От редакции.Статья известного казанского историка, лауреата Макариевской премии Анатолия Елдашева напоминает нам о сентябрьских днях 1833 года, когда в нашем городе пребывал великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин. Затронутая тема о состоянии зданий, в которых был Пушкин, об установлении мемориальных знаков на них – по-прежнему актуальна.
Когда я задаю себе вопрос – а с кем из ушедших из жизни я хотел бы встретиться? Первым всплывает имя Пушкина. Александр Сергеевич вне времени, вне пространства, он очень современен. Это великий поэт, философ, мыслитель, «наше всё», как сказал о нём поэт Аполлон Григорьев и это стало хрестоматийным.
Однако мне, как историку импонирует то, что он вдумчивый исследователь и пытливый краевед. Вырвавшись из душной атмосферы столицы, когда император Николай I предоставил ему всего четыре месяца для сбора документов и материалов о пугачёвском бунте, Александр Сергеевич устремился на восток, в охваченные всего шестьдесят лет назад восстанием губернии – Нижегородскую, Казанскую, Симбирскую, Оренбургский край.
В эти сентябрьские дни, думаю, также отмечают юбилей пребывания поэта в Твери, Нижнем Новгороде, Симбирске, Языково, Оренбурге, Уральске, Болдино.
Он же мог спокойно сидеть в архивах, собирать документы, факты. Так нет же, ему хотелось лично встретиться с людьми, пусть уже и стариками, которые помнили Пугачёва, помнили, как под натиском бунтовщиков трещали ворота и стены кремля.
Это счастье для нас, что Пушкин был в Казани. Счастье в том, что мы можем его глазами видеть старую Казань и сопереживать трагедию июля 1774 года, когда она горела, подожженная со всех сторон бунтовщиками Емельяна Пугачёва. Мы по-другому воспринимаем Евгения Абрамовича Боратынского, Леонтия Филипповича Крупеникова, Василия Петровича Бабина, супругов Фукс, семейство Перцовых потому, что с ними в эти два дня 6 – 7 сентября 1833 года общался сам Александр Сергеевич Пушкин.
В пределы Казанской губернии поэт въехал утром 4 сентября, покинув Васильсурск (в состав тогдашней губернии входила часть современной Чувашии и Марийской республики). Тех дорог и трактов, по которым он ехал, давно нет. Они вились по склонам возвышенностей, спускались к речным перевозам вдоль луговых озёр, проходили через сёла и деревни.
Помню, как в середине 1950-х годов мы с отцом Елдашевым Михаилом Васильевичем, который был в Бугульме управляющим строительно-монтажным трестом «Татнефтепромстрой» на персональной машине «Волга – М-72» (старые профессионалы, наверное, помнят эту марку), из Бугульмы добирались до его матери, жившей в с. Большое Афанасово (ныне в черте Нижнекамска). Так, если сегодня 180 км можно преодолеть на машине по современным дорогам за 2 – 3 часа, то тогда мы тратили по 12 – 14 часов. Так, что уж говорить о дорогах 180-летней давности.
Пушкин заночевал в Чебоксарах. За Тюрлемой, верстах в 60 от Казани, Александр Сергеевич ехал по дороге, которая почти совпадает с современным железнодорожным путём. Это абсолютно утраченное сегодня чувство, когда ты едешь в коляске, запряжённой тройкой лошадей, на облучке ямщик, на запятках твой сундучок с вещами и литературой, тебя убаюкивает трель валдайского колокольчика. Согревает солнышко твоей любимой осенней поры, ласково обдувает с Волги мягкий ветерок, вьётся дорога по бескрайним просторам любимой отчизны. В эти минуты человек сливается с Богом и с природой.
После обеда 5 сентября перед взором поэта на взгорье предстал Свияжск со своими церквами и соборами, часовнями и монастырями, да сползающими по горе к Волге маленькими домишками. Пушкину приписывают слова, что увидев Свияжск он воскликнул: «Вот таким я и представлял остров Буян!» Однако проехал мимо, торопился, смеркалось. Ещё пять вёрст по лугам, и коляска остановилась на берегу Волги у Васильевского перевоза.
Как пишет казанский историк Н.Ф. Калинин: «Пока паромщики и ямщик возились с лошадьми и коляской, ставили её на паром, пока поднимались против течения реки, спустилась ночь. От Васильево до Казани оставалось ещё 25 вёрст или 2,5 часа езды. По казанской булыжной мостовой пушкинская коляска застучала уже поздно ночью». Поэт въехал в город по адмиралтейской дамбе (ныне Кировский мост).
Известно, что Пушкин прибыл в Казань в полночь 5 сентября. В письме, отправленном из Казани жене Наталье Николаевне он так и пишет: «Мой ангел, я в Казани с 5-го…». Александр Сергеевич заночевал, как считают многие исследователи, в гостинице дворянского собрания. Тогда в Казани насчитывалось около десяти гостиниц. Лучшая из них – дворянская в Петропавловском переулке (ныне переулок Рахматуллина); четыре – на Большой Проломной (ныне улица Баумана), купеческие.
В гостинице его ожидала неожиданная и приятная встреча с давнишним приятелем, поэтом Боратынским. Евгений Абрамович не жил в это время в Казани, а только был проездом в село Каймары, в имение отца жены Льва Николаевича Энгельгардта. Просидели, проговорили до утра.
Эта неожиданная встреча породила потом массу слухов и кривотолков. Литератор И.А. Второв вспоминал: «В Казани были Пушкин и Боратынский, отыскивающие сведения о Пугачёве. Из этого я заключил, что они в союзе для сочинения какого-нибудь романа, в котором будет действовать Пугачёв. Если это правда, то дай Бог! Авось мы увидим что-нибудь близкое к Вальтеру Скотту».
Из окна комнаты Пушкин в лучах восходящего утреннего солнца с удовольствием смотрел на открывающиеся волжские дали, высокий правый берег реки, вспоминал историю захоронения Дарьи Меньшиковой, превратности судьбы, которые ждут каждого из нас. А сегодня попенял бы на руководство города – прежнее и нынешнее, что довели до такого униженного руинированного состояния уникальный памятник XVII - XIX столетий, который бы смотрелся не хуже «Дома Пашкова» в Москве. Тем паче, что в нём в своё время останавливались императрица Екатерина II, учёный Гумбольд, княгиня Мария Волконская по пути в Сибирь к своему сосланному мужу-декабристу.
Эти факты исследователям жизни и творчества поэта достаточно известны. Но дело в том, что в Казани в Адмиралтейской слободе проживал с семьёй его троюродный брат подполковник Неелов Александр Петрович, с которым поэт был достаточно близок. И нас, краеведов давно волнует предположение, а не заезжал ли Пушкин по пути в гостиницу хоть на пару часов к брату? Хотя об этом поэт и не обмолвился в своей дорожной записной книжке. Первой эту идею ещё в 2003 году высказала казанская поэтесса и художница Лада Аюдаг.
Дело в том, что Александр Петрович за сочувствие польским повстанцам как военный человек находился под негласным надзором полиции. А прошло всего-то два года, когда в 1831 г. царской властью было жестоко подавлено польское восстание. Поэтому понятно, почему Пушкин не хотел ни себя, ни брата скомпроментировать, не сообщив даже своей Натали. Это только наши предположения, требующие дополнительных расследований.
А Неелов, несомненно, представляет интерес. Троюродный брат Пушкина по линии Ганнибалов. Его бабушка Анна Абрамовна Ганнибал была родной сестрой деда великого поэта Осипа Абрамовича. Его жена Екатерина Семёновна, в девичестве Кондратьева умерла 29 сентября 1843 г., будучи беременной шестым ребёнком. Александр Петрович не намного пережил её, умер через год 1 октября 1844 г. Обоих отпевали в Адмиралтейской церкви святой Екатерины. Оба похоронены на погосте Свято-Успенского Зилантова монастыря.
Александр Сергеевич в первый день пребывания в Казани не делал официальных визитов и проехал мимо губернаторского дома на Воскресенской улице, где у подъезда толпились посетители, а на углу у полосатой будки стоял вооружённый часовой. До последнего времени это здание было отведено под судебные органы. Именно в нём с 25 по 29 ноября 1904 года под председательством бывшего городского головы, члена Казанской судебной палаты С.В. Дьяченко состоялось слушание дела о похищении и уничтожении чудотворной Казанской иконы Божией Матери, за которым пристально следила вся неравнодушная Россия.
Пушкин не пожелал встретиться с военным губернатором и управляющим гражданской частью Степаном Степановичем Стрекаловым. Он помнил конфликт 1829 года в Тифлисе, когда тот будучи кавказским губернатором вёл полицейскую слежку за поэтом во время его путешествия по Кавказу.
Хотя с губернаторами других регионов Александр Сергеевич общался достаточно близко. Так, в Нижнем Новгороде Пушкин отобедал у гражданского губернатора Михаила Петровича Бутурлина, подозрительность которого, связанная с пребыванием Пушкина, и послужила, в частности, сюжетом для «Ревизора» Гоголя. В Симбирске поэт обедал у губернатора Александра Михайловича Загряжского, который подарил ему карту Екатеринославской губернии, издания 1821 г., принадлежавшую некогда Александру I. В Оренбурге Пушкин останавливался у генерал-губернатора Оренбургского края и Самарской губернии Василия Алексеевича Перовского. В Уральске, бывшем Яицком городке, столице бунтовщиков, Пушкин ночевал у атамана Уральского казачьего войска, полковника артиллерии Василия Осиповича Покатилова. Во все города, где должен был побывать Пушкин, в том числе и в Казань, были разосланы из Санкт-Петербурга письма, предписывающие губернаторам осуществлять за ним секретный надзор «за образом жизни и поведения».
Пушкин не добивался аудиенции у правящего архиерея, а владыкой тогда был будущий святитель Филарет (Амфитеатров), архипастырь, оставивший заметный след в духовной истории Казанского края. И нам не известно, знал ли он о приезде поэта, или ему сообщили уже спустя время, когда Пушкин покинул Казань.
Александр Сергеевич в своём пребывании в Казани не посетил ни одной церкви. Не был он и в кафедральном Благовещенском соборе, в котором одна чугунная плита специально вывернута обратной стороной с датой отливки – 1734 год.
И когда я привожу паломников и экскурсантов в собор специально заостряю на этом их внимание. Сохранился пол, на котором стояли стопы Екатерины II, Павла I, его сыновей Александра и Константина, Николая I, Александра II, Александра III, Константина Петровича Победоносцева, Фёдора Ивановича Шаляпина, святого праведного Иоанна Кронштадтского, великой княгини Елисаветы Феодоровны и многих других благочестивых прихожан. И так хочется сказать, что и Пушкин был в соборе. К сожалению, не был. Возможно, и зашёл бы, полюбовался на росписи. Только от собора в тот момент остались лишь обугленные стены; обгорела колокольня, рухнули своды - так он пострадал во время пожара 1815 года. Губернскими властями было принято решение о его сносе. Епархиальное начальство это тоже поддержало. И только вмешательство Николая I во время его пребывания в Казани в 1836 году спасло собор от полного уничтожения.
Пушкин вполне мог зайти и помолиться в Духосошественской церкви, что в Суконной слободе, тем паче, что он находился рядом с ней, когда в «Горловом кабаке» общался со стариком Бабиным, а затем осматривал помещения суконной фабрики. Не зашёл.
Поэт не стал тратить время и на архивные изыскания. В Нижнем Новгороде он получил от этого мизерные результаты. Тем более, он знал, что казанские архивы в основном сгорели во время грандиозного пожара 3 сентября 1815 года.
Чутьё историка повлекло Пушкина не в губернаторский дворец, не в губернскую «архиву», не к миллионеру купцу Крупенникову и даже не к «учёному немцу» Фуксу, о котором Пушкин узнал впервые от Боратынского, а в низы, в массы, в народ. В письме жене от 12 сентября 1833 г., поэт так и пишет: «Я таскался по окрестностям, по полям, по кабакам…». Именно в питейных заведениях «нисшего разряда» Пушкин и мог повстречать нечиновных людей, бедняков, рабочих.
На окраине города, в Суконной слободе, было несколько таких кабаков. В конце Армянской улицы (ныне Петербургская), именуемой «Маленькое поле», находился популярный среди суконщиков «Горлов кабак», в котором по воскресеньям и другим праздникам суконщики пели свои звонкие песни (драли «горло»), где в пугачёвщину их угощали даровым вином.
По книгам и архивным документам, над которыми поэт работал ещё в Петербурге, Пушкин знал о роли в Пугачёвском движении рабочих Осокинской суконной мануфактуры, об их столетней борьбе за свои законные права с хозяевами и губернскими властями.
Пушкину предстояла нелёгкая задача вступить в общение с суконщиками, переживавшими тревожное время и державшимися, естественно, весьма осторожно, особенно с посторонними людьми. Именно в рюмочной Пушкин и рассчитывал побеседовать со старым суконщиком Бабиным, на которого его вывел всё тот же Боратынский
В кабаке Бабин после рюмочки, другой разговорился. Конечно, в отличие от Крупеникова он не помнил Пугачёва, так как ему в 1774 году было от роду всего годик, но у него сохранились воспоминания родителей, их разговоры о повстанцах. Для него Пугачёв был прежде всего государь Пётр Фёдорович. Пушкин старательно за ним записывал в свою зелёную тетрадочку. Соседи настороженно посматривали на эту странную парочку и старались отдалиться от неё подальше. Сохранился авторский текст записанного разговора, вернее его второй осмысленный и переработанный уже в гостинице вариант. Много из услышанного вошло в VII главу «Истории Пугачёва»
Александр Сергеевич осмотрел старое здание Суконной фабрики, поднялся на Третью (Шарную) Гору (ныне улица Калинина), побродил по остаткам сохранившегося старого армянского кладбища.
Насыщенным выдался у поэта второй и последний день пребывания в Казани – 7 сентября. Посудите сами – с утра выехал в Царицыно, где находился штаб Пугачёва, полюбовался осенней панорамой города со стороны Троицкой ветряной мельницы, откуда бунтовщики двинулись брать Казань, затем достаточно долго облазил всю, так и не сдавшуюся, крепость. Кремль своей обшарпанностью, полуразвалившимися стенами, произвёл на поэта удручающее впечатление.
Вернулся в гостиницу, писал до 2 часов дня и поехал обедать к Перцовым. А вечером встретился с известным купцом Леонтием Крупениковым и допоздна засиделся у Фуксов, общаясь с Карлом Фёдоровичем и его женой, казанской поэтессой Александрой Андреевной.
В отличие от Бабина, с Крупениковым Пушкину повезло меньше. Купец встретил его в своём двухэтажном доме на Воскресенской (ныне Кремлёвская). Жил он в очень престижном месте, напротив императорского университета. Дом ещё простоял после этой встречи почти 150 лет и был снесён не смотря на протесты городской интеллигенции и в первую очередь университетской профессуры, в 1978 году. Мешал проходу к новой многоэтажной высотке. У нас ведь так повелось достаточно давно. Смахнули историческое здание, да, что здание. Под бульдозер пошли целые квартала – Суконная слобода, особняки XVIII - XIX столетий, окружавшие кремль, уютные улицы Щапова, Бутлерова, Муштари, Ульянова, Кирпично-заводская. А потом удивляемся, что Казань стала бездушная, холодная.
Леонтий Филиппович был высокого роста, кряжистый старик 78 лет с широким носом на маленьком лице, украшенном колючими глазками и обросшем седыми космами. Потомственный почётный гражданин встретил поэта сдержанно и с достоинством.
Александр Сергеевич с любопытством рассматривал представителя провинциального именитого купечества и весь его обиход, с передними покоями, уставленными стеклянными горками с серебром, хрусталём, золочёнными чашками, часами, коврами по вощённому полу, кафельными печами, китайскими вазами, киотами в углах с десятками икон в серебре и золоте.
Что мог вспомнить купец, который в 19-летнем возрасте попал в плен к Пугачёву, кроме злобы на принесённое разорение. Он конечно говорил, но это не представляло ценности для Пушкина. Недовольный поэт уехал от купца. Ожидал услышать больше и конкретно. А общие факты он и сам знал не хуже.
С Эрастом Перцовым, другое дело. Часто встречались в столице. Меломан, поэт, душа компании. Поэт с удовольствием отобедал у Перцовых в их уютном доме на Рыбнорядской, где его собеседниками были, кроме самого Эраста Петровича, его два брата, жена Варвара Николаевна (урождённая Мандрыка) и новый знакомый доктор Фукс. Правда, когда стал входить в зал, опешил, там за столом сидело много людей, и все незнакомые. Попятился, но радушный хозяин объяснил, что это родня. Успокоился. За прекрасным обедом много разговаривали, шутили, вспоминали Санкт-Петербург. Поэт провёл ещё некоторое время за любимой игрой в шахматы.
Вот уже более пятидесяти лет на соседнем доме висит доска, что в нём побывал Пушкин. И ресторан «Persov» зазывает вас посетить его, и наверное в меню проставлены любимые закуски и вина поэта. Вот такая эксплуатация на имени. Поэт был у Перцовых, но не в этом доме, а в соседнем двухэтажном, угловом. В нём сейчас ничего об этом посещении и не говорит. Дом давно уже надстроен третьим этажом, долгое время в нём располагался телефонный переговорный пункт. Ныне это магазин элитных швейцарских часов. А, что зашёл бы поэт, может и часы ему подарили. Хотя на дворе рынок, и поэты нынче не в моде.
У Перцовых в восьмидесяти верстах от Казани была усадьба в сельце Хотне или Аркадии. Удивительный уголок нашего края. Барский дом стоял на высоком берегу пруда, из его окон открывался великолепный вид на воду, остроконечные ели, крестьянские поля на горизонте, дол переходящий в лес. Недалеко стояла церковь архитектора П.Г. Пятницкого оригинальной конструкции наподобие православного храма в Ницце, за ней семейные захоронения. Источник имел целебные свойства. Сегодняшние казанцы по достоинству оценивают «Хотнинскую» воду.
За обедом познакомился с казанским старожилом, университетским профессором Карлом Фёдоровичем Фуксом. Пушкин не преминул заинтересоваться им как глубоким знатоком местной истории, автором нескольких изданий по краеведению, коллекционером, известным врачом и просто порядочным человеком.
Его жена Александра Андреевна (урождённая Апехтина) была племянницей известного казанского поэта, оценённого Пушкиным, Гавриила Петровича Каменева, автора стихотворений, повестей и очерков. Её брак со знаменитым учёным составил целую эпоху в жизни Казани. В их доме образовался литературный салон, который держался четверть века: беспримерное явление в истории русских провинций. Здесь собиралась вся тогдашняя интеллигенция: казанские поэты Городчанинов Г.Н., Деларю М.Д., Перцов Э.П., Рындовский Ф.М.; столичные поэты Боратынский Е.А., Ознобишин Д.Н.; литератор Второв И.А., профессор астрономии Симонов И.М. и многие другие. Карл Фёдорович был старше своей жены на 16 лет. В фондах государственного музея изобразительных искусств Республики Татарстан сохранились выразительные портреты супругов Фукс кисти модного художника первой половины XIX столетия Льва Крюкова.
Не простительно долго дом Фукса на Московской улице находился в руинированном состоянии. С 2012 года пошла подвижка в сторону его реставрации. И будем надеяться, что в ближайшее время некогда уютный и гостеприимный дом примет своих посетителей и на нём появится мемориальная доска, что в этом здании 7 сентября 1833 года побывал великий русский поэт.
А ведь этот дом своим внешним видом напоминал музей: на углу возвышалась круглая парадная лестница, под куполом – бельведер. На двух этажах и антресолях размещалась внушительная библиотека Фукса, его собрание рукописей. Зал, столовую, коридоры и другие комнаты занимала картинная галерея. Шкафы и сундуки вмещали в себя обширнейшие зоологические, ботанические, минералогические, антропологические, нумизматические и археологические коллекции. Спустя незначительное время после смерти Карла Фёдоровича и особенно Александры Андреевны всё это уникальное интеллектуальное собрание, собираемое и систематизированное учёным десятилетиями было распродано и расхищено и не стало основой крупного музейного формирования, как это произошло в 1890-х годах с коллекцией Андрея Фёдоровича Лихачева.
Весь вечер Пушкин провёл у них. Сначала долго общался с Александрой Андреевной. Как потом она вспоминала, по просьбе Пушкина показала ему стихи, написанные ей Боратынским, Языковым и Ознобишиным. Читал их все сам вслух и очень хвалил стихи Языкова. Александр Сергеевич внимательно прослушал её стихи, особенно сказку «Жених». Приглашал в Санкт-Петербург: «Приезжайте, пожалуйста, приезжайте; я познакомлю с вами жену мою; поверьте, мы будем уметь отвечать вам на казанскую приветливость не петербургской благодарностью». От стихов перешли к разговору о времени, о его влиянии на литературу, о поэтах. Пушкин так разоткровенничался, что предупредил Александру Андреевну, чтобы «наши разговоры остались между нами».
Но вернулся профессор и разговор пошёл в другом русле – об истории края, о пугачёвщине, нумизматике, состоянии наук, образовании. Пушкин был крайне доволен этим вечером, неоднократно приглашал Фуксов посетить его в столице. В час ночи, уже 8 сентября, Пушкин уехал «домой», несколько раз обнял на прощание Карла Фёдоровича, оставив хозяев «с непритворным сожалением». «Я никак не думал, чтобы минутное знакомство было причиною такого грустного прощанья, но мы в Петербурге увидимся».
Однако этому не суждено было сбыться. Самому поэту осталось жить 3,5 года. Он был убит на дуэли 6 февраля 1837 года в возрасте 37 лет. Евгений Абрамович Боратынский скончался в 1844 году в возрасте 44 лет. Эраст Петрович Перцов умер в Санкт-Петербурге в полной нищете, отравившись ядом в 1873 году в возрасте 68 лет. Старик Бабин был сослан в Ирбит как смутьян, где в безвестности и скончался. В возрасте 84 лет 7 мая 1839 года в окружении домочадцев и компаньонов в своей постели умер именитый купец Леонтий Крупеников, оставивший наследникам солидный капитал. Он был похоронен на Арском кладбище, его могила не сохранилась. Карл Фукс умер в возрасте 70 лет в 1846 году. Александра Андреевна после смерти мужа резко сдала, как-то обмякла, стала побаливать. Умерла в возрасте 60 лет 2 февраля 1853 года в доме своего младшего брата Николая на Грузинской улице (ныне на этом месте построили новое здание, в котором находится музей нашего земляка писателя Василия Аксёнова). Её отпели в приходской церкви во имя Грузинской иконы Божией Матери.
Место упокоения Фуксов не сохранилось. Могила Карла Фёдоровича – это кенотаф, т.е. пустая могила. По сведениям казанских старожилов, он был похоронен в 30 метрах чуть севернее. Могила Александры Андреевны уже через 35 – 40 лет заросла, пришла в запустение. Никто за ней не ухаживал. Единственная дочь жила в Санкт-Петербурге и не приезжала в Казань. Но краеведы знают, что Александра Андреевна была похоронена справа от семейного захоронения Лобачевского. Сейчас на этом месте могила математика Чеботарёва. И, если вы приходите на могилу Николая Ивановича Лобачевского, то вспоминайте и Александру Андреевну, постойте в молитвенной тишине, поклонитесь пусть не сохранившейся могиле женщины, которая не только общалась с великим поэтом, но и была в течении 25 лет хозяйкой интеллектуального казанского салона. Память о них в Казани жива. В честь Карла Фукса в исторической части города названа улица, на высоком берегу Казанки имеется небольшой, но уютный сквер, носящий его имя. В центре сквера стоит памятник учёному. Их жизнь, творчество и дом озарены гением Пушкина.
P.S. В нашем городе практически не сохранилось ни одного здания, связанного с пребыванием Пушкина. Гостиница Дворянского собрания находится в полуразвалившемся состоянии. Крепкий ещё дом Леонтия Крупеникова, несмотря на протесты университетской корпорации, был разобран в 1978 г. «Горлов кабак» снесён в 1950-х гг. Суконная слобода ушла под бульдозер в преддверии т.н. тысячелетия Казани. Троицкая ветряная мельница разобрана ещё до революции. Дом Эраста Перцова изменён до неузнаваемости. Мемориальная доска о пребывании Пушкина висит на соседнем здании. Единственное, что утешает и что сейчас ещё можно спасти, это дом Карла Фукса, который постепенно под напором общественного мнения начинает обретать вторую жизнь. В Лаишеве, по пути из Казани в Симбирск, где у поэта была перепряжка лошадей, также, к сожалению, не сохранилось здание почтовой станции. Вообще с Лаишевом связан курьёзный случай, когда заспанный станционный смотритель перепутал Пушкина с местным помещиком Мусиным-Пушкиным. На, что рассерженный поэт экспромтом среагировал «Я Пушкин, а не Мусин, в стихах весьма искусен, и очень не воздержан, когда в пути задержан». Лошади были поданы и поэт поспешил дальше. Что имеем не храним, потерявши плачем.
Улица Пушкина в центре Казани получила своё название ещё в 1899 году в год столетия со дня рождения поэта, как впрочем ещё до революции в Казани была улица Гоголевская. Памятник Пушкину около оперного театра установили в 1956 году. А, что сделано современным руководством города по увековечиванию памяти гениального русского поэта? Где «пушкинская тропа»? Где новые мемориальные знаки? Где пушкинские чтения, конференции, симпозиумы, выставки?