годах на достаточно высоком по тому времени археографическом уровне опубликовал грамоты Спасо-Преображенского и Кизического монастырей. Эти публикации в последующее столетие были активно введены в научный оборот. Епископ Никанор известен многим историкам, именно, как археограф[206]; погребен как митрополит Казанский и Свияжский в подвале Благовещенского собора под главным алтарем, вход в который находится снаружи у главной апсиды.[207]

При монастыре имелась школа псаломщиков. В конце XIX века при обители действовала церковно-приходская школа с приютом для детей-сирот из черемис, т.е. марийцев, которые относились к ней с особым уважением.

Отметим, что вся эта местность, вплоть до Седмиозерной пустыни и далее, была населена разноязычно: здесь располагались русские, татарские, марийские и чувашские селения. «Хижицы» были местом ближнего паломничества богомольцев, не имевших сил и возможностей идти в более дальние Седмиозерную или Раифскую пустыни. Одновременно эта местность служила одним из излюбленных мест прогулок казанцев. Сосновые леса, перелески и рощицы с их фитонцидным микроклиматом и были одной из причин того, что здесь действительно исцелялись от недугов.

Монастырь в годы советской власти. С приходом советской власти жизнь монастыря резко изменилась. Последним настоятелем обители был казначей монастыря, иеромонах Иннокентий (Михаил Ковтун), ему тогда было 59 лет. В 1919 году в обители несло постриг девять монашествующих. Четверо до этого - с августа 1918 года - покинули монастырь.[208] В 1920 году обитель закрывается, а монахи изгоняются. Но главный храм обители - Введенский с приделом Кизических мучеников, тем не менее, был открыт для прихожан. И первые десять лет советской власти обитель жила своей тихой, несуетной жизнью.

Конфликт с властями произошел в октябре 1926 года. Особая комиссия НКВД обследовала «кизическую религиозную группу» и выявила «грубые нарушения договора на сданный храм и имущество, носящие характер преступного деяния, заключающиеся в сокрытии ценностей, не внесении большого количества имущества в опись, предоставлении в ЦАУ НКВД ложных сведений о состоянии имущества и проч.». Было изъято на нужды рабочей власти серебра и ценных бумаг на сумму 62405 (!) рублей.

Тогда же завгорчастью НКВД Апанасов пишет в казанский городской совет, предлагая закрыть монастырь ввиду его острой ненужности в рабочем районе и острой нужды в зданиях «общественно необходимого пользования». Но верующие отстояли храм, в котором ещё четыре года шли службы и традиционные крестные ходы. Прихожане заботились и о кладбище.

По воспоминаниям старожилов бывшей Кизической слободы величественная колокольня, творение Фомы Петонди, была разрушена на комсомольском субботнике 29 апреля 1929 года.

6 февраля 1930 года в Кизической церкви прошла последняя служба. Рабочая власть нуждалась в стройматериалах и не нуждалась в культовых учреждениях. Решением Президиума ЦИК Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов Татарской Социалистической Советской Республики монастырь был окончательно закрыт. А в Заречье тем временем проходили рабочие конференции, где швеи и пороховщики единогласно голосовали за то, чтобы употребить церковный кирпич на строительство районной бани.

Просматривая документы минувшего:

Что конкретно выстроили из конфискованного камня, точно неизвестно, потому что в районе кроме строительства общественных бань, был дефицит и с детскими учреждениями, аптеками и больницами.

В 1930-е годы были разрушены основные постройки монастыря, а оставшиеся помещения переданы в ведение военного комиссариата района. В нем также размещались жилые и складские помещения, гаражи. [210]

27 декабря 2001 года глава администрации г. Казани Камиль Исхаков подписал постановление о передаче комплекса Кизического монастыря Казанской Епархии Русской Православной Церкви Московского Патриархата. Была передана та часть, которая подверглась пожару (надвратный храм в честь равноапостольного князя Владимира).

4 января 2002 года наместником Кизического монастыря назначен архимандрит Даниил (Могутнов), который и привез в Казань икону девяти Кизических мучеников. Первое богослужение прошло на крещение 18 января 2002 года. В обители начались восстановительные работы.

7 января 2002 года Архиепископ Казанский и Татарстанский Анастасий в соборе Петра и Павла гор. Казани торжественно освятил икону девяти мучеников Кизических.

3 сентября 2002 года в Казань прибыла икона Кизической Богоматери. Обе иконы писаны на золоте, размером 30 на 40 см.

9 января 2003 года монастырь посетил Президент Татарстана Минтимер Шаймиев, где он встретился с архиепископом Казанским и Татарстанским Анастасием и наместником Кизического монастыря архимандритом Даниилом. Поводом для встречи стало обсуждение деталей передачи Казанской епархии Русской Православной Церкви здания монастырского комплекса, занимаемого до того Московским райвоенкоматом.

Президент также посетил некрополь Кизического монастыря. М.Ш.Шаймиев высказал мнение о необходимости возведения в некрополе мемориальной стены, на которой были бы увековечены имена всех известных личностей, нашедших здесь свой последний приют.[211]

* * *

Как сказано у Екклесиаста: «Время разбрасывать камни и время собирать камни. Время терять и время искать и сберегать» (Еккл. 3;5,6). Ныне, по благословению Владыки Анастасия - Архиепископа Казанского и Татарстанского, стараниями и трудами архимандрита Даниила, монастырь стал возрождаться.

Обитель находится почти в центре большого Московского района, в котором нет ни одного храма, так что даже в деле элементарного духовного окормления верующих значение этого события переоценить трудно. Есть надежда на возрождение добрых традиций, так прославивших монастырь в прежние времена, ведь добрые традиции укрепляют дух веры.

Наш нравственный долг перед ушедшими поколениями восстановить порушенную обитель и могильные камни некрополя хотя бы на первых порах наиболее именитым землякам, внесшим значительную лепту в духовную жизнь Казани.

7. Свияжский Иоанно-Предтеченский женский монастырь (1567 - 1923)

К 445-летию образования монастыря

Чуть более 350-ти лет просуществовал Иоанно-Предтеченский монастырь. Почти 90 лет назад он был упразднён советской властью. Несмотря на подъём духовности, он до сих пор не возрождён. Но не забыты благие дела его насельниц, Подвижников Духа Святаго. Память о них пробивает толщу безвременья.

История монастыря до пожара 1795 года. Возникновение женского монастыря Иоанна Предтечи берёт своё начало с постройки в Свияжске в 1567 г. деревянной приходской церкви Рождества Христова. При этом храме сформировалась небольшая женская монашеская община, подвижницы которой жили в кельях, выстроенных ими. В 1701 году деревянная церквоь обновилась, был выстроен каменный храм Рождества Христова с приделом Иоанна Предтечи. Сформировавшийся женский монастырь стали называть «Рождество-Предтеченским», «Рождественским», «Иоанно-Предтеченским». Имя святого крестителя было дано этой женской обители при официальном её учреждении.

В этом монастыре в качестве ссыльной с 1718 по 1727 год обитала знатная старица Варвара Головкина, переведённая затем по царскому распоряжению в один из московских монастырей [212].

Монастырские постройки были деревянными и неоднократно горели (в частности, 1 июня 1753 г.). Пожар 11 мая 1795 года оказался поворотным в судьбе обители. Сначала запылал дом уездного судьи Чеадаева. Отсюда огонь перекинулся на соседние постройки и за несколько часов выгорело до 140 домов.

Обгорели тесовые крыши на Рождественском соборе и церкви Константина и Елены. Иоанно-Предтеченский монастырь погорел полностью, с колокольни сорвался 55-ти пудовый колокол. Уцелели лишь каменные остовы церквей, да монах едва успели спасти ризницу и церковные сосуды. Остались невредимыми св. иконы в обеих церквях.

В таком тяжком положении игуменья Мария 15 мая просит архиепископа Казанского Амвросия[213] оказать помощь в скорейшем возведении монастыря и келейных построек. Но преосвященный распорядился иначе. Донеся о случившемся св. Синоду он распорядился «впредь до постройки монастыря игуменью с сестрами перевести в Казанский Богородицкий девичь монастырь».[214]

Архиепископ Амвросий обратился за советом в Св. Синод. Тот согласился на выделение необходимой суммы, уведомив Казанскую Духовную Консисторию. Вследствие этого Владыка поручил губернскому архитектору составить план и смету на эту постройку.

Но, когда архитектор приехал в Свияжск и приступил к топографической съёмке местности, то выяснилось, что прежняя территория монастыря существенно сократилась, т.к. местные жители на месте пожарища стали строить дома и возводить подворья.

Ввиду этого, архиепископ Амвросий, «признавая место сие к занятию под монастырь неудобным и находя выгоднее быть ему» на месте прежнего Сергиева монастыря, - «где находилась еще не малая часть прежней ограды с воротами», - обратился к казанскому губернатору князю Баратаеву.[215]

Для повторного изучения местности в Свияжск был командирован архитектор, который нашёл на месте бывшей Сергиевской обители «две церкви, к служению удобные, изъ коихъ одна каменная, теплая и при ней колокольня с колоколами, а другая деревянная, холодная…обе въ стороне города, надъ Свиягою рекою, но от берега безопасны и во всем крепки; место для монастыря противъ прежняго пространнее».[216]

Св. Синод удовлетворил просьбу архиепископа Амвросия о перенесении монастыря на новое место «с удержаниемъ прежняго его наименованiя».

На постройку монастыря было ассигновано из казны 500 руб. (250 руб. имелось в наличности у монастыря), преосвященный распорядился разобрать обгоревшие строения, а кирпич и железо - продать и вырученные деньги употребить на строения обители. Был разрешён также сбор пожертвований.

Архиепископ Амвросий сам назначил строителей - протопопа Троицкой церкви Никиту Федорова и казначея Свияжского Богородицкого монастыря иеромонаха Евфимия.

В 1797 г. по разрешению св. Синода Иоанно-Предтеченский женский монастырь возобновляет свою деятельность на территории упразднённого к тому времени Троице-Сергиева мужского монастыря.

Троице-Сергиев мужской монастырь - первый монастырь в Свияжске, основанный в 1551 году по указу Ивана Грозного. Он был приписан к подмосковному Троице-Сергиеву монастырю, который и финансировал его строительство. Монастырь разместился в южной части города, над крутым склоном Круглой горы. По описанию Писцовых книг в обители были две деревянные церкви - во имя Святой Троицы и преподобного Сергия Радонежского Чудотворца. Также там располагались десять келий, погреб, ледник, две поварни. Часть территории была отведена под конюшенный двор. В деревянной ограде монастыря было двое ворот - Святые и конюшенные. К монастырю было приписано одно село и несколько деревень с богатыми пашнями. В конце XVI века церковь во имя Сергия Радонежского стала обновляться в камне. Её строили псковские мастера. Храм был освящён в 1604 году.

В 1764 году в результате реформ, осуществлённых Екатериной II, и секуляризации церковных земель монастырь был упразднён. Все угодья и земли, с построенными на них сёлами и деревнями в том же году были у монастыря изъяты и переданы сначала в ведение коллегии экономии, а затем Министерства государственных имуществ. Монахи были переведены в Троице-Сергиеву Лавру, а две монастырские церкви - Троицкая церковь и Сергиевская церковь - обращены в приходские [217].

Вся утварь, облачения, св. кресты, евангелия, ризница, библиотека и весь монастырский архив были переданы в Троицкую Лавру. Сломаны были все постройки, и лишь часть полусгнившей деревянной ограды досталась впоследствии Иоанно-Предтеченскому женскому монастырю.

В церквях остались только иконы, почти все древнего письма, за исключением иконы Грузинской Божией Матери, на оборотной стороне которой была следующая надпись: «7209 (1701) год, месяца июля 5 день написанъ сей образъ, нарицаемыя Грузинскiя, при державе великаго Государя, Царя и великаго Князя Петра Алексеевича и при Святейшемъ Адрiане Патрiархе, при правительстве престола Преосвященнейшаго Тихона Казанской митрополии, рачительствомъ схимонаха Корнилiя».[218]

При обращении бывших монастырских церквей в приходские, при обеих положено было иметь по штату причта: одного священника, одного дьякона и два причетника. Но служба продолжалась лишь в Сергиевской церкви, а Троицкая, как малая по объёму и при этом холодная, долгое время стояла запертой. Прихожанами Сергиевской церкви были мещане г. Свияжска, крестьяне окрестных деревень Куземкиной и Коровьей Гривки.

Своему возрождению женская обитель обязана усердному старанию игуменьи Марии при содействии архиепископа Казанского Амвросия. С Божией помощью, в течении двух лет монахини не только успели приспособить помещения для своего жилья и возвести некоторые хозяйственные постройки, но ещё и в Сергиевской церкви устроили новый придел во имя Иоанна Предтечи со всеми необходимыми для этого утварью и иконами, перенесёнными из прежнего монастыря.

Указом Св. Синода (от 18 декабря 1797 г.) монастырю были пожалованы пахотная земля при селе Федоровском, рыбные ловли, сенокосная земля, мукомольная мельница на р. Сулице.

Благодаря притоку молящихся и почитателей преподобного угодника Божия Сергия, с этого времени в больших размерах стали поступать доброхотные приношения не только от окрестных жителей, но и от дальних жертвователей. Так, например, когда по Высочайшему повелению от 5 сентября 1865 года, Иоанно-Предтеченский монастырь был возведён из 3-го во 2-й класс и штат монашествующих был увеличен на 8 человек, - то неизвестные благотворители пожертвовали 2500 рублей билетами Государственного банка с тем, чтобы проценты с них шли на жалованье этим монахиням.

По генеральному плану Свияжска, утверждённому в 1829 году, территория монастыря приобретает чётко организованную планировочную схему. Теперь все монастырские постройки осуществляются по проекту, объединяющему их в регулярный ансамбль. В тридцатых годах XIX века были выстроены каменная монастырская стена с башнями и четырьмя воротами, братские кельи и игуменский корпус.

В конце XIX века было сооружено крупное гражданское здание монастыря - корпус общежития, а также новая трапезная и кельи. В 1898 г. был заложен, а в 1906 году выстроен и освящён новый храм - собор во имя иконы Божией Матери «Всехъ Скорбящихъ Радости». Это было последнее и самое крупное сооружение не только монастыря, но и всего Свияжска. Храм был расписан масляными красками в 1914 году.

В конце XIX века по дарственной И.А. Куликова женской обители было передано городское домовладение общей территорией в 600 кв. саженей, расположенное напротив Святых ворот монастыря. В жилом доме этой усадьбы был организован лазарет, а в 1911 году на территории усадьбы был выстроен двухэтажный странноприимный дом.

После национализации монастырских владений в 1923 году, на землях Иоанно-Предтеченского монастыря был организован совхоз, которому были преданы все сооружения, принадлежавшие бывшей обители.

Настоятельницы обители. О настоятельницах монастыря с начала существования обители не сохранилось сведений. Архивные данные начинаются только с 1753 года, да и то далеко не подробные. До нас дошли сведения о 21 игуменье. Так, игуменья Александра упоминается в указах Казанской духовной консистории только с 7 июня 1753 года, но по всей вероятности, она управляла монастырём ранее этого времени.

Пожар 1795 года и перевод монастыря на место прежней Сергиевской обители пришлось пережить игуменье Марии, которая, согласно прошению по старости лет 14 февраля 1802 года была уволена на покой с пенсией и переведена на жительство в Казанский Богородицкий монастырь, откуда на её место была назначена монахиня Валентина.

Читателя несомненно заинтересует личность монахини Павлы (урождённой Шкуриной), пробывшей настоятельницей с 1814 по 1818 г.

При бывшей казначее Симбирского Спасова монастыря Евпраксии (настоятельница с 11 апреля 1818 по 1826) была укреплена кирпичная ограда с воротами и башнями и построен новый сестринский корпус, но сама матушка, трудясь на благо других, так и оставалась жить в ветхом здании.[219] Также при ней в 1819 г. с Троицкой церкви была убрана круговая галерея, а вместо неё построена открытая паперть и крыльцо; в 1821 г. со всех сторон церковь была обшита тёсом. При ней из Никольской церкви был передан чудотворный образ Св. Николая Можайского.

За время правления игуменьи Надежды (из ризничих Казанско-Богородицкого монастыря) в 1829 г. усердием графа Павла Ивановича Апраксина были расписаны стены Сергиевской церкви и Иоанно-Предтеченского придела.

Игуменья Анфия (из казначей Казанско-Богородицкого монастыря) в 1832 г. покрыла листовым железом Троицкую церковь, а в августе 1836 г. заменила маковку Сергиевской церкви.

Самым долговременным - с 3 июня 1841 по 1865 год - стало игуменство матери Каллисты. Её путь в обитель был необычен. Однажды к преподобному Серафиму Саровскому пришла девица за наставлением. Но не успела она ничего проговорить, как отец Серафим начал сам: «Много-то не смущайся: живи так, как живёшь. А в большем Сам Бог тебя научит». И вдруг, поклонившись ей до земли, сказал: «Только об одном прошу тебя: пожалуйста, во все распоряжения входи сама и суди справедливо. Этим и спасёшься». Видя смущение девушки, старец прибавил: «Когда придёт это время, тогда вспомнишь меня». Позже собеседница преподобного стала игуменьей Иоанно - Предтеченского монастыря Каллистой, что и предсказал Святой Серафим, кланяясь ей.

5 сентября 1865 г. Иоанно-Предтеченский монастырь был возведён из 3-го во 2-й класс с увеличением числа монахинь [220].

Кто из путешествующих, подплывая по матушке-Волге к острову-граду Свияжску не бросит свой восторженный взгляд на приближающийся и всё увеличивающийся в своих размерах храм, возведённый во имя иконы Божией Матери «Всехъ Скорбящихъ Радости» - эту доминанту острова? И, наверное, мало кто помнит и знает о его вдохновительнице и устроительнице, так много положившей в его возведение - настоятельнице Свияжского Иоанно-Предтеченского женского монастыря, игуменьи Апфии.

28 сентября 1905 года в пять часов вечера протяжные удары большого монастырского колокола оповестили жителей Свияжска о кончине матушки, пользовавшейся всеобщим глубоким уважением. Не было в городе ни одного человека, кто бы ни счёл своим долгом поклониться почившей и помолиться о ней за панихидой [221].

Почившая и так не отличавшаяся крепким здоровьем, с июля почувствовала недомогание и, вполне сознавая серьёзность своего положения, стала постепенно готовиться к смерти. Она, с благословения Владыки Димитрия,[222] сама приготовила себе место погребения под папертью, строящего тогда нового монастырского Богородичного собора, лично наблюдала за устройством склепа, за месяц до смерти приготовила себе гроб и сделала все необходимые, до мельчайших подробностей, распоряжения о своём погребении.

В это же время, как любящая и заботливая мать, она не переставала беседовать с сёстрами, давая им свои, умудрённые иноческим опытом, прощальные наставления. В конце августа матушка в последний раз приезжала в Казань, приняла благословение архиепископа Димитрия, заранее прося заупокойных архипастырских молитв о своей душе, побывала на монастырском подворье[223], где также сделала необходимые распоряжения о своём поминовении, простилась с проживающими здесь сестрами и, наконец, посетила несколько наиболее близких ей духовных и светских семейств, для всех и каждого найдя мудрое и ласковое прощальное слово.

Возвратившись в Свияжск, она уже выходила только в храм, при чём имела утешение присутствовать на пострижении в мантию монахини Павлы, после её упокоения единогласно избранной сёстрами настоятельницей святой обители.

18 сентября, по благословению владыки, матушка исполнила своё давнишнее желание: о. настоятель Свияжского Успенского мужского монастыря, архимандрит Аркадий постриг её в схиму, с наречением имени Анна, и с той поры, ослабевшая совершенно физически, но укрепленная духовно восприятием великого ангельского образа, матушка уже не покидала одра болезни.

Архиепископ Димитрий, получивший телеграфное извещение о кончине схиигуменьи Анны, изъявил личное желание участвовать в её погребении.

29 сентября после обеда он отправился в Свияжск. Его сопровождали: бывший настоятель Сергиевской церкви Свияжского женского монастыря, протоиерей П.И. Паленин, священник Пятницкой церкви г. Казани Н.А. Воронцов, о. протодиакон Н.С. Аксенов, иподиаконы М.А. Моллюхин и А.Ф. Александров и многие из Казанских городских почитателей почившей настоятельницы.

К семнадцати часам Владыка со свитой на пароходе В.Ф. Каменева «Василий» прибыл к г. Свияжску при колокольном звоне в Макарьевской пустыни и Свияжских монастырях и церквях. Встреченный на пристани настоятелем Успенского монастыря, архимандритом Аркадием, благочинным Свияжских церквей и настоятелем Рождество-Богородицкого собора, священником Ф.И. Романовским, городскими гражданскими властями, старшими сёстрами Свияжского женского монастыря и городскими жителями, Владыка отбыл в Успенский мужской монастырь. В соборном монастырском храме, в сослужении местной братии, он совершил всенощное бдение. Священника Н.А. Воронцова он благословил немедленно отправиться в Иоанно-Предтеченский монастырь и совершить у тела усопшей игуменьи заупокойное всенощное бдение (парастас).

В XIX веке, особенно в его второй половине, для многих русских монастырей начинается эпоха расцвета. Буквально из нищеты и забвения возрождаются и становятся духовными центрами такие жемчужины христианской духовности и культуры, как Валаам, Оптина Пустынь, Дивеево. Высокая жизнь монашествующих привлекали в обители множество богомольцев и благотворителей, энергичные и талантливые настоятели делают монастыри «раем насажденным». Этот монашеский «ренессанс» явился органической частью общего культурного подъёма, который переживала тогда вся Россия.

XIX век - эпоха расцвета и для Свияжского Иоанно-Предтеченского женского монастыря. Он стал многолюдным и добротно отстроился, в основном на средства частных благотворителей. В те годы монастырём управляли опытные игуменьи. Во многом именно их духовной и житейской мудрости обитель была обязана своим цветущим состоянием.

Но своего апогея строительство в обители достигло при настоятельстве игуменьи Апфии. Будущая монахиня, в миру Анна Константиновна Юмина родилась в 1846 году в селе Юськи, Сарапульского уезда, Вятской губернии (ныне Малопургинский район, Республика Удмуртия). Отец её Константин Андреевич был скромным сельским священником. Он скончался в 1854 году, оставив без всяких средств к существованию матушку Марию Ивановну с малолетними детьми, из которых дочери Анне было только восемь лет.

Жизнь матери во вдовстве до глубокой старости, а она скончалась в 1892 г. и сестёр в сиротстве, было нелёгким трудом и испытанием. Сирота Анюта добровольно избрала иноческий подвиг. Выучившись в доме родителей читать и писать, она с самого детства лелеяла мысль поступить в монастырь, где можно свободнее молиться и духовно развиваться. Но любящая мать долго не соглашалась отпускать от себя ещё несовершеннолетнюю дочь и держала её при себе, не препятствуя, однако, развиваться в ней наклонностям к иноческой жизни. Только, когда Анне исполнилось 22 года и мать окончательно утвердилась во мнении, что у дочери вполне сложились христианские убеждения, то лишь тогда она благословила её сходить в Киев и другие святые места помолиться. Это было в 1868 году.

Во время паломничества по святым местам у Анны утвердилось окончательное решение поступить в монастырь, но она ещё не вполне определила в какой. На обратном пути домой, она вместе со спутницами зашла в Свияжскую Макарьевскую пустынь, напоминавшую собой Святой Афон. Здесь она встретилась с, начавшим ещё в 1862 году свой иноческий подвиг, Николаем Васильевичем Хрисогоновым, в иночестве Нилом, строгим подвижником и разумным советником [224]. Ему Анна поведала своё искреннее желание поступить в обитель и просила указать ей в какой именно. Отец Нил определил ей ближайший Свияжский Иоанно - Предтеченский женский монастырь, в который она и поступила в этом же году, где и оставалась до самой своей кончины, отдав ему тридцать семь лет своей жизни.

Николай Васильевич, принявший пострижение в Макариевской пустыни 18 декабря 1876 года с именем Нила, был постоянным руководителем и наставником послушницы Анны. Он, как любящий отец, не только руководил ею, но и материально помогал бедной сироте, не имевшей копейки денег. Умея различать людей, о. Нил сразу заметил искреннюю настроенность и природные дарования новой послушницы и постарался развить их на благо её самой и женской обители. Анна оказалась достойной ученицей своего учителя.

Двадцать два года Анна прожила в Свияжской обители в качестве послушницы, проходя различные послушания и состоя клиросной певчей, а в 1889 году, была назначена казначеей монастыря. Прослужив около года в этой ответственной должности, 6 октября 1890 года она, с именем Апфии, была прострижена настоятелем Свияжского Успенского мужского монастыря архимандритом Вениамином. Через четыре года, в 1893 г., она была избрана настоятельницей Иоанно - Предтеченского женского монастыря, а 1 мая 1894 года - возведена в сан игуменьи.

Игуменья Апфия была выдающейся настоятельницей старинной обители, процветанию которой она посвятила все свои незаурядные духовные и организаторские способности. Ею были реконструированы двухэтажные настоятельский и общежительный корпуса. В 1890 году усердием баронессы А.Н. Жомини[225] было выстроено двухэтажное каменное здание для трапезы[226], а на средства вдовы священника Лекаревой - деревянный флигель для монахинь[227]. Настоятельство её в монастыре можно назвать самым трудным временем для нее самой, но счастливым для обители.

Внутри монастырской ограды вырос целый городок келейных корпусов и хозяйственных помещений. Но главным делом матери Апфии стало возведение большого собора.

С увеличением числа сестёр всё более и более чувствовалась нужда в «Доме Божием», где бы монашествующие и миряне могли едиными устами и единым сердцем славить Бога. Два тесных монастырских храма, Троицкая и Сергиевская церкви, в великие праздники, особенно при стечении богомольцев, могли вместить далеко не всех желающих. Поэтому, все, начиная с матушки -игуменьи и заканчивая младшей послушницей-белицей, мечтали о просторном соборе. Недостаток материальных средств и неотложные нужды монастыря заставляли год за годом откладывать трудное дело. Приступать к строительству без достаточных материальных средств было рискованно.

Надеясь на помощь Божию, преподобного Сергия, древний чудотворный образ которого находился в обители и на добрых людей, решается она на святое и трудное предприятие. Имея в распоряжении совсем незначительную сумму (чуть более 14 тысяч рублей), она в 1897 году испросила у архиепископа Владимира [228] благословение на постройку нового трёхпрестольного каменного храма в честь иконы Божией Матери «Всехъ Скорбящихъ Радости». Быстро началась заготовка материала и предварительные работы при самом живейшем участии игуменьи.

17 мая 1898 года храм был заложен, а через три года вчерне был уже готов один из самых монументальных и выразительных соборов Среднего Поволжья. Автором проекта был знаменитый в Казанском крае епархиальный архитектор Фёдор Малиновский, построивший Троицкие соборы в Раифском и Лаишевском монастырях, Всехсвятский храм - в Зилантовой обители, Евфимиевский - в Седмиезерной пустыни, Варваринскую церковь с колокольней в Казани и другие храмы.

Архитектор создал храм в русско-византийском стиле. Скорбященский собор в конструкции и планировке перенял многие принципы постройки храма Святой Софии в Константинополе, только, в отличие от последнего, покрывающего собою пространство, свияжский храм устремлён ввысь. В высоту он кажется более протяженным, нежели по горизонтали, хотя на самом деле это не так. Главный купол акцентирован, его опоясывает кольцо из 16-ти окон. Особый простор внутри и кажущуюся лёгкость конструкции храма создает четырёхстолпная восьмилепестковая структура. Размеры собора внушительны: площадь 38 x 28 метров площадь и 32 метра в высоту. Чтобы не испортить впечатление от его «живого» декора, стены снаружи не красили.

Рядом с собором по проекту того же Федора Малиновского в 1897 году была построена часовня. Стилистически она едина с собором: красный кирпич, византийский купол, узорочные стены. Ныне часовня освящена в честь погибшим от рук большевиков Царственным страстотерпцам.

По внешнему изяществу новый монастырский собор действительно, является одним из самых лучших храмов всего Поволжья. Передав своими руками на его постройку свыше 100 тысяч рублей, игуменья Апфия из личного жалованья сберегла лишь самое необходимое для скромного погребения, чтобы и по смерти не обременять сестёр.

Неисповедимы пути Промысла Божия. Устроительнице и вдохновительнице храма, который, можно сказать, был целью её жизни, не суждено было помолиться в нём вместе со своими сёстрами и благотворителями. Воздвигнутый храм явился памятником над её могилой, погребённой в склепе под входом в него.

Чин погребения совершил Владыка Димитрий с великим освященным собором, облаченным в одинаковые траурные ризы. В процессии участвовали: настоятель Свияжского Успенского мужского монастыря, архимандрит Аркадий, бывший настоятель Сергиевского обительского храма, протоиерей П. Паленин, настоятель Свияжского Рождество-Богородицкого собора, протоиерей Ф. Романовский, настоятель Макарьевской пустыни, иеромонах Антоний, священник Пятницкой гор. Казани церкви о. Николай Воронцов, духовник почившей, Свияжского Успенского монастыря иеромонах Павлин, того же монастыря иеромонах Диодор и священники церквей: Благовещенской г. Свияжска - П. Тимирчинский, с. Вязовых - А. Вишневецкий, с. Юматово - П. Самуилов, с. Моркваш - С. Милонов, с. Введенской Слободы - Е. Вознесенский, с. Нижнего Услона - В. Белокуров, Софийской г. Свияжска - А. Сперанский и Никольской г. Свияжска А. Шишокин; всего шестнадцать священников. Погребение было совершенно торжественно и продолжалось полтора часа.

Прощание с усопшей сопровождалось пением трогательных стихирь и слезами всех сестёр святой обители. Печальный перебор колоколов и тихое пение ирмосов «Помощник и Покровитель» сопровождало игуменью в её последнем шествии по двору обители. Крытым ходом печальная процессия спустилась под паперть нового соборного Богородичного храма, где земля приняла в себя простой, без всяких украшений гроб почившей.

Это довольно редкий случай, когда под неосвящённым ещё собором произвели захоронение; что лишний раз свидетельствует об уважении и почтении к усопшей монахине.

Скорбященский собор был освящён через год, 24 сентября 1906 г. архиепископом Казанским и Свияжским Димитрием [229].

Иконостас храма был четырёхъярусным. Иконы нижнего яруса: по правую сторону царских дверей - Спасителя, Иоанна Предтечи, Архангела Михаила, св. Николая и св. царицы Александры, свв. Иоанна Златоуста и Григория Богослова; преподобного Антония и Феодосия, чудотворцев Печерских. По левую сторону - Скорбящей Божией Матери, преподобного Сергия, Архангела Гавриила; преподобного Арсения и Великомученика Димитрия, св. мученицы Апфии и преподобной Анны, св. велокомучениц Варвары и Екатерины.

Над царскими вратами - Тайная вечеря, а по сторонам - праздники. В 3-м ярусе посередине - икона Вседержителя, сидящего на троне, по правую сторону - св. Иоанн Предтеча и ангел, Апостол Павел, св. Герман, Свияжский чудотворец и Авраамий Болгарский; по левую сторону Богоматерь и ангел, св. Апостол Пётр, св. Гурий и Варсонофий.

В середине 4-го яруса - икона Св. Троицы, а по сторонам пророки. Иконостас завершается иконою Воскресения Господня. Заклиросные иконы: прп. Сергия и Божией Матери «Всехъ Скорбящихъ Радости» [230].

Собор имел два придела. Правый придел был освящён во имя св. пророчицы Анны, а левый - во имя, канонизированного в 1903 году, преподобного Серафима Саровского. Таким образом, в Иоанно-Предтеченском монастыре появился один из первых на Руси Серафимовских храмов.

Наградами ей за труды были медаль в память царствования императора Александра III и Синодальный наперсный крест и тот крест, который она перед кончиной успела поставить на выстроенный ею величественный собор. Но последней наградой ей были те искренние слёзы, которые пролили сестры при погребении, и те молитвы которые были ими вознесены. И будем надеяться, что и наша память об этой замечательной Подвижнице Духа не угаснет.

В 1930-е безбожные годы надгробие игуменьи было разрушено. 24 мая 2010 г. автор, участвуя в работе республиканской научно-практической конференции «Свияжское историческое краеведение и современность» высказал мысль о необходимости реставрации разрушенного захоронения игуменьи Апфии. Во время ремонтных работ летом 2010 г. в подклети храма во имя иконы «Всехъ Скорбящихъ Радости» было обнаружено несколько обломков мраморной надгробной плиты, на которых читалось «…святого храма» и «…ря 1905 года».

В мае 2011 г. благодаря усилиям наместника Свияжского Свято-Успенского мужского монастыря о. Силуана начались работы по восстановлению разрушенного надгробия. На основании обнаруженных обломков плиты автор предложил реставраторам следующий текст, который, на наш взгляд, наиболее соответствует первоначальной надписи: «Игуменья Апфия (в схиме Анна). Строительница сего святого храма. † 28 сентября 1905 г.» Ныне место захоронения праведницы восстановлено и будем надеяться, что недалёк тот день, когда усыпальница будет освящена и доступна для поклонения.

Посещения монастыря высокими лицами. Свияжск за время его существования посетило немало великих исторических личностей, императоров, выдающихся писателей, высоких духовных лиц. Среди них - царь Иван Васильевич IV Грозный (1552), император Пётр I Великий (1722), императрица Екатерина II Великая (1767), Павел I с сыновьями Александром и Константином (1798), император Николай I (1836), декабрист Д.И. Завалишин, А.С. Пушкин (1833), Л.Н. Толстой, Ф.И. Достоевский, декабрист В.П. Ивашов.

Но далеко не все из них свой вояж в Свияжск осуществили добровольно. Значительная часть свияжских гостей прибыла сюда по этапу. Свияжск был одним из главных четырёх пересыльных пунктов знаменитого Сибирского тракта, горечь которого ощутили в 1826 году сосланные в Сибирь декабристы И.А. Анненков, В.Л. Давыдов, С.П. Трубецкой, Н.М. Муравьёв, Н.А. Бестужев [231].

Свияжские монастыри и храмы посещали и высокие духовные лица. Всероссийский пастырь земли Русской, святой праведный протоиерей отец Иоанн Кронштадтский неоднократно проплывал вниз и вверх по Волге мимо Свияжска (в июле 1894 и в июле 1897 гг.). А в июле 1902 г. он даже служил в нескольких верстах выше по Свияге - в Макарьевской пустыни.[232] Но у нас нет документально подтверждённых сведений о его пребывании в Свияжске. Возможно, следующие изыскания прольют свет на эти неизвестные доселе страницы его пастырской деятельности.

21 апреля 1913 г., возвращаясь из Казани в Москву, Свияжск посетила будущая преподобномученица Великая княгиня Елисавета Феодоровна. До этого она неоднократно была в Казани, с 1902 по 1908 г. посещала Седмиезерную Богородичную пустынь, окормляясь у схиигумена старца Гавриила. 20 апреля 1913 г. она приняла участие в освящении храма-часовни на месте явления Казанской чудотворной иконы Божией Матери [233].

21 апреля 1913 года был солнечный воскресный день, и практически всё население небольшого провинциального городка с колокольным звоном прибыло на пристань встречать Высокую паломницу.

Из мужского Успения Пресвятой Богородицы монастыря она проследовала в женский Иоанно-Предтеченский монастырь, где была торжественно встречена Крестом, святой водой и хлебом-солью игуменьей Павлой с сестрами.

В обители высокая гостья осмотрела старую походную церковь Ивана Грозного, помолилась на могиле игуменьи Апфии (28 сентября 1905), приложилась в соборе «Всехъ Скорбящихъ Радости» к древней местночтимой иконе Божией Матери. Её посещение града-Свияжска надолго осталось в памяти благочестивых горожан [234].

Свияжские монастыри и церкви неоднократно посещали архипастыри Казанские. Среди них архиепископы Казанские и Свияжские Арсений (Брянцев) (17 мая 1898), Димитрий (Самбикин) (29 - 30 сентября 1905, 24 сентября 1906) и Иаков (Пятницкий) (23 - 24 апреля 1911).

Монастырский некрополь. Некрополь - это пространство особого рода, сохранение которого в его целостности имеет непреходящее социально-нравственное значение.

Некрополь - важнейшая и очень уязвимая часть культурного наследия. Разрушение некрополей свидетельствует о духовной болезни всего общества. Послереволюционный вандализм, разрыв традиций, советский агрессивный атеизм, корысть и безразличие эксплуатационных служб - всё это привело и приводит к гибели многих сотен памятников в исторических некрополях и ликвидации старых кладбищ.

Всё сказанное в полной мере относится и к погосту Иоанно-Предтеченского монастыря. Приходится констатировать, что, к сожалению, ни одно монастырское захоронение не сохранилось. А ведь на этом погосте нашли упокоение многие настоятельницы обители, сестры монастыря, благотворители. Поэтому нам остаётся лишь сожалеть о содеянном и по нашей малой возможности представить далеко не полный список похороненных на монастырском некрополе.

На территории Свияжского Успенского Богородицкого монастыря сохранился осколок камня с надписью: «…поминайте братие мои и чада и друзи мои, не забывайте мя, егда молитеся ко Господу».

Прошло время, и беспамятные потомки не оставили и следа от древних некрополей…

Из дневника автора свияжского периода

(сентябрь 1971 г.)

Думаю, читатель не будет обескуражен, если найдёт на страницах настоящего исследования сюжет дневника автора, которые он вёл осенью 1971 г., будучи студентом V курса историко-филологического факультета Казанского государственного университета.

Я участвовал в археологических раскопках, проводимых на территории бывшего Успенского монастыря. Руководил работами известный археолог Шавохин Лев Сергеевич [252].

При публикации - авторская орфография и пунктуации сохранены.

16 сентября.

Нахожусь на «Омике». Маршрут и цель - Свияжск. Ещё одной моей мечте суждено будет сбыться. Остров старины далёкой, окружённый со всех сторон водой.

После студенческой «военки» дали отдохнуть до 15 октября, устроился работать к реставраторам, с ними и еду в Свияжск, командировка на семь дней. Покопаем, интересно. А Раифа всё бежит от меня, но я её догоню.

17 сентября.

День на острове. Лёва, Валера, Коля уехали в Казань, я решил остаться, всё-таки не часто сюда можно добраться.

Они меня встретили. Устроился в гостинице, что находится на территории бывшего Иоанно-Предтеченского монастыря. Живём в бывшей трапезной. Окна смотрят на Волгу, под стенами монастыря плещется вода.

Обжились. Копали у стен Никольской церкви (1557 г.), разбили два квадрата (2 х 2 м) на расстоянии в три метра от стены церкви, культурный слой около 1,5 м Грунт тяжёлый - четвёртая категория, идёт слой строительства, пожарищ.

Поднимались на церковь, видел фрагменты фресок, изображения святых лик. Через крышу поднялись на колокольню. Внутри, на втором этаже реставраторы повозились изрядно, залили цементом щели, оконные проёмы. Церковь грациозная, высокая, стройная. Своими раскопками мы пока не выяснили, была ли круговая галерея около Никольской церкви, или нет?

Живём в одном монастыре, а работаем в другом: Успенском. В нём находится Успенский собор (1560 г.) - шедевр Псковской школы, но из-за различных перестроек, аляповатых барочных приделок и украшений он несколько обезображен, но несмотря на них, чувствуется широта мысли зодчих.

19 сентября.

Вчера отцы-археологи уехали в Казань, остался я один. Особенно и не скучаю. Вчера копал с Мишей (местный фельдшер), дошли до материка у подошвы церкви. Галереи с южной стороны нет. Что даст нам северная?

Немного об острове. Некогда здесь жизнь била ключом. Свияжск был важным стратегическим городом при Иване Грозном, вплоть до XVIII века, когда люд повалил в Казань. Город вымирал, так уходили и Мангазея, и Зашиверск…

В настоящее время здесь проживает чуть более тысячи жителей. Остров образовался в 1956 г. при затоплении водохранилища. Наблюдается запустение.

Здесь два монастыря. Иоанно-Предтеченский (XVI век). Интересна каменная Сергиевская церковь (1604 г.), поставившая исследователей в тупик своими формами.

Уникальна Троицкая церковь (XVI век). Её уникум состоит в том, что она деревянная и является единственной в Поволжье (в Кижах есть деревянная церковь XIV в.!), и то, что её заготовили за сотни вёрст отсюда на Верхней Волге. Она когда-то была с галереей, шатровая, восьмерик на четверике. Сейчас её венчает маковка, и она вся поросла тёсом, а надо бы его снять, обнажить брёвна.

Пройдёшь улицей, вдоль стены и выйдешь к другому монастырю - мужскому Успенскому (вторая половина XVI века). Его высокая колокольня видна издалека, а рядом стоит кубом Успенский собор.

Сегодня воскресенье. Остров посетили студенты из КИСИ, архитектурный факультет. Делали зарисовки карандашом, акварелью, тушью. Фотографировал их на фоне Успенского. Вечером гулял по острову, был красивый закат, огромное красное солнце закатывалось за горизонт, бросая последние лучи на облака, на фоне багряного неба плыли, словно воздушные, белые церкви. Дул мягкий тёплый ветер, дорога мирно вилась вдоль монастырской стены и избами мирян, спускаясь к реке. На мелкой ряби, уткнувшись носом в берег, дремали лодчонки. Луна оставила длинную светлую дорожку на воде. А силуэты церквей плыли и плыли, в ушах стоял малиновый звон колоколов, разносясь далеко по округе. Это был голос веков, голос минувшего…

Разговорился с интернатскими мальчишками, один из них оказался из деревни Воробьёвка, про которую писали в «Комсомолке», что там находится мельница. Миша (так звали парня) сказал, что нет у них мельницы, убрали старушку. А вот в деревне Чухманка мельница есть.

На отшибе, на береговой круче стоит церковка Константина и Елены (XVI век), перестроенная в XVIII веке. В ней поражает строгость форм, лаконизм, игра света и тени, мастеров древних создателей прекрасного.

В наш век трафарета, однотипности построек, городской суеты, человек бежит, рвётся на природу, в тишину маленьких, светлых городков, где набрав новый запас творческих, духовных сил вливается в мощный поток городской жизни.

Свияжск - это золотая жила. Приложив немного усилий можно пожинать плоды. Существуют же музеи под открытым небом: Кижи, Суздаль…Расточительски мы ещё богаты.

В прошлом году плыла по Волге группа с киностудии «Довженко-фильм» со съёмок фильма о чувашском поэте Михаиле Сеспее, не могли спокойно проехать мимо, вписали в сценарий новые страницы, провели съёмку.

А с Волги вид изумительный, град-Китеж, омываемый со всех сторон водой, золотятся маковки церквей, заутренний звон колоколов, сонная жизнь мирян…

21 сентября.

Копали с северной стороны Никольской церкви. Заложили два квадрата 2 Х 2 м Выдержки из дневника раскопок: «Раскоп заложен с северной стороны Никольской церкви в виде 2-х метровой траншеи длиной в 4 м перпендикулярно к стене церкви. Шурф заложен с целью исследования фундамента на месте примыкания одноэтажной части собора с верхними кирпичными апсидами к основной двухэтажной белокаменной части церкви».

Раскоп показал, что в 1566 г. построили трапезную, псковский раствор, а в начале XVII в. пристроили колокольню, раствор другой. Подтверждается мысль архитектора Айдарова, что колокольня была пристроена позднее.

Местный прораб дал нам ключ от Успенского собора, завтра посмотрим фрески, очень по сохранности уникальные, XVI век.

После работы искупался в Волге, вода чистая, холодная, бодрит. Остров плохо обеспечивается, в магазинах нет ничего кроме паштета. Коров здесь нет, молока нет. Свет дают через движок, слабый с 19 часов. Молодёжи мало. Уединённый уголок земли.

22 сентября.

Последний день на острове. Экскурсия по острову. Сначала в Троицкую деревянную церковь XVI в. Состоит из трапезной, среднего (центрального) храма, алтаря. Пыль веков осела здесь. Богатый иконостас со следами ампира, но есть и иконы от XVI в, это «Богородица Владимирская». Шедевр! Брёвнам более 400 лет, старые хвойные монолиты, повидавшие за это время многое. Свет струится через верхнее окно среднего храма.

Успенский собор. Величие росписи поражает, преклоняешься пред мастерством иконописцев, создавших это. Внутри собора леса, вплоть до купола, фотографировал лики святых в оконных проёмах. Иконостас богатый, архиепископ Гурий привёз с собой иконы XVI в., но куда они подевались, в настоящее время не ясно...

P.S.Пусть читатель строго не ссудит о прочитанном, ведь это было написано сорок лет назад и автору было всего 22 года и жизнь с её взлётами и падениями, поиском истины и переживаниями на пути к Богу была вся впереди…

8. Елабужский Казанско-Богородицкий женский монастырь

Во второй половине XIX столетия, в частности, в Казанской, Вятской, Уфимской и Самарской епархиях, создалось множество новых обителей, в большинстве своём женских: в Лаишеве, Мензелинске, Чистополе, Бугульме. Появился монастырь и в купеческом городе Елабуге.

Елабужский купец, Григорий Стахеев, в 1850 году, обратился к Вятскому епархиальному начальству с просьбой на уступаемой Елабужским градским обществом выгонной земли учредить женский монастырь, изъявив готовность обеспечить обитель достаточным капиталом.

Преосвященный Елпидифор, епископ Вятский, разделяя желание Елабужских жителей, отнесся с представлением по этому делу в Святейший Синод, объясняя, со своей стороны, «что учреждение в гор.Елабуге женской обители представляется возможным, а по отдаленности города Елабуги и всего тамошнего края от двух, существующих в Вятской епархии женских монастырей, признается полезным и нужным, дабы и в этом крае ревнующие ко благочестию старицы имели для себя пристанище».[253]

Святейший Синод, разделяя убеждения преосвященного Елпидифора, определением, 31 октября (10 ноября) 1855 года, постановил: «предоставить исправляющему должность обер-прокурора Святейшего Синода, тайному советнику Карасевскому испросить, установленным порядком, Высочайшее соизволение Государя Императора на учреждение в Елабуге женской обители».

Государь Император, 15 июля 1856 года, соизволил утвердить определение Святейшего Синода, на изложенных в нём основаниях.[254]

Комплекс Елабужского монастыря был построен в 1856 - 1868 годах по проекту архитектора Г.А. Боссе по усердию и на собственные средства купца первой гильдии, почётного гражданина Елабуги Ивана Ивановича Стахеева. Благотворитель истратил на строительство монастыря и последующее содержание 250 монахинь более одного миллиона рублей.[255]

«...на содержание монашествующих монастыря положено было 142 тысячи рублей, и на жалование священнослужителей 28 тысяч рублей. Капитал состоял из выкупных свидетельств, которые обменены были на 5% банковские билеты, проценты с которых получались из Елабужского уездного казначейства. Кроме того, были внесены разными благотворителями на вечное поминовение два государственных 5% банковских билета на 300 рублей и шесть билетов Елабужского городского общественного банка на 1.658 рублей».[256]

Жертвователями обители были также Дмитрий Иванович Стахеев, Пётр Капитонович Ушков.

Монастырю не отводилась ни пахотная, ни сенокосная земля, а имелась только усадебная в 100 сажень.[257]

В 1856 году была создана женская община, а 9 сентября 1868 года при большом стечении народа и участии архиепископа Вятского и Слободского Аполлоса[258] и Елабужского городского головы Дмитрия Михайловича Пупышева произошло торжественное открытие монастыря.[259] Уже через десять лет он стал самым крупным в Вятской губернии.

Главный храм монастыря во имя Казанской иконы Божией Матери был построен на средства Ивана Ивановича Стахеева. Его возведение началось в 1857 году и было завершено в 1868 году. Здание было каменное, пятиглавое, с 4-х ярусной над папертной колокольней.

В монастыре было ещё две церкви: во имя Иоанна Предтечи и во имя Мученицы Параскевы Пятницы. При монастырской больнице имелась также домовая церковь, построенная в 1872 году.

18 августа 1869 г. была освящена часовня при вратах ограды обители в левой башне. В часовне находился иконостас из пяти икон: Господа Вседержителя, Казанской Богородицы, Иоанна Крестителя, Великомучениц Параскевы Пятницы и Варвары.

Помимо этого к монастырю принадлежало шесть каменных домов: один предназначался для Настоятельницы, три дома - для монашествующих сестер, в пятом доме размещались просфирная и гостиница, в шестом было налажено свечное производство. Кроме того имелись три деревянных флигеля для монашествующих.[260]

А вот какое впечатление об этом святом месте мы находим в одном из дореволюционных изданий. "Эта обитель находится в городе Елабуге. Расположена она в живописной местности на краю города, среди зеленеющих рощ, в 4-х верстах от пристани на реке Каме.

Постройки обители производили приятное впечатление: они были обнесены красивой оградой, в центре возвышался монастырский храм в честь Казанской иконы Божией Матери.

По количеству сестер-инокинь обитель была многолюдной. Ею управляла игуменья.[261]

Первой настоятельницей обители становится игуменья Анфия (1822 -1890), дочь протоиерея, из Самарской губернии, Бугурусланского уезда, Черкасской слободы. В монашество была пострижена в Кирсановском Тихвинском Богородицком монастыре (Тамбовская губерния) 15 декабря 1860 года. Переведена Указом в Елабужский монастырь настоятельницей 18 апреля 1868 года.

Приведём её послужной список:

9 сентября 1868 г. - «произведена в сан Игуменьи за Благочестивое служение на пользу Церкви и отлично ревностное прохождение возложенных на неё обязанностей»;

3 апреля 1871 г. - «Всемилостивейше пожалована золотым наперсным Крестом»;

23 апреля 1876 г. - «За отлично усердную службу преподано было Благословение Святейшего Синода»;

26 марта 1877 г. - «За благочестивое служение на пользу Церкви и отлично ревностное прохождение возложенных на неё обязанностей Всемилостивейше пожалована Золотым Крестом из Кабинета Его Величества»;

24 марта 1885 г. - «За Благочестивое служение на пользу Церкви и отлично ревностное прохождение возложенных на нее обязанностей Всемилостивейше пожалована Золотым наперсным Крестом с драгоценными каменьями».[262]

После кончины матушки Анфии в 1890 году игуменьей обители назначается матушка Елизавета (в миру дочь коллежского асессора Елена Николаевна Симонова), которая родилась в 1836 г. Настоятельницей в монастырь она была определена 15 ноября 1889 г., а посвящена в сан игуменьи 24 апреля 1890 года.

Ввиду того, что в обитель с первых месяцев её существования поступило много послушниц, не знающих грамоту и письмо, то по совету архимандрита Иосифа, матушка Анфия открывает для них школу. В сентябре 1869 года из Вятки в монастырь приезжает дочь коллежского асессора и смотрителя Вятского епархиального училища Анна Петровна Сведенцова.

Под её началом Закону Божиему, арифметике, русскому языку и письму стали обучаться 31 послушница (см. приложение IV). Более половины из них - 20 человек (или 65 %) происходили из крестьянского сословия, семеро были дочерьми мещан, остальные - дети священника, купца и чиновников.

Заметно разбросан возрастной диапазон первых послушниц: от 12 и до 34 лет. Но основной костяк послушниц - это возраст от 16 и до 20 лет (19 чел. или 61 %).

Согласно установленному порядку, в начале каждого года настоятели монастырей должны были представлять в консисторию ведомости о монашествующих и послушниках.

В нашем случае послужные списки настоятельницы монастыря и ведомость ежегодно отправлялись на имя Епископа Вятского, резиденция которого находилась в Слободском Крестовоздвиженском монастыре Вятской епархии.[263]

В Национальном Архиве РТ находится фонд монастыря- 1292, опись I, 8 дел; опись II, 21 дело. До сегодняшнего дня сохранились лишь дела I-ой описи. Дела II-ой описи по инвентаризации 1952 года уже числились, как утерянные (читайте: уничтоженные, и по всей видимости, в 30-е годы XX века). А ещё утверждают, что рукописи не горят.

Таблица 1

Послужной список монашествующих

Елабужского Казанско-Богородицкого женского общежительного монастыря

В 1914-1917 гг. имел место интенсивный рост монашествующих в женских обителях за счет осиротевших невест и бездетных вдов. За этот период число послушниц и монахинь в православных монастырях увеличилось с 71,2 тыс. до 84,3 тыс.[265]

Эта тенденция коснулась и Елабужского монастыря, где в 1917 году накануне октябрьских событий проживало уже 295 человек: 40 монахинь и 255 рясофорных послушниц.[266]

Анализируя послужные списки монашествующих обители за 1869 - 1917 годы приходишь к выводу, что Елабужский монастырь был одним из многочисленных среди двенадцати православных обителей Вятской епархии. Монашествующих в нём насчитывалось от 93 в 1875 г. до 295 в 1917 г., [267] состоящих в штате монахинь - от 5 в год открытия до 46 в 1884 г. И в основном длительное время в дореволюционный период их было более тридцати человек.

О социальном происхождении

монашествующих Елабужского монастыря

Мы проанализировали отчеты игумень монастыря матушек Анфии и Елизаветы с 1869 года по 1914 год. В Национальном архиве РТ подобные отчеты по многим годам отсутствуют. Поэтому всеобъемлющей статистики о социальном происхождении монашествующих у нас пока нет. Однако статистическая обработка данных об их сословном происхождении дала достаточно полные и объективные результаты, вынесенные в таблицу 2.

Таблица свидетельствует прежде всего о том, что в монастырь шли представители практически всех сословий и социальных групп тогдашней России - от дворянок до девиц крестьянского происхождения.

Таблица 2

Сословный состав

монашествующих Елабужского Казанско-Богородицкого женского монастыря за 1869 - 1914 гг.

Среди монахинь представители самой многочисленной социальной группы населения - крестьянства - составляли от 50 % в 1875 г. до 79 % в 1914 году. А среди рясофорных послушниц и ещё выше - от 52 % в 1869 г. до 81 % в 1914 г.

Заметное место в пополнении Елабужского монастыря занимали представительницы мещанского сословия. Среди монахинь их было от 11 % в 1914 году до 43 % в 1875 году. Среди рясофорных послушниц - от 12 % в 1905 году до 38 % в 1869 году.

В монастыре практически нет представителей купечества, офицерских дочерей, выходцев из высших сословий российского общества, которые предпочитали больше столичные монастыри.

Отметим и незначительную долю пополнения монастыря из духовенства. Хотя среди рясофорных послушниц их число несколько больше нежели среди монахинь.

За всю 50-ти летнюю дореволюционную историю монастыря среди рясофорных послушниц было всего семь дворянок и только две из них приняли монашеский постриг. Это монахиня Евпраксия (Софонеева Екатерина Федоровна) и монахиня Мареопила (Анферова Мария Спиридоновна).

С самого начала монастырь формировался из числа прихожан православных общин Елабужского уезда. Так, в 1869 году из 21 рясофорной послушницы 17, или 81 % были из сёл и городов Вятской губернии (Елабуги, Сарапула, Слободского, Еранска), а из 80 белиц послушниц - 67 чел., или 84 %.

Но были монашествующие и издалека: Перми, Рыбинска, Орловской, Смоленской, Оренбургской, Тобольской губерний.

Основная часть монашествующих в 1914 году прибыла из Вятской губернии ( 77 чел. или 76 %), из Казанской губернии (7 чел. или 7 %), остальные из Уфимской, Самарской губерний, Перми, Рыбинска.

«U om, se tu grande o vie?

Muoru e il sopra!»

«Велик ты или мал?

Умри и узнаешь».

Монахиня Аглаида

Достаточно долго я искал следы этой православной русской женщины. Практически всё о её жизни, монашестве, иконописной деятельности по истечении времени затерялось.

В памяти родных сведения о ней стёрлись. Никто из моих родных ничего поведать о ней не смог, позабылось даже её мирское имя. Беглое упоминание о её существовании нашёл лишь в записках моего деда, заслуженного художника России, Тютикова Ивана Ивановича (1893 - 1973). Поэтому и оставался для меня единственный путь поиска - фонды архивов. Бесценные бумаги, документы так быстро исчезают среди смертей, переездов, потрясений и революций.

Самое трудное для исследователя погрузиться в психологию людей ушедшей эпохи, понять мотивы их поступков. В течение многих недель и месяцев просматривая дела фондов республиканского архива, анализируя прочитанное, в моём представлении начал складываться её образ, образ этой благочестивой подвижницы духа, сильной и цельной натуры, который и хочу довести до Вас, мой читатель.

Верующий человек иначе видит. У него зрение другое. Нам знаки тоже даются, только мы их не чувствуем. Совесть не отзывается, заземлена наверное.

«Бог обращается к человеку шёпотом любви, а если он не услышан - то голосом совести; если человек не слышит и голос совести - то Бог обращается через рупор страданий» (Карл Льюис).

Александра Петровна Тютикова родилась в августе 1857 года в Лекарево, в многодетной крестьянской семье. По годам она была ровесницей своего племянника, моего прадеда Тютикова Ивана Филипповича. А Иван Иванович приходился внуком ее двоюродного брата Филиппа.

14 августа 1870 года в возрасте 13 лет была определена в монастырь. В число сестёр обители была принята лишь через двенадцать лет - 24 мая 1882 года, в 25 лет. Покрыта рясофором - 28 июля того же года.

Примечательно, что Александре проторили дорожку в монастырь её односельчанки. За два года до неё - 13 сентября 1868 г. в монастырь поступила Лукия Ерофеевна Онучина (41 год), 18 сентября - Ирина Петровна Бурмистрова (38 лет), 9 октября - Анастасия Леонтьевна Бурмистрова (29 лет), 24 ноября - Параскева Федоровна Бурмистрова. Все они были из Лекарево, и имели на руках от сельского общества увольнительные свидетельства.[268]

По всей видимости, для того чтобы её приняли в обитель, родители Александры - Петр Иванович (1825-?) и Татьяна Козьмина (1826-?) приписали ей один год. Это я уяснил после того, как изучил материалы переписи государственных поселян села Лекарево по 10-й ревизской сказке (4 марта 1858 года). По этим документам ей было к тому времени всего полгода. Выходит родилась она в августе 1857 года. А по монастырским отчётам получается на год больше. Эту разницу в возрасте Вы увидите ниже, и не один раз.

Просматривая документы минувшего: Послужной список монастыря за 1884 год. В нём 159 имен монашествующих сестёр, в том числе и рясофорной послушницы Александры. Это первое по времени упоминание о ней.

Низшее положение в монастыре занимали послушники. Ещё в «Духовном регламенте» было установлено, что срок послушнического «искуса» составляет не менее 3 лет. В 1832 году это правило несколько смягчили: для выпускников духовных учебных заведений пребывание в их стенах засчитывалось за «искус», а вдовые священники с безупречной репутацией могли быть пострижены и без «искуса». [270]

Это однако, не облегчило положения послушниц, для которых, до достижения установленного по закону 40-летнего возраста, срок послушничества растягивался лет на 20 и даже более. Начинающему послушнику не разрешалось носить монашеские одежды. Но в какой-то момент настоятель или настоятельница могли дать благословение надеть монашескую рясу и клобук (без мантии). Так одевались рясофорные монахи, т.е. кандидаты в монашество.

Послушники и послушницы выполняли в монастыре самую незавидную работу и нередко использовались как прислуга. [271]

В духовной обители рясофорная послушница Александра проходит клиросное послушание. Особую, привилегированную часть послушниц (в том числе и рясофоров) составляли певчие. Редкий монастырь, разве что затерянный где-нибудь в глуши, не стремился иметь хороший хор. Певчих брали в послушники обычно только за голос, мало интересуясь их прошлым, их отношением к монастырской жизни.

Занимается она и рукоделием. И где-то, в начале 90-х годов XIX века, заметив склонности к рисованию, настоятельница переводит ее в живописную мастерскую.

Для послушницы, стремящейся к иноческой жизни, рано или поздно наступал час, когда произносились монашеские обеты, совершался обряд пострижения. Недавняя послушница получала иноческое имя, облачалась в монашескую мантию и становилась манатейной (полной) монахиней.

В 48 лет от роду, 11 мая 1905 г. в числе десяти сестер-инокинь была пострижена в монашество под именем монахини Аглаиды (и это по истечении 35-ти лет после поступления в монастырь!).

Любознательный читатель: Каждый из нас носит имя того или другого из святых Божиих. А почему такое имя было дано рясофорной послушнице Александре Тютиковой? Откуда оно?

"19 декабря. Мученик Вонифатий пострадал в царствование Диоклетиана. Он служил рабом у одной богатой и знатной римлянки Аглаиды и состоял с нею в преступной связи. Аглаида чувствовала свой грех и не раз думала исправиться и загладить грех. Она слышала, что кто имеет у себя в доме мощи святых мучеников, тот не будет лишен спасения, и пожелала иметь. О своем желании Аглаида сказала Вонифатию, и он, тоже всегда сокрушавшийся о своем грехе, с радостью отправился на Восток, где тогда истребляли много христиан. Прибыв в город Тарс, в Киликии, и видев мужество христиан, с каким они шли на мучения и смерть, сам пожелал пострадать за Христа. Он объявил себя христианином и был замучен в 290 году. Аглаида, узнав о мученической кончине Вонифатия, устроила церковь во имя его, положила в ней мощи и начала вести жизнь в покаянии, смирении и воздержании. Она была удостоена от Бога дара чудотворения и мирно скончалась. Впоследствии, на месте храма св. Вонифатия, построен был обширный храм в честь св. Алексия человека Божия, где и хранятся мощи св. мученика и св. человека Божия.[272]

Просматривая документы минувшего: Открываем послужной список монастыря за 1905 год. В нём 133 имени монашествующих сестёр.

С 60-х годов XIX столетия отчетливо проявилась тенденция к феминизации монашества. Особенно быстро росла численность послушниц (белиц). Произошло бурное, как мы уже отметили, открытие женских православных обителей.

В этот период при монастырях, в том числе женских, стали создаваться иконописные школы академической ориентации. Отметим, что эта тема недостаточно ещё изучена и освещена в современной литературе. Даже в «Православной энциклопедии», изданной к 2000-летию рождества Христова в обширной статье «Живопись» И.Л. Бусевой-Давыдовой имеется лишь беглое упоминание о женщинах-иконописцах.[273]

По всей видимости, в заметном числе женских монастырей существовали иконописные мастерские, продолжавшие какое-то время функционировать и в первые годы советской власти. Так, в частности в Леушинском монастыре Ольховской волости Череповецкого уезда весной 1919 г. 12 монахинь ещё занимались иконописанием.[274]

Иконописная деятельность монахинь Елабужского монастыря насчитывает более 40 лет. И начиналась она, судя по архивным документам, через девять лет со дня открытия монастыря.

В отчёте игуменьи обители матушки Анфии за 1877 год отмечалось, что послушание в живописных кельях несла монахиня Феофания Титова. Судя по всему, она и была одной из первых, кто начинал в монастыре иконописную деятельность.

Анализируя архивные данные, нами установлено, что за период с 1877 по 1918 г. несли послушание в живописной мастерской двенадцать монахинь и рясофорных послушниц.

Старшими в мастерской были - в 80-е годы XIX в. - монахиня Евпраксия (Анастасия Иванова Фирсова); в 90-е годы XIX в. - монахиня Аполлинария (Анна Димитриева Иконникова), а последние пятнадцать предреволюционных лет - монахиня Аглаида (Александра Петрова Тютикова).

Примечательно, что церковной живописью занималась целая семья Иконниковых выходцев из починка Удалово Елабужского уезда: сестры Анна и Евдокия, а также их племянница Ольга. Отметим, что ещё две их сестры Стефанида и Мария были тоже монахинями обители.

В первые годы XX столетия старшей в живописной мастерской становится монахиня Аглаида. Под её началом было шесть сестёр-инокинь: Мария (31 год), Надежда (34 года), Ольга (35 лет), Елизавета (46 лет), Елена (47 лет) и Анастасия (49 лет).

Спустя девять лет, в 1914 году, - пять рясофорных послушниц. Состав тот же, отсутствует лишь Надежда, а послушница Елизавета 7 июля 1907 г. была пострижена в монашество и стала монахиней Емилией.

Особо отметим, что иконописцы монастыря, кроме рясофорной послушницы Елизаветы, были местные из Елабужского уезда, в основном крестьянского происхождения, кроме мещанской вдовы монахини Евпраксии и рясофорной послушницы Надежды.

Полные сведения о церковных живописцах на основании архивных документов, мы приводим в приложении VI.

Все эти годы Аглаида постоянно поддерживала связь с семьёй, с родными, с сельчанами, была их духовным проводником.

Последние годы жизни монахини Аглаиды прошли в лишениях и невзгодах. После закрытия монастыря, в середине 1920-х годов она была ещё жива. Об этом свидетельствуют списки членов православного Казанско-Богородицкого религиозного общества, в которых монахиня числилась за 1923 год [275] и за 1926 год.[276]

А вот в выверенной копии списка граждан, лишённых политических избирательных прав, как служитель культа, по Елабужскому городскому совету за сентябрь 1930 года, она уже считается как выбывшая.[277] Но, думается, это ещё не говорит о том, что к этому времени её не было в живых.

Возможно, по старости лет, в 73 года, она уехала к своим родным в Лекарево. И где место ее последнего упокоения: на кладбище ли монастыря, с которым связана вся ее сознательная православная жизнь отданная Богу или на сельском погосте, я пока не знаю, как впрочем, и все мои родные.

Жизнь человека не уходит без следа. Память о нем рано или поздно пробивает чертополох забвения. Вот и все, что мне удалось пока выяснить о её судьбе. Царство ей небесное!

Монахиня Аглаида, моли Бога о нас!

Я никогда не думал о прошедшем, минувшем как об утраченном времени. То, что было с нами в прошлом, происходит с кем-то в настоящем и будет происходить в будущем. Стало быть, время никогда не утрачивается; к сожалению, утрачиваемся мы.

Если нередко мы исследуем только поверхность сиюминутных явлений, то потребность вспоминать - благо это или зло? Думаю, что благо, потому что действительность познаётся в сравнении и осмыслении прожитого. Так или иначе, человек живёт как бы в перекрестии времени - прошлого и настоящего. Утрата памяти - утрата духа, ибо она, память, - познание накопленным опытом самого себя, истоков и направления бытия.

Вскоре после революции среди многих также закрывается и Елабужский монастырь. Последняя настоятельница обители монахиня Ангелина (Багаева Александра Петровна) подвергается аресту новыми властями. Часть помещений монастыря в 20-е годы были заняты под детский городок Наркомпроса, в котором проживало до 400 детей.

Монахине Ангелине досталась тяжёлая участь видеть разрушение и поругание её обители. Исходя из архивных документов я узнал, что Александра Петровна рождения 1860 года, из Сарапула, училась в прогимназии. В монашество была пострижена 11 мая 1905 года, в числе десяти сестер-инокинь, вместе с Александрой Петровной Тютиковой. Ей было наречено имя Ангелина. В предреволюционные годы проходила послушание старшей ризничей.[278]

С 1921 года при монастырской Казанско-Богородицкой церкви стала функционировать религиозная община, которая была зарегистрирована в 1922 году отделом управления исполнительного комитета Елабужского кантонного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов.

Елабужский кантонный отдел управления зарегистрировал реорганизованное на основе нового устава Казанско-Богородицкое православно-христианское религиоз-ное общество, стоящее на платформе полного подчинения Советской власти с выдачей ему соответствующего документа.

Регистрация была проведена на основании заявления от 4 августа 1923 года, подписанного уполномоченным общества Н.Логиновым. К заявлению прилагались Устав, списки членов общества, в котором было 243 человека, в том числе 173 бывшие монашествующие. Среди них бывшая игумения монастыря матушка Ангелина, бывшая казначея обители Иконникова Ольга Николаевна, в списке значилась и Тютикова Александра Петровна.[279]

Прилагался список служителей культа. Со дня основания в данной общине служили протоиерей Беляев Павел Павлович, священник Головин Василий Иванович, протодиакон Зыков Димитрий Михайлович, протоиерей церкви гор. Сарапула Георгий (Анисимов Николай Васильевич).

Согласитесь, что по истечении времени достаточно сложно проследить дальнейшую судьбу каждого из них, но всё-таки иногда удаётся в ворохе документов минувшего извлекать так необходимые и драгоценные крупицы и воссоздавать здание прошлого.

Головин Василий Иванович родился в 1883 году в селе Рысово (Рысаково) Елабужского уезда. Служил в церкви Успения Пресвятой Богородицы в гор. Яранске.

9 мая 1939 года решением Кировского областного суда приговорён к восьми годам лишения свободы (по ст. 58-10).[280]

В 1926 году в границах современного Елабужского района в сёлах действовали 14 церквей, 30 православных священников обслуживали пять церквей Елабуги.[281]

8 ноября 1928 года Челнинский кантонный исполнительный комитет (председатель Габитов) постановляет ликвидировать монастырь и доводит своё решение до Елабужского горсовета (председатель Матвеев) и спешно созданной комиссии по ликвидации монастыря.

20 ноября 1928 года постановление о закрытии этого комплекса было принято Президиумом Елабужского горсовета.

Ликвидационная комиссия обнаружила потери при описи имущества монастыря, вследствие чего община обвинялась в нарушении договора об аренде.

В состав комиссии входили: Нырков (Елабужский волком ВКП(б), Костицын, Машковцев (Елабужский горсовет), Гуркин, Зубков (Наб.-Челнинский КФО Госфонда), Колпаков, Парамонов (гормилиция), Паньков (районный отдел народного образования), а также священнослужители: протоиререй Беляев Павел Петрович, протодиакон Зыков Димитрий Михайлович.

Эти люди, понятно, что за исключением служителей культа, наверное, с радостью и воодушевлением глумились над остатками монастыря, растаскивая и расхищая его драгоценности.

Вот ведь как в жизни бывает: одни (Стахеевы) вкладывали сотни и сотни тысяч рублей, законно ими нажитые средства на развитие этой духовной обители, другие уничтожали не их руками, потом и кровью сооружённые и намоленые здания и растаскивали сокровища. Строителей и духовников мы чтим, знаем, пытаемся воскресить их имена из незаслуженного забытья, а где те разрушители ? Где их ухоженные заботливой рукой могилы ? Кто поминает их добрым словом ?

Любознательный читатель: А вообще-то, что это были за разрушители? Какого их социальное происхождение?

По правде говоря, я и не ставил перед собой подобную задачу. Но об одном из них у меня имеется материал. Среди них был председатель Елабужского горсовета Иван Иванович Костицын, 1892 года рождения. В 1928 году, значит, ему было 36 лет. Рабочий, б/п, образование имел низшее, по профсоюзной линии входил в Союз металлистов.[283] И все остальные и по происхождению, и по образовательному уровню, мало чем от него отличались.

Так-то, денег на разрушение нет, реквизируем воск, продадим его и на сворованное наймём рабочих и начнём растаскивать по брёвнышку, по кирпичику. Вот она наглядная и убедительная идеология новой власти, нового времени, новых людей!

А ведь существует всеобщий закон возмездия, как закон сохранения энергии. Если бы зло оставалось безнаказанным, оно могло расширяться неудержимо. Закон возмездия скрепляет наш мир. Всякое зло так или иначе наказывается, и это приводит историю к своеобразному равновесию.

17 декабря 1928 года в Елабужский горсовет обратилась община Казанско-Богородичной церкви с просьбой о возврате им этого храма.

Наивно было полагать, что советская власть вернёт им храм. Разрушить, а кирпич использовать на стройки «светлого завтра» - вот её реальные ипостаси.

Роковым для монастырей стал 1929 год - «год великого перелома», когда в связи с начавшейся «сплошной коллективизацией» крестьянских хозяйств резко усилились и гонения на русскую православную церковь, санкционированные принятым 8 апреля 1929г. постановлением ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях»[286]

Развернулась разнузданная антирелигиозная кампания в прессе, в которой сообщалось, что якобы «обитатели» монастырей ведут антисоветскую пропаганду среди крестьян, настраивая их против колхозов. Авторы статей требовали ликвидации монастырских коммун. Прокатилась новая волна закрытия и разрушения православных храмов и монастырей.

10 сентября 1930 года Елабужский горсовет обращается в организационный отдел ТатЦИКа с ходатайствованием об утверждении решения горсовета, о ликвидации в Елабуге Троицкой и монастырской церквей, бывшего Спасского собора.

17 сентября 1930 года на заседании Президиума Елабужского РИКа было санкционировано их закрытие. На нём было утверждено постановление Елабужского горсовета от 17 мая 1929 года о закрытии Троицкой кладбищенской церкви и Спасского кафедрального собора.

23 сентября 1930 года Президиумом ТатЦИКа было обращено внимание на слом монастырской, Троицкой кладбищенской церкви и Спасского кафедрального собора без санкции ТатЦИКа.

Тем не менее это серьёзное нарушение было оставлено без последствий: закрытие и уничтожение первых двух церквей было одобрено, а со сносом всего собора РИКу было предложено воздержаться до предоставления исчерпывающего материала.

Была разрушена пятиглавая Казанско-Богородицкая церковь монастыря и от градостроительной доминанты при въезде в город со стороны Вятки и Уфы остались лишь фрагменты: глухие высокие стены с башенками при входе по углам, два двухэтажных корпуса для монахинь, одноэтажный флигель и основание колокольни с трапезной. Подвергся разрушению и некрополь обители: сносились кресты, ограды, могильные камни.

Последующие годы стали продолжением антирелигиозного натиска. В контексте раскрытия этой трагической страницы нашего православия, не могу не рассказать о печальной судьбе Крестовоздвиженской церкви села Лекарево в советское время.

Вопрос о ней решался в октябре-ноябре 1933 года, когда было проведено аж шесть собраний ячейки ВКП(б) колхоза «Власть Советов», членов того же колхоза, учащихся школы I ступени, актива колхоза, комсомольцев и отдельно ещё и граждан села, которые вынесли постановления о передаче культового здания под клуб (не под давлением ли складывающихся антирелигиозных обстоятельств).

В качестве аргументов в пользу этих решений выдвигались необходимость в культурном учреждении, отсутствие богослужений, большие недоимки за церковь.

Елабужский районный исполнительный комитет на своём заседании от 11 ноября 1933 года удовлетворил эти надуманные аргументы и направил материалы в Татарский Центральный исполнительный комитет. Однако верующие не согласились с таким ходом событий и обжаловали решение райисполкома сначала в ТатЦИКе, а потом и во ВЦИКе.

На заседании Секретариата ТатЦИКа 7 января 1934 года ходатайство Елабужского РИКа о закрытии церкви с. Лекарево было удовлетворено (там же, лист 429). После поступления жалобы в Президиум ВЦИКа, последний 10 мая 1934 года отменил постановление и оставил церковь в пользу верующих.

Однако это решение не было выполнено: храм продолжал использоваться под склад зерна.

Понятно, что местная власть не заботилась о сохранности и ремонте этого сооружения и церковь по истечении времени пришла в негодность.

XX век ознаменовал собой начало долгого периода всеобщего гонения на православную церковь. Елабужский монастырь был закрыт, многие его священнослужители и насельницы прошли тяжёлый путь исповедничества и страданий за Христа.

Сегодня осуждены и преодолеваются грубые нарушения, произвол и беззаконие в отношении религиозных организаций, допущенные в годы советской власти, создаются условия для реализации в жизни общества принципа свободы совести. В новой России сняты ограничения на деятельность конфессий, регистрируются новые общины, растёт число культовых зданий. Одним из наиболее актуальных элементов процесса демократизации государственно-церковных отношений является возвращение ранее закрытых монастырей, церквей, соборов.

16 июля 1995 года по благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексия II и при участии архиепископа Казанского и Татарстанского Анастасия монастырь был возрождён. Управляет обителью монахиня Вера (Шевченко), в обители около 20 насельниц. В настоящее время действует храм в честь святой великомученицы Варвары. Монастырь занимается просветительской деятельностью. Имеет своё хозяйство.[287]

В июне 2000 года я написал письмо на имя игуменьи возрождающегося Елабужского монастыря матушки Веры. Проинформировал её, что у меня имеются исторические данные о её обители, а также спросил нет ли у них сведений об Аглаиде, есть ли у них фотографии того времени. В январе 2001 г. она мне позвонила домой. Состоялся интересный разговор. Договорились, что я отправляю имеющиеся у меня материалы и весной-летом приезжаю в Елабугу.

Такая благостная поездка состоялась 16 - 17 июня 2001 года. Со мной на нашем «Москвиче» поехали жена Люба, сват Николай Егорович и дочь Светлана. Сначала мы посетили село Анзирку, что в 50 километрах от Елабуги, где матушка восстанавливает Казанско-Богородицкую церковь (1847-1858), здесь, как она говорит, у неё скит. Потом поехали в Елабугу. Отстояли четыре часа на вечернем богослужении. Монастырь находится ещё в тяжёлом состоянии.

Вскоре после открытия монастыря в него стали поступать первые насельницы. Обитель, славная своими глубокими традициями и крепким духом, должна восстановить преемственность, и сестры, пришедшие сюда с целью посвятить свою жизнь Господу, уповают на милость Божию, заступничество Пречистой Богородицы и святых Божиих угодников в этом святом подвиге.

Сегодня возрождающийся монастырь не находится в изоляции от мира, так как он размещён в центре старой части Елабуги. Всё это создаёт значительные трудности для уединённой монашеской жизни с её собственным уставом.

Во-первых, на его территории живут до сорока семей мирян, а с ними постоянно возникают разные проблемы. Во-вторых, от былого благолепия практически ничего не сохранилось: Казанско-Богородицкая монастырская церковь уничтожена, кладбище поругано, кельи в запустении. В бывших живописной и златошвейной мастерских - авторемонтная база одного из предприятий города.

Приходящие из мира в монастырь насельницы не имеют полного представления о монашеской жизни. Не нашлось хотя бы небольшого числа опытных монахинь как основы будущей общины. С 1995 года начался отбор насельниц и в настоящее время в обители сформировалась православная община.

Придя в монастырь, каждая сестра попадает под неусыпное внимание игумении Веры. Матушка собственным примером послушания учит сестер жить не по своей воле. Приучает их и прилежанию в молитве, кротости, незлобию, к терпеливому несению монастырского жития.

Матушка игумения занимается нравственным воспитанием сестер, приобщает их к проблемам духовной и хозяйственной жизни монастыря. Постепенно шаг за шагом налаживается молитвенная жизнь в обители. Установленное игуменией монашеское правило способствовало духовному воспитанию сестер, оно приучало их быть постоянными и верными в молитве. Постепенно молитвенное правило становится неотъемлемой частью жизни сестер.

Ежедневно с утра и до вечера сестры читают псалтир и синодик. За прошедшие годы постепенно возрастает духовный уровень сестер. Состоялось уже несколько постригов, в основном в рясофор.

Монастырь известен своим некрополем, который служил местом последнего упокоения монахинь обители, почётных и уважаемых граждан города. По воспоминаниям, здесь в 1927 году была похоронена и Глафира Федоровна Стахеева. Но перечислить даже малую часть захоронений пока не представляется возможным, ибо не сохранилось ни одного могильного креста. Предстоит кропотливая работа по составлению синодика монастыря.

То обстоятельство, что за короткий срок, в сложных условиях городской жизни, удалось возродить монастырь и создать монашескую общину, свидетельствует о том, что на этом месте явно почивает благословение Божие и Пречистой Богородицы. Новые насельницы монастыря сумели воссоздать монашеские устои на этом древнем намоленом месте.

Сегодня монастырь - это место, куда приходят люди из мира, боримые страстями, ищущие утешения, разрешения своих проблем и вопросов, желающие заполнить духовный вакуум современной жизни. Зачастую именно в монастырском храме у многих в душе загорается огонёк веры в Бога, здесь люди встают на путь покаяния и спасения, и помощь на этом пути они нередко получают от сестёр обители, которые своим примером, делом и словом укрепляют приходящие к ним.

В наши дни восстанавливается разорванная связь времён, возвращаются исчезнувшие в лихолетье имена священномучеников и появляются новые молитвенники за землю Русскую. Возрождаются духовные традиции русского народа, вновь открываются монастыри, испокон веков бывшие центрами и оплотом духовной жизни в России. И это вселяет в православную душу надежду, что Россия будет спасена от духовной гибели.

9. Женские обители Казанского края

На Руси всегда любили монастыри - духовные оплоты православия. Верующие стремились совершать паломничества в обители, освященные молитвами многих поколений иноков, подвизающихся за грешный мир.

И сегодня, как в минувшее время, люди идут в обители за духовной поддержкой, за наставлением. Посещение монастыря - лучший способ приобщения к православию.

В пореформенный период 1860-1880-х годов развитие общественной инициативы стало проявляться не только в сферах самоуправления, образования, благотворительности, но и в церковной жизни в виде возрождения и расцвета монашества. Преодолевалась установившаяся с петровских времен традиция бюрократизации церковной жизни. Весьма заметным явлением в эти годы стал подъем монастырского общежительства. Происходила своего рода компенсация, когда новые монастыри открывались вместо тех, которые были закрыты еще при Петре I или в результате политики секуляризации, проводимой в правление Екатерины II.

С 60-х годов XIX столетия отчетливо проявилась тенденция к феминизации монашества. Особенно быстро росла численность послушниц (белиц). Произошло бурное открытие женских православных обителей.[288]

В монастырь шли представители практически всех сословий и социальных групп тогдашней России - от дворянок до девиц крестьянского происхождения. Однако в формировании монашества разные социальные слои играли далеко неодинаковую роль.

При этом, нельзя утверждать, что власти как-то поддерживали это движение, ибо вся инициатива исходила с мест. Общее число подобных монастырей в масштабах Российской империи превысило 200, только в Казанском крае появилось пять новых женских монастырей: в Уфимской епархии - Мензелинский Пророко-Ильинский (1855 - 1860 гг.), в Вятской епархии - Елабужский Казанско-Богородицкий (1859 г.), в Самарской епархии - Бугульминский в честь иконы Казанской Божией Матери (1879 г.), в Казанской епархии - Чистопольский Успенский (1879 г.) и Лаишевский Троицкий (1888 - 1889 г.).

История создания всех новых обителей весьма схожа. Большинство из них открывалось в провинциальных уездных городах, т.к. в крупных - деятельность общественности направлялась на поддержку уже существующих, обретших известность и славу, старинных монастырей.

Сначала возникала небольшая община женщин, добровольно, не имея ни церковного, ни государственного статуса, ведущих монашескую жизнь. Все они известны совершенным общежитием, аскетическим деланием и неукоснительным соблюдением богослужебного устава. При поддержке состоятельных купцов и других благотворителей община обустраивалась, приобретала по указу Священного Синода официальный статус, а через несколько лет, по его распоряжению, преобразовывалась в монастырь. Община являлась преддверием святой обители и предоставляла возможность утвердиться в решении принять монашеские обеты.

По законодательству Российской империи со времен Екатерины II на содержание монастырей выделялись «штатные» суммы. На вновь открываемые же, выделение средств предусмотрено не было. Поэтому добиться открытия новой обители было непросто - необходим был указ императора, который, как правило, подписывался только в том случае, когда будущий монастырь не только не требовал субсидий от государства, но сам имел стабильные источники существования. Подобными источниками были пожертвованные благотворителями земельные угодья, недвижимость в городах, проценты с капиталов в банках. В конце XIX в. правительство стало всемерно способствовать организации женских общин в целях благотворительности и миссионерства.

Особенностью женских монастырей стала строгая подвижническая жизнь, сочетавшаяся с широкой социальной и благотворительной деятельностью, организацией школ, приютов, всевозможных рукодельных и иконописных мастерских, больниц, богаделен.

Мензелинский Пророко - Ильинский женский монастырь. Инициатором создания в Мензелинске женской монашеской общины стал протоиерей Мензелинского собора Александр Шильнов. Еще с 1837 г. возле кладбищенской церкви во имя Святого Пророка Ильи стали селиться вдовы и сироты. В 1855 г. Священный Синод принял женскую общину в свое ведомство, а спустя пять лет по указу Александра II был организован Пророко-Ильинский женский монастырь III класса, с содержанием только за свой счет, без всякого пособия от казны.

Источниками существования святой обители стали около 150 десятин земли, пожертвованные мензелинскими мещанками Собиной и Реутовой (будущими игумениями), и наследниками протоиерея Шильнова. 4 тысячи рублей пожертвовал елабужский купец Иван Стахеев. Немалые пожертвования монастырь получал от проводимых ежегодно мензелинских ярмарок.

Монастырь развивался достаточно успешно, во-первых, потому, что это был лишь второй монастырь в значительной Уфимской епархии, он был богаче других женских обителей на Нижней Каме (Елабужского, Чистопольского, Лаишевского), а во-вторых, он развивался благодаря энергичной деятельности двух первых игумений. Ими были те самые мещанки, которые пожертвовали монастырю основную часть земли: в 1860 - 1880 гг. - Евгения (Евфросинья Федоровна Собина), в 1880 - 1905 гг. - Филарета (Доминика Александровна Реутова).[289]

Кроме того, в пяти верстах от города, за рекой Мензелей, находилось монастырское хозяйство (ныне поселок совхоза им. Воровского), в котором работало несколько десятков трудников. В начале XX в. число монахинь и послушниц в Мензелинском монастыре превышало 300 человек. Здесь проживало немало призреваемых сирот и престарелых.

Монастырь занимал территорию примерно 120 х 170 м, обрамленный современными улицами - по фасаду Розы Люксембург (бывшая Большая Ильинская), Социалистическая (Монастырская), Карла Маркса (Театральная) и Карла Либкнехта (Малая Ильинская). Он был окружен внешней оградой до 2,5 м высотой, с 4-мя угловыми башенками - пинаклями. По фасаду, над святыми воротами стояла церковь во имя Тихвинской иконы Божией Матери с шатровым навершием в стиле XVII века, за ней в глубине монастыря - пятиглавый храм Вознесения Господня.

Монастырь имел пять зданий. В трех из них проживали два священника и один дьякон, в четвертом - было женское училище, а пятый использовался под гостиницу. В обители располагались кельи, иконная, столярная, швейная, обувная и переплетные мастерские.[290]

Через дорогу от монастыря находилось кладбище с Ильинской церковью и деревянным флигелем для сторожей. На погосте хоронили не только монахинь, но и притесняемых властями людей. Прежде всего это были военнопленные австрийцы, чехи, словаки, захваченные русскими войсками в Первую мировую войну, а также гражданские поселенцы, сосланные в административном порядке. Только в 1915 г. на кладбище было похоронено 30 пленных и поселенцев.[291] В годы советской власти погост был полностью разрушен.

В 1871 г. площадь земель, подаренная монастырю его императором Александром II составляла 358 десятин пашни и сенокосных угодий. Кроме того, в окрестностях города у обители в двух лесных дачах было 183 десятины леса, два флигеля и пасека, животноводческие помещения, в которых в основном содержался крупный рогатый скот.

В начале XX столетия Пророко-Ильинский нештатный общежительный монастырь уже был одной из крупнейших женских обителей Уфимской епархии.

Имелось налаженное монастырское хозяйство с фруктовыми садами, огородами, пасеками. Монахини трудились в гостинице для паломников, в иконописной, золотошвейной, столярной, портняжной, чеботарной и переплетной мастерских, а также в просфорной, трапезной, хлебной. В монастыре имелась даже собственная фотолаборатория, что по тому времени было чрезвычайно редко. В начале 1917 г., перед февральской революцией в обители проживало 50 монахинь и 248 послушниц.

Знаменательное событие в жизни православных жителей Мензелинска и его монастыря произошло летом 1902 г. - пребывание в обители Почаевской иконы Божией Матери. Этому событию предшествовало следующее.

В конце апреля 1902 г. по Уфимской епархии настойчиво стал распространяться слух о перемещении Преосвященнейшего Антония из Уфы в Житомир. Слухи эти подтвердились 28 апреля, когда из Санкт-Петербурга было получено достоверное известие о перемещении Владыки на Волынскую кафедру и о назначении ему преемника о. архимандрита Климента, настоятеля русской посольской церкви в Риме. Это известие об отъезде владыки вызвало чувство скорби в сердцах не только уфимцев, но и жителей Мензелинска.

Настоятельница Мензелинского монастыря игумения Филарета молитвенно возжелала иметь во вверенной ей обители в память о пребывании на уфимской кафедре Преосвященнейшего Антония копию с чудотворной Почаевской иконы Божией Матери. Архипастырь очень быстро отозвался на это пожелание, уведомив ее 14 июня собственноручно написав: «Епископ Антоний благодарит достоуважаемую Матушку и сестер за благожелания. Икону Почаевскую скоро получите от меня; прошу принять ее, как мою жертву в обитель».[292]

Известие это было встречено в монастыре с восторгом и чувствами глубокого благоговения. При таком духовно-восторженном настроении сама собою явилась благочестивая мысль о торжественной встрече Св. иконы и установления в честь ее празднования. Ввиду этого было возбуждено ходатайство пред Преосвященнейшим Климентом, Епископом Уфимским и Мензелинским, о разрешении встретить Св. икону с крестным ходом. 28 июня последовала резолюция Его Преосвященства: «Благословляю доброе дело и благодарю за молитвы».

Икона предварительно прибыла на Преображенскую дачу монастыря, оттуда утром 20 июля (ст.ст.), в день главного храмового праздника обители крестным ходом, при большом стечении народа двинулись в город. К девяти часам крестный ход вступил в Вознесенский собор. Храм был переполнен молящимися. Священник монастыря о. Феодор Комаров произнес поучение по случаю встречи Св. Почаевской иконы Божией Матери. Это знаменательное событие надолго оставалось в сердцах благочестивых горожан.[293]

Одной из последних настоятельниц святой обители была весьма почитаемая в православном народе игумения Маргарита (Гунаропуло Мария Михайловна), расстрелянная большевиками 9/22 августа 1918 года.

По представлению архиепископа Уфимского и Стерлитамакского Никона Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви (13 - 16 августа 2000 г.) игумения Маргарита была причислена к Собору новомучеников и исповедников Российских XX века для общецерковного почитания с датой памяти в первое воскресенье после 25 января / 7 февраля.

Бугульминский Казанско-Богородицкий женский монастырь. История возникновения женского монастыря во имя иконы Казанской Божией Матери в г. Бугульме такова. Первоначально в 1867 г. епископ Самарский и Ставропольский Герасим, посетив Бугульму, освятил деревянный домовой храм. К 1877 г. здесь сформировалась женская община, не имевшая своего статуса.

На следующий год епископ Герасим донес Святейшему Синоду о том, что крестьянка села Михайловки Иустина Матюшкина просила разрешения учредить в городе Бугульме женскую общину с училищем при ней для девиц.

Она предоставила во владение общины и для содержания ее свой дом с надворными постройками и дворовым местом, а также 300 десятин земли. Кроме того, елабужский купец 1-й гильдии Иван Стахеев пожертвовал на устройство общины капитал в 31 тысячу рублей, а городская дума уступила под постройку обители 3600 кв. сажень выгонной земли.[294]

Рассмотрев изложенное, Святейший Синод не встретил препятствий к учреждению общины. Но с одним условием, чтобы община никогда не производила книжных сборов для укрепления своих денежных средств и не просила каких-либо пособий от казны или Святейшего Синода.

Синодальному обер-прокурору было поручено испросить соизволение Его Императорского Величества на учреждение женской общины, что и было сделано. Государь император Александр II в 3 день февраля 1879 г. учредил в Бугульме женскую общину с училищем для детей.

В степень общежительного монастыря община была возведена 10 мая 1889 г. По случаю коронации Их Императорского Величества Николая II в 1894 г. определением Святейшего Синода были награждены наперсным крестом настоятельница обители игумения Евфалия и священник Микулинской церкви Афанасий Богородицкий. По названию монастыря будет названа главная улица города. И по сей день часть этой улицы носит название Казанской.

Монахини имели скотный двор, конюшни, гумно и амбары. Возле монастыря разбили первый в городе плодовый сад. В 15 верстах от Бугульмы, у села Спасское на реке Шалтанке обитель владела 520 десятинами пахотной земли, с которой собирался богатый урожай зерновых. Народ сохранил в памяти имя первой строительницы монастыря игуменьи Устинии.

При монастыре действовала женская церковно-приходская одноклассная школа, где дети обучались бесплатно. Преподаватели жалованье не получали. Заведовала школой игуменья Евфалия, обучали девочек священник монастыря Николай Сердобов и учительница рукоделия. Согласно Положения обучение проходило на средства местных обществ и пожертвований частных лиц.

Чистопольский Успенский женский монастырь. Еще в 1854 г. купец Дмитрий Андреевич Поляков ходатайствовал об устройстве в городе женской общины на свой счет. Ходатайство было поддержано тогдашним казанским архиепископом Григорием (Постниковым) «ввиду того, что город Чистополь населен в немалом числе некрещеными татарами, и, что важнее, раскольниками, на которых пример истинно подвижнической жизни мог иметь весьма сильное влияние».[295]

Но очень долгое время ответа из столицы не поступало. Дело здесь в том, что в годы правления Николая I, характерные насаждением военных порядков, подозрительной считалась любая инициатива - в том числе и такая благочестивая, как открытие монастыря. По инерции подобная ситуация сохранялась и в первые годы правления Александра II.

Д.А. Поляков умер в 1861 г. так и не дождавшись ответа на свою инициативу, поэтому он и завещал продолжить дело своей жизни сыну Ивану. В 1863 г. Иван Дмитриевич Поляков (1809-1871) вновь начал ходатайствовать перед властями уже не об общине, а о монастыре. При этом он обещал пожертвовать ему 9000 кв. сажен земли в городе, на очень удобном месте, построить на свои средства каменный храм, деревянные дома для настоятельницы, сестер, причта (священников и псаломщиков), флигель для кухни и столовой, ограду. Позднее в строительстве обители принимал участие елабужский купец Василий Григорьевич Стахеев († 1907).

Кроме того, Поляков выделил монастырю 22 десятины земли около деревни Муслюмкиной. Еще 46 десятин земли в Лаишевском уезде, напротив Чистополя на противоположном берегу, пожертвовала купчиха Агриппина Петровна Остолоповская.

Ходатайство было поддержано архиепископом Афанасием (Соколовым), и вопрос решился достаточно быстро. Уже 24 марта 1864 г. Священный Синод одобрил ходатайство и постановил учредить при монастыре причт из двух священников и псаломщика, а через два месяца - 23 мая император Александр II подписал указ об открытии нештатного трехклассного общежительного женского монастыря в честь Успения Пресвятой Богородицы, в котором говорилось, что монастырь должен быть «примером подвижнической жизни и трудолюбия, соединенных со смирением и послушанием, влиять на раскольническое и магометанское население, составляющее значительный контингент Чистополя»[296].

В течение лета 1864 г. были построены жилые дома для сестер и причта, и 1 октября состоялось официальное открытие женской общины, а в 1879 г. она была преобразована в полноценный монастырь.

К концу XIX века на северо-восточной окраине города, на высоком живописном берегу реки Камы вырос монастырский городок. Каменный Успенский храм был построен по проекту архитектора Федора Нестерова, и освящен 6 сентября 1879 г. викарием Казанским епископом Павлом.

В 1896 - 1901 гг. по проекту епархиального архитектора Федора Николаевича Малиновского храм был расширен: пристроены два придела - во имя Святителя и Чудотворца Николая и во имя Великомученика Пантелеймона. Он был торжественно, при большом стечении православного населения города, освящен 18 декабря 1898 г. Высокопреосвященнейшим Арсением, архиепископом Казанским и Свияжским.[297] Архиерейское освящение престола и храма представляло собой для чистопольцев редким зрелищем, ибо даже престолы соборной Никольской и Спасской церквей были освящены не архиерейским освящением.

В обновленном храме в честь Успения Пресвятой Богородицы в 1901 г. был установлен иконостас работы известного казанского позолотных дел мастера, купца 2-й гильдии, потомственного почетного гражданина Казани Михаила Александровича Тюфилина.[298]

Первоначально все жилые и хозяйственные постройки были деревянными. В 1884 г. был построен двухэтажный корпус монастырской больницы и богадельни с домовой церковью во имя преподобного Сергия Радонежского. В 1895 г. с помощью города было построено здание для церковно-приходской школы.

Монастырь был довольно скромным по размерам - в 1905 году в нем было 19 монахинь во главе с игуменией, 13 послушниц и 125 белиц - в Лаишевском, Мензелинском, Бугульминском монастырях было более чем по 300 человек в каждом. При монастыре служили два священника.

Среди настоятельниц обители, в частности, были назначены с 1 сентября 1882 г. игумения Аполлинария[299], с 1894 г. игумения Серафима.

Подавляющее большинство сестер были до прихода в монастырь простыми крестьянками Чистопольского уезда и мещанками города Чистополя. В обители они продолжали вести трудовую жизнь - ухаживали за скотом (в обители была ферма на 30 коров), работали в огороде, косили сено. В собственности монастыря находились: более 46 десятин сенных покосов в Лаишевском уезде (пожертвованы Д.А. и И.Д. Поляковыми), более 166 десятин земли в 18 верстах от Чистополя, 27 десятин близ деревни Новопоселенной Чистопольского уезда, три усадебных места в городе Чистополе. Сестры ухаживали также за больными и старушками в богадельне, сами носили кирпичи во время строительных работ.

В Чистополе, где большинство составляли старообрядцы, монастырь вовсе не был предметом заботы и гордости города, в отличие от Мензелинска, Елабуги, Бугульмы. К примеру, в 1872 - 1875 гг. городской головой был купец первой гильдии Василий Львович Челышев - старообрядец. Членом управы был купец второй гильдии Михей Аввакумович Кокорышкин, также старообрядец.[300] Тем не менее его положение было более или менее благополучным. Доходы позволяли осуществлять масштабное строительство - в начале XX века в обители стали сооружаться каменные здания. В 1903 г. была построена двухэтажная трапезная с кухней (сохранилась по ул. Пионерская, дом 1), а в 1911 г. - и двухэтажный корпус келий, где поселилось большинство монахинь и послушниц (сохранился, поселок Водников, дом 19).

Кроме престольных праздников в обители совершались торжественные празднества 21 января в честь иконы Божией Матери «Отрада и утешение» и 5 февраля в честь образа Богоматери «Взыскание погибших».

В советское время монастырь продолжал действовать до 1929 г., когда в республике были закрыты все без исключения монастыри. К сожалению, позднее был снесен монастырский храм, который как и Никольский собор, мог бы быть украшением города. Кирпич с разрушенных храмов и келий использовался при строительстве зданий судоремонтного завода, который занял территорию обители.

Лаишевский Троицкий женский монастырь. Женская община существовала с середины 1880-х годов. 7 ноября 1888 г. она была учреждена официально на земле, предоставленной городом и пожертвованной коллежской советницей Татьяной Михайловной Ментовой. 5 августа 1895 г. императорским указом община была преобразована в Троицкий внештатный общежительный монастырь. Монастырь существовал и строился исключительно трудами монахинь и пожертвователей.

Сохранились следующие постройки обители: 1.Троицкая церковь, построенная в 1901 - 1912 гг. по проекту, составленному архитектором Ф.Н. Малиновским еще в 1888 г.

Крупный храм, композиционно-постранственная структура которого представлена пирамидальным нарастанием симметрично расположенных подкупольных объемов. Вероятно, прототипом Троицкой церкви был знаменитый Морской собор в Кронштадте. Практически такой же храм был построен по проекту Ф.Н. Малиновского в Иоанно-Предтеченском женском монастыре Свияжска.

Подрядчиком храма был мастер Захаров. Кирпич бесплатно поставлял лаишевский купец К.А.Макашин. В 1904 г. на стройке произошел несчастный случай - рухнули леса, на которых в это время находилось 49 монахинь, подносивших кирпичи. 17 женщин скончались.[301]

1. Двухэтажный настоятельский корпус (ул. Космонавтов, 4), построенный в 1889 - 1891 гг., в нем также находились кельи, трапезная, домовая церковь Сергия Радонежского.

2. Трехэтажный жилой корпус (ул. Чернышевского, 24) (конец XIX века).

3. Двухэтажный корпус келий (ул. Чернышевского, 25) (1912 г.).

К сожалению, утрачена монументальная шестиярусная колокольня с проездным нижним ярусом, являвшаяся архитектурной доминантой Лаишева. В ней находились школа, просфорня, кельи и церковь во имя св. Александра Невского (1900) г.), находящаяся на третьем этаже колокольни. Утрачен также домовой храм во имя преп. Сергия Радонежского.

Монастырь был довольно велик, общее количество монахинь и послушниц обычно было больше двухсот.

Настоятельницами обители были: в 1884 - 1897 гг. - монахиня Анфия из Чистопольского Успенского монастыря, в 1900 - 1905 гг. - игуменья Варвара (Афанасия Сырчина) (1844 - 1905), в 1905 - 1909 гг. - монахиня Мария (Людмила Богоявленская), в 1909 - 1918 гг. - монахиня Иннокентия из Казанско-Богородицкого монастыря.

Монастырь был закрыт в 1929 г., а Троицкая церковь - в 1930 г. В 1993 г. храм был возвращен верующим и сейчас действует как приходской.

Тетюшская женская Николаевская община. Далеко не каждая женская община была преобразована в монастырь. Наш рассказ об истории возникновения Тетюшской женской общины во имя Святителя Николая, Мирликийского чудотворца.

В Тетюшах почти одновременно с основанием города возникли два монастыря. В 1589 г. открывается Никольский мужской монастырь. Он находился в семи верстах ниже по течению Волги, в живописном месте. В этом же году, по указу царя Феодора Иоанновича боярину и воеводе Феодору Шестунову была дана монастырю грамота на владение местностью: «на ней пашню пахать, сено косить и всякими угодьями владеть». Настоятелем обители был черный священник Иона. Тетюшский Никольский монастырь просуществовал до конца XVII века, когда, по преданию, был сожжен разбойниками Степана Разина.[302]

В конце XVI века в Тетюшах был основан еще один мужской монастырь в честь Покрова Пресвятой Богородицы. В 1673 г. он был приписан к Новоспасскому московскому монастырю. В начале XVII века в обители строителем был старец Пимен, а казначеем иеромонах Иоаким. Обитель просуществовала до середины XVIII столетия.

С тех пор в Тетюшах не было восстановлено ни одного монастыря, хотя надобность в них для окормления православного населения была насущной.

С инициативой о создании святой обители 30 апреля 1903 г. письменно к архиепископу Казанскому Димитрию обратилась местная помещица, княгиня Параскева Николаевна Волконская. Она вознамерилась в своей усадьбе, близ деревни Нармонки, что в семи верстах от Тетюш создать монастырь, отдать на его обустройство все свое состояние, а себя посвятить служению Богу в этой обители.

Княгиня передавала общине до 500 десятин земли, в т.ч. 280 десятин пахотной земли, 40 десятин заливных лугов на противоположной стороне Волги, в Спасском уезде, а также недвижимость и 8000 рублей с процентами с капиталов в банках. Архипастырь Димитрий с полный сочувствием и отеческим доверием отнесся к просьбе благочестивой княгини. Им были приняты необходимые меры к осуществлению ее благого намерения.

Его высокопреосвященством 4 июня 1903 г. было послано в Священный Синод представление об учреждении в имении княгини Волконской женской общины с построением храма и назначением ее начальницей этой общины. Ходатайство владыки было удовлетворено: указом Священного Синода от 4 ноября 1903 г. Архипастырь был уведомлен в том, что Тетюшская женская община во главе с жертвовательницей княгиней Волконской учреждается.

9 июня 1904 г. в тихой уединенной усадьбе Волконской состоялось открытие новоучрежденной общины, которое при большом стечении народа совершил сам Высокопреосвященнейший Димитрий.

Так кто же она - учредительница Тетюшской Никольской женской общины, отдавшая все свое достояние для ее обеспечения?

Параскева Николаевна Волконская, 52 лет, была дочерью симбирского помещика Николая Александровича Мотовилова и его жены Елены Ивановны Милюковой. Мотовилов, тот самый помещик, которого великий Саровский подвижник, преподобный Серафим, исцелил в молодости от неизлечимой болезни ног одним своим словом и которому многое открыл в духовных беседах с ним.

Мотовилов всю жизнь оставался ревностным благоговейным почитателем старца Серафима и неустанно проявлял заботу о том, чтобы все его заветы относительно Дивеевской обители были исполнены. После блаженной кончины Саровского угодника Божия Мотовилов собирал сведения о его трудах и житии на пользу Дивеевской обители и сам, воодушевляясь примером преподобного Серафима, во многом помогал ей в материальных нуждах. Николай Александрович скончался 14 января 1879 г. далеко от Дивеева, в своем имении, в Симбирской губернии, но тело его было перевезено и погребено 28 января 1879 г. в этой обители у Казанской церкви.[303]

Мать княгини Волконской Елена Ивановна Милюкова с ранних лет воспитывалась в Дивеевском монастыре под руководством близких родных - Параскевы и Марфы Семеновых, посвятивших себя иноческой жизни и впоследствии принявших схиму. В этом тихом пристанище дожила свои последние годы и Елена Ивановна.

Вот от таких набожных родителей и унаследовала княгиня Волконская благочестивую настроенность. С родителями она нередко посещала Саровскую и Дивеевскую обители. В зрелые годы она совершала паломнические поездки на Святую землю, в Киево-Печерскую лавру.

В шестнадцать лет она была выдана замуж за вдовца, князя Ивана Александровича Волконского, помещика Тетюшского уезда села Карланги. Но Господь, видимо, готовил ей другой жизненный путь: она рано овдовела, после смерти мужа на ее руках осталось двое детей - сын Вячеслав и дочь Ольга. Перед смертью князь продал свое имение, а для обеспечения жены купил на ее имя имение в деревне Любимовка, где и была открыта община. Не долго Параскева Николаевна жила со своими детьми. Сначала она лишилась дочери, умершей от тифа, а в 1902 г. потеряла и свою последнюю отраду и опору в жизни - сына Вячеслава, уже студента университета. Подобные тяжелые испытания укрепили ее дух и, оставшись в одиночестве, она безропотно решила отдать себя всецело на служение Богу.

Мы специально посвятили строки этой благочестивой женщине. Приходится только сожалеть, что процесс преобразования общины в монастырь прервали события 1917 года и последовавшее за ними время безбожного лихолетья. Но это уже другие страницы бытия.

Такова вкратце история женских монастырей Казанского края, возникших здесь в пореформенный период XIX века. Автор сознательно не коснулся более ранних обителей, в частности, Казанско-Богородицкого и Свияжского Иоанно-Предтеченского, к тому времени уже обретших славу и почитание не только среди местного населения, но и далеко за пределами Казанской епархии. Женское монашество Казанского края ждет своего пытливого исследователя, ибо в нем немало еще нераскрытых страниц полных высоты духа и трагедии утрат, беззаветного служения Богу и их поругания в годы богоборческого лихолетья.

Монастыри поистине являются светильниками миру. Как писал священномученик протоиерей Иоанн Восторгов: «Монастыри - это запасные водоемы живой воды религиозного воодушевления; они питают и увлажняют иссохшие пустыни духа мирской жизни, они дают живительную и спасительную влагу душам жаждущим».[304]

10. Кафедральный Благовещенский собор и его некрополь

Кафедральный Благовещенский собор является древнейшим из сохранившихся в Казани памятником православной истории и культуры. С 1552 по 1918 гг. он был главным храмом Казанской епархии.

Сразу после взятия Казани по указанию Ивана Грозного за три дня была построена деревянная церковь, освященная 6 октября 1552 г. (старому стилю) в честь Благовещения Пресвятой Богородицы. Царь лично избрал место для церкви в северной части крепости напротив ханского дворца.[305]

В начале 1555 г. в Казани была учреждена самостоятельная епархия. По своему значению Казанская епархия вскоре была признана третьей в государстве, после Московской и Новгородской. Иван IV Васильевич Грозный приказал «для успехов христианской веры быть в Казани архиепископу и двум архимандритам, одному в Казани, а другому в Свияжске». Гурий, Герман и Варсонофий ещё до избрания были известны царю лично, и он видел в них те высокие качества, которые требовались для пастырско-миссионерского служения в Поволжских землях.

28 июля этого же года в сане архиепископа в город прибыл бывший игумен Селижаровой обители Гурий[306] (в миру - Руготин) и его спутники. Заботам архиепископа Гурия поручалось строительство каменного собора в Казани, Варсонофия - Спасского монастыря в кремле, а Германа - Успенского монастыря в Свияжске. Небольшая по размерам церковь уже не отвечала своему предназначению. Поэтому первой и важной заботой св. Гурия и было строительство нового просторного каменного храма.

В декабре 1555 г. указом Ивана Грозного было предписано ехать в Казань псковским мастерам Ивану Постнику[307] и Ивану Ширяю. Восемьдесят каменщиков, под наблюдением св. Гурия, взяв за образец московский Успенский храм, приступили к возведению белокаменного собора. Природный камень добывали и привозили с противоположного, высокого берега Волги. Храм был освящен 15 августа 1562 года.

Благовещенский собор - памятник древнерусской архитектурной традиции крестовокупольного типа - первоначально представлял собой каменный пятиглавый, трехапсидный, шестистолпный храм с пристроенными в конце XVI века боковыми приделами - правым, освященным во имя Благоверных Бориса и Глеба и левым - во имя Благоверных Петра и Февронии. Главки древнего собора были со шлемовидными куполами.

Псковские мастера построили каменный собор в стиле московских архитектурных форм, но излюбленные элементы псковского зодчества использовали в трактовке апсид, орнаментальной обработке поясков, которые сохранились до наших дней на средней апсиде и центральном купольном барабане.

Таков был храм, выстроенный в 1562 году. Он был выложен из хорошо отёсанного белого природного камня - известняка (оштукатурен в 1760 году).

Позднейшие пристрои и переделки изменили общий вид собора, возведенного Гурием. От первоначального облика осталась его восточная часть с тремя апсидами, сохранившая строгое великолепие русского зодчества XVI века.

Еще в XVI-XVII вв. собор изнутри украшается фресковой живописью, остатки которой сохранились в западной части храма даже после многочисленных пожаров. В частности, в ходе реставрации 90-х гг. XX в. было обнаружено изображение Казанской иконы Божией Матери XVII века. За свою многовековую историю собор неоднократно горел - в 1596, 1672, 1694, 1742, 1749, 1757 годах.[308] При пожаре 1742 г. мощи св.Гурия выносились даже за протоку Булак.[309]

С 30-х годов XVIII века начались многочисленные его существенные переделки. В 1736 году к западной части собора была пристроена одноэтажная кирпичная трапезная, шлемовидные купола были заменены луковичными, а центральная глава приобрела завершение в стиле украинского барокко. В первой половине XVIII века был обновлен пол храма, который был покрыт чугунными плитами, изготовленными на уральском заводе промышленника Демидова. На одной из плит сохранилось клеймо и дата «1743 год».

Полвека спустя появилась крытая галерея, соединившая собор с резиденцией правящих архиереев. Пристройка трапезной в 1841 году по проекту архитектора Ф. И. Петонди исказила вид собора с западной стороны. Но архитектурная полоса типично псковского орнамента, опоясывающая барабан центральной главы и обегающая верх средней апсиды, как и аркатурный пояс, украшающий апсиды и барабан главы, свидетельствуют о том, что это здание было сооружено псковскими мастерами XVI века.[310]

Собор сильно пострадал во время страшного городского пожара 3 сентября 1815 г., когда огнем был полностью уничтожен губернский архив, находящийся внутри храма.[311]

Почти два года собор простоял в запустении. Восстановительные работы начались при архиепископе Амвросии (Протасове). Иконостас и резьба были изготовлены московским мастером Быковским. Позолота и окраска иконостаса производились московским мещанином Гавриилом Львовым, а иконы написаны учителем Казанского народного училища, коллежским регистратором Василием Степановым Туриным.[312] Торжественное освящение обновленного храма состоялось 19 июня 1821 года.[313]

Рядом с собором стояла церковь во имя Рождества Христова, воздвигнутая в 1694 году при Казанском митрополите Маркелле, которая к 1828 г. пришла в негодность. Техническая комиссия предложила сломать её и на этом месте построить новый теплый храм.

20 августа 1836 г. собор посетил император Николай I,[314] распоряжения которого сыграли важную роль в дальнейшей судьбе храма. Архиепископ Владимир (Ужинский) обратился к императору с просьбой выделить средства на снос пришедшей в ветхость зимней Рождественской церкви, но император вместо этого велел церковь снести и подготовить проект расширения Благовещенского собора и превращения его в теплый. К 1840 г. архитектор Ф.И.Петонди[315] составил проект, утвержденный самим императором. В 1841-1846 гг. под наблюдением архитектора собор был расширен на запад, север и юг. Бывшие приделы стали частью главного храма, сносятся трапезная и крыльцо. Были выстроены два теплых придела, отделенных от главного храма стенами и имевших отдельные входы. Левый был освящен в честь Рождества Христова, а правый - во имя свв. Бориса и Глеба. С этого времени внешний вид собора существенно не изменился, хотя в советское время вид храма был искажен ввиду сноса, построенного по проекту Петонди крыльца.

В 1855 г. в очередной раз подновили величественный пятиярусный иконостас. Иконы в строго византийском стиле были расписаны иконописцем из Владимирской губернии Тимофеем Гагаевым,[316] который в 1865 - 1867 гг. расписал иконы в иконостасе Петропавловского собора.[317]

В нижнем ярусе, по правую сторону от царских врат были помещены иконы Господа Вседержителя, сидящего на престоле, Св.Троицы, сошествия Господа Иисуса Христа в ад и Воскресения Христова; по левую - Благовещения Пресвятой Богородицы, Рождества Христова, Святителя Гурия; все иконы были в серебряных ризах. На южных и северных дверях были изображены архангелы Гавриил и Михаил. Над бронзовыми царскими вратами Тайная вечеря, а по сторонам двенадцать праздников. В третьем ярусе - Вседержитель, по сторонам Божия Матерь, Иоанн Предтеча и двенадцать апостолов; в четвертом - Знамение Божией Матери и шестнадцать пророков по бокам; в пятом - Господь Саваоф с предстоящими. Иконостас был увенчан крестом.[318]

Три иконы деисусного чина соборного иконостаса находятся сейчас в экспозиции Музея изобразительных искусств Республики Татарстан. Это иконы - «Апостол Павел» (XVI в.), возможно она уже находилась в соборе в изначальном иконостасе, а также «Св. Георгий» и «митрополит Алексий» (обе XVIII в.)

Сохранившаяся до настоящего времени роспись была выполнена в 1870 г. известным в то время своими иконописными работами по многим городам России иконописцем Вязниковского уезда Владимирской губернии Н.Л. Софоновым.[319] Так в трапезной части собора возник уникальный цикл росписей, связанный: с обретением и прославлением чудотворной Казанской иконы Божией Матери; рукоположением митрополитом Московским Макарием архиепископа Казанского Гурия; обретением митрополитом Ермогеном (будущим патриархом) святых мощей святителей Гурия и Варсонофия. На сводах и стенах трапезной части собора находятся изображения святых, во имя которых были освящены казанские храмы - свв. Киприана и Иустинии, Кизических мучеников, благоверных князей Феодора, Давида и Константина.

В 1906-1909 гг. по проекту архитектора Ф.Н.Малиновского внутри собора была проведена капитальная реконструкция. Роспись была подновлена, пол выложен узорчатой керамической плиткой, сохранившейся до настоящего времени, было устроено паровое отопление и электрическое освещение. После реконструкции приделы заново освящены: правый - во имя свв. Бориса и Глеба, левый - во имя Святителя Гурия.

Кроме двух указанных приделов при соборе имелись ещё два придельных храма. Один во имя Казанского чудотворца, святителя Германа, был устроен под колокольней, которая соединялась с собором крытой папертью.

О времени сооружения каменной пятиярусной колокольни в соборном архиве до революции не сохранилось каких-либо сведений. В писцовой книге XVI века, как утверждает А.П.Яблоков, при Благовещенском соборе существовала деревянная колокольня.[320] Каменная колокольня, возникшая в конце XVI - начале XVII в., претерпела за три века многочисленные реконструкции, она утратила свои первоначальные очертания, но поражала всякого въезжавшего в Кремль своими колоколами. В нижнем ярусе колокольни находился самый большой колокол древней Казани, его вес составлял 1500 пудов (24000 кг).[321] Колокольня Благовещенского собора не сохранилась, будучи разобраной в 1928 году.

Придельный храм помещался под звонницей; первоначально он был посвящен св. мученице Ирине, в конце XVIII в. из-за ветхости он был закрыт. Но заботами архиепископа Казанского Филарета храм в 1832 г. был возобновлен на средства казанского купца Н.О.Чижова[322] и освящен во имя казанского чудотворца св. Германа.

Последний ремонт собора дореволюционного периода производился в 1913-1914 годах, когда в ознаменование 300-летия Дома Романовых ожидался приезд в Казань императора Николая II. Известными в России иконописцами - братьями М.Н. и Н.Н. Сафоновыми (сыновья Н.Л. Сафонова) были поновлены стенная живопись, иконы и утварь.

В 40-е годы XIX века в западной части трапезной было устроено хорошо защищенное помещение для богатейшей соборной ризницы.

В ризнице хранились соборные святыни, драгоценные церковные сосуды, архиерейские облачения. Здесь находились: золотой с финифтью напрестольный крест митрополита Адриана (конец XVII в.) с частицами мощей святых апостолов, рукописное Евангелие 1478 года, устроенное по заказу епископа Тверского Вассиана (князя Стригина-Оболенского) и подаренное собору архиепископом Гурием; Евангелие в золотом с алмазами окладе Всероссийского патриарха Адриана, пожертвованное в собор 25 декабря 1692 года; Евангелие елизаветинской эпохи, поражавшее размерами и весом (2,5 пуда), которое использовалось лишь раз в год - в первый день Пасхи; древние холщовые антиминсы (платы с изображением положения во гроб Иисуса Христа) времен митрополита Московского Макария и царя Ивана Грозного; серебряный ковш, подаренный царями Иоанном Алексеевичем, Петром Алексеевичем и царевной Софьей; серебряная чаша - подарок императрицы Анны Иоанновны и другие драгоценные вклады знатных людей, государственных деятелей, церковных иерархов.

В ризнице хранились и редкостной работы архиерейские облачения: золотые и серебряные панагии, украшенные изумрудами, жемчугом и алмазами; прекрасного шитья саккосы, в том числе строгановской школы, также украшенные драгоценными камнями, митрополичьи клобуки и шапки. Особо ценными были облачения митрополитов Казанских Лаврентия и Тихона. Вес полного архиерейского облачения XVII века достигал 40 кг.

29 августа 1919 года казанские чекисты обнаружили соборную ризницу[323] и «как не имеющую исторического значения» собирались конфисковать с последующей утилизацией. Однако благодаря усилиям казанских историков П.М.Дульского[324] и И.А.Стратонова,[325] которые доказали историческую ценность находки председателю губисполкома Николаю Антипову, а также нашедших понимание и поддержку у наркома просвещения РСФСР А.В.Луначарского и известного искусствоведа И.Э.Грабаря, содержимое ризницы удалось сохранить, передав на хранение в Губернский музей.

Собор обладал ценнейшим собранием старопечатных и рукописных книг XVI-XVII вв. Значительная часть коллекции рукописей и книг кирилловой печати Казанского государственного университета представлена книгами и рукописями из собрания Благовещенского храма. На всех книгах имеется рукописная помета «К.К.С.» (Казанский кафедральный собор). Здесь множество книг - подарков от именитых особ, церковных иерархов.

Среди чудом уцелевших ценнейших книжных экземпляров соборной коллекции, хранящихся ныне в Национальном музее Республики Татарстан - Ефремово Евангелие. Напечатанное в Москве в 1606 году «мастерством Анисима Михайлова сына Радишевского - волынца и прочих любезно трудившихся»,[326] оно отличается редчайшим по красоте книжным убранством и особенно интересно изображениями четырех евангелистов. Государев мастер Парфений не только раскрасил разными цветами исполненные типографским способом заставки, концовки, буквицы, но и, не придерживаясь строго рисунка миниатюр, превратил их в собственные красочные композиции, вызывающие восхищение неповторимым своеобразием.[327] Это Евангелие было подарено собору митрополитом Казанским Ефремом, венчавшим на царство в 1613 году первого из династии Романовых - царя Михаила Феодоровича, о чем в Евангелии имеется соответствующая надпись.

В кафедральном соборе находилось Тверское Евангелие XV века, ныне древнейшая рукопись фонда редкой книги Национального музея республики.[328] Оно уникально не только по своим художественным достоинствам, но и как исторический памятник последних лет независимости Тверского княжества. Евангелие написано одним почерком, красивым полууставом на 322-х листах.

Ответы на вопросы: почему именно «Тверское» Евангелие, когда и кем оно написано, мы находим в послесловии автора рукописи на обороте последнего листа, где говорится: «в лето 6986 года от Рождества Христова 1478 совершена бысть книга сия четвероблаговестник зовомое Евангелие в богоспасаемом граде твери при Благоверным и великом князе Михаиле Борисовиче замышлением и строением Боголюбиваго Вассиана владыки Тверскаго месяца мая в 21 день на память святаго равноапостального Константина и матери его Елены».

Вассиан (в миру князь Стригин-Оболенский) служил архимандритом Отроч-Успенского монастыря Тверской епархии. В декабре 1477 года он был посвящен в сан епископа Тверского, а через полгода из-под его пера «выходит» эта прекрасная книга. Но как попало Евангелие в Казань, к сожалению, четко и конкретно ответить невозможно, так как ни в одном из сохранившихся источников таких сведений нет. Можно только предполагать и строить догадки.

По преданию, Тверское Евангелие было привезено в Казань из Твери Варсонофием - первым архимандритом и настоятелем Спасо-Преображенского монастыря Казанской епархии, который в 1567 году был отозван из Казани на службу епископом Тверской епархии. В 1570 году он вновь вернулся в Казань, где и скончался. Однако в описях книг Иосифо-Волоколамского монастыря середины XV века значится рукопись под названием «Тверское Евангелие». И если учесть, что первый епископ Казанской епархии Гурий в 1544-1551 годах игуменствовал в этом монастыре, то можно предположить, что именно Гурий, отозванный в 1552 году из Селижарова монастыря Тверской епархии на службу епископом в Казань, привез с собой в составе своей библиотеки и это Тверское Евангелие.

Текст Евангелия украшен поразительными по красоте цветными заставками, инициалами и четырьмя миниатюрами, изображающими евангелистов, выполненными в традициях Тверской живописной школы XV века. Особенно талантливо сделаны изображения евангелистов Матфея и Иоанна. Матфей изображен спокойным и сосредоточенным в момент работы над Евангелием. Иоанн, наоборот, весь в движении, в состоянии стремительно порыва.

Первоначальный переплет Евангелия не сохранился. Согласно записи на последнем листе, переплет был «возобновлен в лето 7279 от Рождества Христова 1771 году». Сегодня он «одет» в желтый бархат и в частичный металлический оклад (жуковины, шишечки, наугольники, застежки, а также перенесенные с прежнего переплета XV века серебряные позолоченные пластины с чеканным изображением 4-х евангелистов и распятия).

На первых 25-ти листах Евангелия и на обороте верхней крышки переплета сохранилась ещё одна запись - протоиерея кафедрального собора Флегонта Талантова от 1 декабря 1853 года о том, что «Сие святое Евангелие принадлежит Казанскому Благовещенскому Собору».[329]

В истории собора остались имена множества выдающихся людей. Строитель храма первый казанский епископ Гурий (Руготин) канонизирован в 1595 г. Его мощи всегда были главной святыней кафедрального собора.[330] Святитель Гурий упокоился в ночь на 5 декабря 1564 г. и был погребен в Спасо-Преображенском монастыре. Через 31 год, 4 октября 1595 г.[331] в ходе перестройки деревянного Спасского собора в каменный были обретены нетленные останки свв. Гурия и Варсонофия.[332] Мощи св. Гурия были положены в деревянную раку и поставлены в Спасском храме монастыря.

19 июня 1630 г. мощи святителя Гурия были переложены Казанским митрополитом Матвеем с собором освященных лиц в новую серебряную раку, устроенную дворянином Саввою Тимофеевым Аристовым и торжественно перенесены в кафедральный Благовещенский собор, где поставлены были у северной стены близ входа в храм. В 1702 г. митрополит Казанский Тихон поставил раку с мощами на середину соборного храма между двумя колоннами по левую сторону. Над ракою с нетленными мощами устроили резной вызолоченный балдахин на средства казанского ямского охотника Тимофея Шаланина.[333] Во второй половине XIX века рака мощей святого Гурия была устроена казанским купцом Петром Свешниковым, вложившим на её сооружение свыше 5 тысяч рублей.[334]

Церковное празднование в честь св. Гурия до революции совершались три раза в год: 5 декабря в воспоминание его блаженной кончины, 20 июня - перенесения св. мощей его из Спасо-Преображенского монастыря в кафедральный собор и 4 октября - обретения св. мощей. Празднование 4 октября отмечались в соборе с особой торжественностью. Перед литургией совершался крестный ход в собор из женского Казанского монастыря с Казанской иконой Божией Матери. На основании императорского указа 12 апреля 1854 г. день этот считался в Казани нерабочим.[335]

В 1841 г. в ходе перестройки Борисоглебского придела, при очистке строительного мусора и щебня была обнаружена под землей келья св. Гурия, в которой он уединенно молился - небольшая каморка[336] с каменными стенами. На восточной стене кельи находилась древняя фреска XVI века - образ Нерукотворного Спаса, которая сохранилась до нашего времени. Она была построена одновременно с собором, о чем свидетельствует идентичность как каменной кладки, так и материала из которого они сложены. Келья сразу же стала объектом массового паломничества горожан. Она была оштукатурена, для иконы сделан киот, с западной стороны прорезана входная дверь. На средства старосты собора В.Ф.Булыгина в XIX в. к келии была пристроена часовня, сохранившаяся до наших дней.

Захоронения внутри храмов были в традициях российской религиозности, особенно в XIV - XVII вв. Такой привилегии удостаивались храмоздатели, а также лица, пожертвовавшие крупные суммы на монастыри и соборы. Общеизвестно, что великие владимирские князья, начиная с Андрея Боголюбского, похоронены в Успенском соборе Владимира. В Московском кремле, в Архангельском соборе располагается усыпальница правителей Руси и России (начиная с Ивана I Калиты, с 1340 по 1730), а в Успенском - захоронения иерархов Русской православной церкви (1326-1700). Императоры, начиная с Петра I погребались в Петропавловском соборе Петропавловской крепости Санкт-Петербурга.

Интереснейшие некрополи существовали в Спасо-Преображенском соборе одноименного монастыря, в храме Рождества Богородицы, в соборах Чудова и Вознесенского монастырей, у церкви Кирилла Белозерского. А последнее погребение в Кремле относится к 1905 г., когда в приделе церкви Алексия Чудова монастыря захоронили Великого Князя Сергея Александровича, убитого эсером Иваном Каляевым в 1905 г. К сожалению, многие их древних некрополей не сохранились до наших дней.

Средневековое общество - это общество знака, жеста, символа. Прижизненная иерархия продолжала сохраняться и после смерти, что превращает средневековые некрополи в ценнейший источник. Например, в Архангельском соборе четко выделяются почетные, престижные для захоронений участки храмового пространства. Это диаконник, где удостоились погребения Иван Грозный и его сыновья Иван и Феодор, в южной половине собора, вдоль южной и западной стены, и «опальные» в северо-западном участке храма.

Традиционными были и захоронения епархиальных архиереев в кафедральных соборах их епархий. Впрочем, по воле самого архиерея, он мог быть погребен и в другом месте, так было и в Казани. В равной степени почетными были погребения внутри храмов, когда над могилой устанавливалась надгробная плита, так и под алтарями. Выбор места мог определяться и желанием самого завещателя и лицами, которые распоряжались похоронами.

Кафедральный соборный храм с давних времен служил местом упокоения, скончавшихся в Казани епархиальных архиереев. Из исторической литературы[337] известно семнадцать погребений архипастырей. История некрополя Казанского Кафедрального Благовещенского собора насчитывает 430 лет. Первым здесь был погребен четвертый казанский владыка Вассиан[338]. Последним - архиепископ Казанский и Свияжский Никанор (Каменский), который † 27 ноября 1910 г., а похороны состоялись 2 декабря.[339]

Захоронения производились в разных местах:

- вдоль северной стены главного храма похоронены архиепископ Вассиан, митрополит Матвей[340], митрополит Симон[341], митрополит Корнилий I, мирополит Иоасаф[342]. Их захоронения располагались в названном порядке от трапезной к алтарю.

- вдоль южной стены собора находились гробницы митрополита Тихона III (Воинова)[343], архиепископов Павла I (Зернова)[344], Ионы (Павинского)[345], которые располагались также от трапезной в сторону алтаря.

В подвальном этаже под главным алтарем храма, вход в который находится снаружи у главной апсиды, находился придельный храм во имя Всех Святых. Сей храм был устроен при деятельном участии архиепископа Павла II (Лебедева) на средства купчихи Еропкиной и освящен в 1896 г. архиепископом Казанским Владимиром (Петровым).[346]

В храме упокоились архиепископ Тихон I (Хворостинин)[347], который погребал Казанского чудотворца святителя Варсонофия. Архиепископ Тихон сначала был похоронен, согласно его завещания, в Троицком храме[348] казанского подворья Троице-Сергиевой Лавры, а затем тело было перенесено в кафедральный собор и положено на паперти Борисоглебского придела. В 1841 г. его останки были перенесены в придельный храм во имя Всех Святых.

В этом храме упокоились митрополиты Лаврентий II[349], принявшего перед смертью схиму с именем Левкия и Маркелл[350].

Позже в подземной усыпальнице под алтарем были похоронены архиепископы Афанасий (Соколов)[351], Владимир II (Иван Степанович Петров), Дмитрий (Самбикин)[352], Никанор (Каменский)[353].

В новом Борисоглебском приделе, построенном в 1841-1843 гг. по проекту Ф.И.Петонди упокоились архиепископы Антоний (Амфитеатров)[354] и Павел II (Лебедев).[355] Захоронения в подвальном храме собора разорены в советское время, не сохранились и могилы в Борисоглебском приделе. Захоронения в главном храме, вероятно, целы, но никак не обозначены.[356]

Близ Борисоглебского придела был погребен кафедральный протоиерей Виктор Петрович Вишневский (1804-30 декабря 1885).[357]

Как видим, в зависимости от различных обстоятельств, архиереев погребали в разных местах. Вероятнее всего, исполнялось пожелание самого архиерея. Известно, что архиепископ Владимир (Петров), в 1896 г., находясь еще в добром здравии, лично указал место для своей будущей могилы в подземном храме.

В самом соборе сначала могилы располагались вдоль северной (левой) стены, от трапезной к алтарю, когда места заканчивались, захоронения стали производить вдоль южной (правой) стены; в дальнейшем погребали в подземной усыпальнице под алтарем и в приделе.

Надгробные плиты в соборе стали устанавливать только в 1840-е годы, когда останки архиереев были перенесены из старого Борисоглебского придела под алтарь. Они были установлены и на могилах в новом Борисоглебском приделе.

Что же касается захоронений в главном храме, то они находились под каменными половыми плитами и не были обозначены. Духовенство и прихожане собора знали, какие и где архиереи погребены в храме, но к началу XX столетия уже никто и не помнил мест их погребений. В 1907 г., когда в ходе капитального ремонта собора вскрывался пол, профессор Казанского университета А.И. Александров[358] обследовал останки и установил точные места погребений. После окончания ремонтных работ они были обозначены табличками.

В Благовещенском соборе совершались почти все рукоположения в священники в Казанской епархии, а с конца XIX в. и хиротонии епископов. Именно здесь были посвящены в епископский сан Антоний (Храповицкий),[359] Андрей (князь Ухтомский).[360] В службах в Благовещенском соборе участвовали многие видные архиереи и протоиереи, посещавшие Казань. 5 июля 1894 г.[361] и 16 июля 1897 г.[362] литургию в соборе служил Иоанн Кронштадтский, ныне один из самых почитаемых православных святых.

Многие из протоиереев и священников, служивших в соборе, имели большие заслуги и пользовались известностью и уважением. Протоиерей Андрей Поликарпович Яблоков (1854 - 1933[363]), выпускник Казанской Духовной академии, в 1892 - 1918 гг. был ключарем, настоятелем храма. Он составил наиболее подробное описание Благовещенского собора и историю его строительства; большое научное значение сохраняет и труд А.П. Яблокова о монастырях и храмах Свияжска.[364]

В ночь на 10 сентября 1918 г. белые войска под напором красных оставили Казань. Вместе с ними из города ушло до 60 тысяч человек, в том числе ушло и немало священнослужителей. Свою паству покинул престарелый митрополит Иаков, с ним уехал и протоиерей Яблоков, прихватив с собой ключи от помещения, в котором находилась ризница. Ушёл весь притч кафедрального собора: ключарь Рождественский, протодиакон Аксенов. Ушёл викарный епископ Борис Чебоксарский. Приходское духовенство ушло чуть ли не всё целиком, но некоторые священники вскоре, дней через 10 - 15 вернулись обратно, дойдя до Чистополя. Большинство ушло в Сибирь, среди них и Яблоков, доехав до Омска. В Казань он вернулся через два года. Продолжал служить в церкви Ярославских чудотворцев. Погребен на Арском погосте, предположительно, к востоку от алтаря кладбищенской церкви.

Собор посещали многие известные люди, бывавшие в Казани, в их числе А.Н.Радищев, А.С.Пушкин,[365] С.В.Рахманинов, В.Г.Короленко, В.И.Немирович-Данченко и другие. В хоре собора неоднократно пел Ф.И.Шаляпин.[366] Впечатления от собора отражены во множестве мемуаров и опубликованных писем.

На службах в кафедральном соборе присутствовали Петр I, Екатерина II и все российские императоры после неё, почти все члены императорского дома.[367] 13 июля 1910 года во время своего очередного пребывания в Казани храм посетила Ее Императорское Высочество Великая Княгиня Елисавета Феодоровна.[368]

Таким образом, Благовещенский собор для Казанского края имел то же значение, что Ризоположенский храм Московского кремля для края Московского и Софийский собор для Новгородского.

В сентябре 1918 г., при освобождении Казани от белочехов и каппелевцев, кремль был расстрелян прямой наводкой из орудий, установленных на холме порохового завода: все пять куполов собора были разрушены прямыми попаданиями снарядов, и внешний облик был воссоздан только к середине 80-х годов XX столетия.

В сентябре 1918 г. собор был закрыт новой властью под тем предлогом, что Кремль был объявлен военным городком и все посторонние организации, прежде всего, религиозные, из него были выселены. Огромные ценности, накопившиеся в соборе, были разграблены и установить их судьбу не представляется возможным. То, что осталось, было конфисковано в 1921 г. Это были многие десятки икон с дорогими окладами, напрестольные кресты, в том числе с мощами многих святых, ценнейшие облачения, старинная церковная утварь, рукописи, книги и многое другое. Только золота в соборе было несколько килограммов, серебра несколько пудов, многие сотни, если не тысячи драгоценных камней. Трудно оценить художественную ценность утраченного. Немногие сохранившиеся фолианты из собора хранятся в библиотеке имени Н.И.Лобачевского Казанского университета, а три иконы из главного иконостаса - в музее изобразительных искусств Республики Татарстан.

2 января 1922 года был издан декрет о ликвидации церковного имущества. Наряду с указанием изымать из церквей ценности в декрете подчеркивалось, что «древние храмы со внутренним декоративным убранством, старыми иконостасами, иконами должны оставаться неприкосновенными».[369]

В марте 1922 года Совнарком ТАССР создал комиссию по учету и изъятию монастырских и церковных ценностей республики в составе А.А.Денисова (председатель), А.П. Галактионова[370] и Г.С. Гордеева.[371] На основе изъятых церковных ценностей в 1925 году в губернском музее был открыт отдел древнерусского искусства. Только из ризницы кафедрального собора было передано 85 предметов.[372]

С сентября 1918 по май 1919 гг. Благовещенский собор был закрыт и опечатан. При этом новые власти разрешили вынести из храма наиболее почитаемые иконы и святыни, в том числе гробницу с мощами архиепископа Гурия.[373]

С мая 1920 по сентябрь 1925 года собор временно был действующим, его передали обновленцам. Решением ЦИК ТССР от 20 сентября 1925 года храм вновь закрывается и передается Музейному отделу, от которого переходит в ведение Государственного архива ТАССР. Архивохранилище размещалось в соборе до 1997 года, когда решением Правительства РТ Национальному архиву республики было выделено помещение на ул. 8 марта.[374] Благоприятный и постоянный температурный режим способствовал сохранению храмовой живописи, узорчатых полов. Подвальные помещения, места захоронения архиереев были отданы под овощехранилище. Келья св. Гурия в советское время использовалась как подсобное помещение для дворника.

В 1930-е годы колокольня собора, парадное крыльцо с западной стороны, главы храма были снесены; остался лишь центральный барабан. В таком виде собор простоял до второй половины XX века.

В 1950-х годах, с созданием в Казани специальной научно-реставрационной мастерской, начались работы по изучению здания Благовещенского собора. Первые исследования этого древнейшего сооружения как памятника архитектуры Казани и предложения по его реставрации были сделаны доктором архитектуры, заслуженным архитектором России профессором С.С. Айдаровым.

28 ноября 1978 года государственной инспекцией по охране памятников истории и культуры был согласован эскизный проект реставрации Благовещенского собора, предусматривающий фрагментарную реставрацию памятника по оптимальному облику с восстановлением утраченных главок 18 века. Годом позже Казанской специальной научно-реставрационной мастерской были восстановлены утраченные главки и кресты собора.

Согласно Указам Президента Республики Татарстан М.Ш.Шаймиева от 22 января 1994 года и 13 декабря 1995 года, а также постановлению Кабинета Министров Республики Татарстан от 19 декабря 1995 года, комплекс Благовещенского собора был передан в ведение Государственного историко-архитектурного музея-заповедника «Казанский кремль». Одновременно были одобрены «Основные направления научной концепции сохранения, реставрации и использования ансамбля Казанского Кремля».

Для комплексных и целенаправленных работ по реставрации собора был создан Фонд финансовой поддержки реставрации Благовещенского собора (генеральный директор Ю.В. Павлов). При разработке научной концепции реставрации храма консультативную помощь постоянно оказывал архиепископ Казанский и Татарстанский Анастасий.

В связи с подготовкой к 450-летию Казанской епархии были проведены масштабные реставрационные работы: восстановлены утраченные элементы внешнего облика здания, в интерьерах отреставрированы настенная живопись, воссозданы иконостас, пристенные киоты, паникадила и другие атрибуты внутреннего церковного убранства. Комплексные научные исследования, проектные и восстановительные работы были осуществлены реставраторами Татарского специального научно-реставрационного управления совместно со специалистами государственного унитарного предприятия «Татинвестгражданпроект».

Иконописные и живописные работы с 2000 г. осуществляло межобластное научно-реставрационное художественное управление при Министерстве культуры Российской Федерации. В работах по воссозданию икон главного иконостаса собора принимала участие бригада московских иконописцев под руководством художника-реставратора высшей категории С.Р. Брагина.

Величественный храм Казанского кремля восстановлен и в большие религиозные праздники кафедральный Благовещенский собор вновь наполняется верующими и под его сводами вновь звучат церковные песнопения, вновь в радостных событиях возносятся горячие молитвы и в горестях обретается свет надежды и отрада сердцам.

В этой колыбели веры многих поколений наших предков всё дышит благородной древностью, в нём особая божественная аура, воздействующая на состояние души, в нём явственно ощущается связующая нить времён.

Сделан ещё один шаг, преодолена ещё одна ступень к возвращению порушенной связи поколений, к тому, что так не хватает нам в стремлении двигаться вперёд.