Образ жизни Казанцев

I.

Для тех, кто находит радость жизни в пирах и праз­днествах, кто любит бывать на балах, наносить визиты и принимать гостей, наконец, для тех, у кого счастье связа­но с шумными удовольствиями, Казань — настоящее Эль­дорадо. Не боюсь утверждать, что нет другого города в мире, где развлечения были бы так часты и где с таким чувством предаются тому, чтобы перещеголять друг друга в празднествах и удовольствиях.

Конец октября, как правило, открывает зимний се­зон. Все помещики покидают свои поместья, собираются в Казани и начинается вихрь удовольствий, который зах­ватывает весь свет. Так казанское дворянство силится забыть суровость здешнего климата и найти убежище от скуки. Костюмированные балы, общественные и семей­ные вечера, завтраки с танцами, рауты, обеды, катания на санях, концерты и спектакли сменяют друг друга необычайной быстротой. В это кипучее время едва ли найдется день, не отмеченный хотя бы одним из подобных увеселений. А во время праздников они следуют бесконечной чередой. Таким образом, начиная танцы в два часа пополудни, вы заканчиваете их в два-три часа ночи... То есть танцуете около четырнадцати часов кряду!!!

Жители Казани такие любители балов, что стоит им пожить в городе неделю, как они уже озабочены органи­зацией подобных развлечений. Как правило, по вторни­кам и пятницам танцевальные вечера проводятся в Дво­рянском собрании. В течение всего зимнего сезона по средам или четвергам даются балы в доме генерал-губер­натора. Но и в оставшиеся дни нет недостатка в желаю­щих устроить очередное увеселение. Таким образом, все дни недели распределены между знатными домами города и уже в начале зимы известно, где будут проводиться ка­кие вечера.

II.

Ни в какой другой стране мира нет такого количе­ства религиозных и светских праздников как в России; подсчитано, что им посвящено более половины года. Среди россиян принято ходить по праздникам к род­ственникам и знакомым с поздравлениями. В таком горо­де, как Казань, общество состоит из людей, более или менее знакомых между собой, потому легко высчитать, сколько надобно времени, чтобы все визиты были на­несены, а поздравления высказаны. Из дома выходят обычно в девять часов утра, возвращаются лишь к трем часам пополудни, чтобы пообедать; стало быть, каждому требуется не менее четырех-пяти дней для того, чтобы подобно разносчику товаров, обойти всех с визитами вежливости.

Больше всего повезет тем, кто, «к несчастью», не застанет своих друзей дома, найдет их больными или за­нятыми. В таком случае можно оставить свою визитку и отправляться дальше. Кроме огромной потери времени, которую влечет за собой подобный обычай, он имеет еще один серьезный недостаток. Нередко зимой мороз стоит в 30-32 градуса, но это обстоятельство не освобождает от обязанности наносить визиты, несмотря на риск просту­диться и схватить воспаление легких. Между тем, риск этот довольно велик из-за резких переходов от жуткого холода к расточительной жаре, которая обычно царит в апартаментах.

Визиты обязательны не только по большим праздни­кам. Русские свято празднуют дни рождения, именины, годовщины свадеб, крестины, помолвки и венчания. Надо снова садиться в экипаж и ехать на все эти семейные тор­жества — платить дань уважения родным и друзьям. Не­редко в один день приходится поздравлять до десяти—двенадцати персон, одновременно празднующих ту или иную дату. И вы принуждены присутствовать на таком же ко­личестве завтраков, сменяющихся вечером балами.

Шампанское на всех этих празднествах подается в изобилии. Каждый присутствующий должен выпить по крайней мере бокал за здоровье радушного хозяина; а так как эти жертвенные возлияния повторяются в каждом доме где вы появляетесь, то нет ничего необычного в том, что к концу своих визитов вы или пьяны или больны. Даже если вы обычно не пьете более одного бокала, даже если бла­говидно ссылаетесь на слабое здоровье или режим, ничто не избавит вас от исполнения этой традиции, столь вред­ной для здоровья.

Уверяют, и на то есть все основания, что нигде не пьют столько шампанского, как в России. Оно неизбежно даже при самых незначительных поводах — и это в удален­ных городах, где за одну бутылку надо заплатить не ме­нее десяти — тринадцати рублей.

Так проходят утренние часы: визиты, завтраки, про­гулки в санях. Затем каждый возвращается к себе или в какой-нибудь гостеприимный дом для обеда.

III.

Я не знаю другого города в мире, где царило бы такое всеобщее и ежедневное гостеприимство, как в Каза­ни. Почти все дворянские дома чрезвычайно хлебосольны и постоянно дают открытые обеды. Холостяк, если он, конечно, не болен, вообще не ведает, что такое обедать дома. Чем больше сотрапезников за столом, тем более доволен и польщен хозяин. Впрочем, в этих местах цены на продукты столь низки, что гостеприимность стоит не так дорого, как можно представить. Главный и почти един­ственный расход - это содержание повара, который обхо­дится подчас очень дорого. Кроме некоторых особо тор­жественных случаев, обеды друзьям даются без специальных приглашений. Однажды получив его, можно быть уверенным, что двери гостеприимного дома откры­ты для вас всегда. Вы можете приходить когда вам угод­но. В Казани не менее двадцати-тридцати домов, где по­чти ежедневно безо всякого предварительного приглашения собирается на обед множество персон. Остается выбрать тот, что вам больше по душе. После кофе и общей непродолжительной беседы, гости расходятся по домам для послеобеденного отдыха. Обычай этот общий и даже не­обходимый после бессонных ночей. С приходом вечера казанцы одеваются и отправляются куда-нибудь на бал, который всегда заканчивается великолепным ужином. После этого все, обыкновенно, разъезжаются; но иногда вас так настойчиво упрашивают остаться еще ненадолго, что, отказавшись, вы рискуете обидеть хозяев. Большин­ство балов продолжается всю ночь и заканчивается лишь к пяти-шести часам утра. Поэтому казанская знать про­сыпается не раньше чем к полудню, да и то лишь для того, чтобы продолжить прерванные развлечения.

IV.

Другое увеселение, превратившееся уже в потреб­ность, опустошающее ваш кошелек и одновременно уби­вающее время - игра в карты. Трудно даже представить, насколько карты проникли во все слои общества. Играют все: богатые и бедные, крупные чиновники и мелкие слу­жащие, старые и молодые; мужчины, женщины и даже дети. Часто, в то время как хозяин занят карточной партией в салоне, лакеи играют в прихожей. Молодые люди, при­надлежащие к высшему обществу, предаются этому раз­влечению с особым азартом и пылом. Иногда их можно видеть просиживающими за одной партией в течение со­рока восьми часов и прерывающими ее лишь на несколько минут для того, чтобы перекусить. Даже барышни, на­сколько позволяет возраст и пол, увлекаются карточной игрой. Зачастую сразу после обеда эти очаровательные игруньи садятся за ломберные столы и играют до тех пор» пока не наступит пора переодеваться к балу.

Особой популярностью у дам пользуется преферанс, как не требую­щий большого размышления и изучения (того, к чему так не склонны, за редким исключением, казанские красавицы). Мужчины играют в бостон, вист, пикет и экарте «Фараон» в моде с тех пор, как эту игру недвусмысленно защитил его величество император. Этих простых наблю­дений достаточно для того, чтобы показать насколько картомания господствует в Казани.

V.

Говоря о казанских развлечениях, я допустил бы без сомнения, большую несправедливость, если бы упус­тил из виду постоянно действующий театр. Мне не очень хотелось бы распространяться на эту тему и предоставить остальное воображению читателя, но мой долг рассказчи­ка — повествовать обо всем правдиво и беспристрастно. Казанский театр (предполагается, что это зрелище следу­ет называть именно так) вряд ли удовлетворит любопыт­ство и хороший вкус осведомленного в этом искусстве зрителя. Единственное, что я нахожу в его пользу это внутреннее убранство зала, которое немного лучше, чем внешний вид театра. Актеры, музыка, костюмы и декора­ции более приличествуют бродячим комедиантам. Тем не менее, эти господа столь высокого мнения о собственных талантах, что редко опускаются до водевиля или мелод­рамы, что им более бы соответствовало. Как правило они ищут случая блеснуть в высоких сферах оперы и траге­дии. Зампа, Роберт, Фрайшутс были представлены на этой сцене во всей красе и блеске казанской славы. Даже наш бессмертный Шекспир являлся на подмостках этого театpa. Однажды я присутствовал на постановке Гамлета. Это был бенефис актера Романовского, исполняющего роль принца датского. Синеватое лицо, высокая и костлявая фигура актера, его хриплый глухой голос отлично бы подошли к роли призрака отца Гамлета, но совершенно не соответствовали образу его сына.

«Кажется, вы восхищены нашим Кином? » - спросил меня господин Мусин-Пушкин. «Чрезвычайно, - ответил я. - Я видел Гамлета в исполнении Кина в Лондоне, Каратыгина - в Петербуге, и должен признаться, что этот превзошел всех».

Тот же самый актер, трагик в полном смысле слова, с одинаковым успехом сыграл сначала Отелло, затем Макбета, чем вызвал восторг и бешеные аплодисменты у сидящих на галерке. Что еще нужно актеру?

Несмотря на жалкие представления, которые даются в театре, он обычно бывает полон зрителями. Казанские обыватели любят разнообразие, в какой бы форме оно не выражалось, и посещают спектакли в промежутках между танцами и картами. Обычно ложи, Как и первые ряды кресел, абонируются в начале зимы. Мужчины, располагающиеся в креслах, обычно покидают их в антрактах, с тем чтобы, переходя из одной ложи в другую, развлекаться беседой с дамами.

Правда, иногда казанский театр привлекает и некоторых смыслящих зрителей. Это случается, когда на его подмостках появляется какая-нибудь именитость из Москвы или Санкт-Петербурга.

Два года назад известнейший актер московской сцены Щепкин приезжал сюда со своей дочерью и дал несколько представлений. Цены на них возросли вдвое, а на бенефисный спектакль - втрое, однако пыла казанцев это ничуть не охладило. Зал был полон, и у Щепкина были все основания быть довольным своим пребыванием в Казани. Его дочь имела головокружительный успех. Юная, хоро­шенькая, изящная, искусно музицирующая и поющая, она вызвала не меньший ажиотаж, чем мадемуазель Таглиони в свои первые петербургские гастроли. И старики, и мо­лодые теряли голову от юной дочери известного актера. Дорогие подарки, букеты, корзины цветов являлись при каждом ее выходе на сцену.

Несколько студентов уни­верситета, любителей музыки, объединились, чтобы испол­нить для нее серенаду. Утверждают, что она погубила не одно сердце, а после ее отъезда наступила всеобщая печаль.

После теплого приема, оказанного Щепкину и его дочери, в Казани стали появляться и другие актеры: Мак­симов из Санкт-Петербурга, Бантышев, один из знамени­тых московских певцов. Во время их гастролей театр едва мог вместить всех желающих.

Любители музыки тоже имеют возможность насла­диться гармонией звуков в своем родном городе. Среди концертов, которые даются зимой во время поста, многие исполняются заезжими виртуозами-иностранцами. И край­не редко они могут посетовать на плохой прием. То ли из любви казанской публики к искусству, то ли — ко всему новому и модному, но музыканты всегда хорошо прини­маются и вознаграждаются. А поскольку последнее явля­ется основной причиной приезда гастролеров, то им мало дела до того, по каким мотивам раскупаются билеты.

В Казани, наконец, я удостоился наслаждения ли­цезреть тирольских певцов, владельцев всяческих косморам и панорам, борцов, фокусников со всего света, альбиносов, великанов, карликов и даже различных представи­телей фауны из бродячих зверинцев.

VI.

Так среди разнообразных развлечений проходят, а вернее растрачиваются зимние месяцы в этом суровом краю. Потом приходит масленица. Эта веселая неделя повсюду в России празднуется на один манер. Наступает время безумств и удовольствий. В Казани к ним добавля­ется особое местное развлечение, о котором стоит упо­мянуть.

Большое количество татар стекаются из окрест­ных деревень в древнюю столицу предков. Каждый ведет за собой пару лошадей, впряженных в плохонькие сани. Цель их приезда — заработать немного денег, предостав­ляя простому люду возможность проехаться «в экипа­же». Стоимость этих катаний столь незначительна, что даже самые бедные горожане могут себе их позволить. За несколько копеек седока прокатят почти по всему го­роду. Впрочем, обычай имеет свои изъяны. Эти дикари объявляются на улицах в таком количестве и погоняют лошадей с такой скоростью, что ни поездка в собствен­ном экипаже, ни пешая прогулка становятся совершен­но невозможными. В первом случае вы рискуете в каж­дый момент искалечить лошадей и увидеть свой экипаж вдребезги разбитым; во втором - быть самому раздавлен­ным этими варварами. Несмотря на причиняемый вред, избавить улицы от этих несчастных неудобных саней невозможно. Тщетно казанские власти пытались поме­шать ежегодным наездам татар: этот обычай, столь же сильный, сколь и древний, продолжает существовать и, вероятно, будет всегда сопротивляться всем попыткам упразднить его.

За буйством масленицы наступает великий пост. Боль­ше нет ни развлечений, ни веселья! Балы, маскарады, ужины, спектакли - все внезапно прекращается. Сквер­ные блюда, приготовленные на постном масле, заменяют сочные мясные рагу. Все кажутся похудевшими, лица вытя­нувшимися, бледными, меняется даже нравственный облик общества. Карты и вино остаются единственными удоволь­ствиями, способными разогнать скуку и убить время.

Но и это строгое время воздержания, как все на све­те, имеет свой конец. С последней неделей поста Казань пробуждается от унылой неподвижности и вновь стано­вится прежней — задорной и шумной. Обыватели, уже ус­тавшие от длительных ограничений во всем, кажется, ни­чем более не озабочены, как возвращением к привычным развлечениям. Тот легкомысленный и расточительный образ жизни, что велся до поста, возобновляется с пас­хальными праздниками. К нему добавляется еще одно удо­вольствие, которым нельзя пренебречь - целование. Но поцелуи эти совершенно невинны, как и все, что можно найти в этом городе. Пасхальные поцелуи не возбраняет и даже предписывает церковь. Спешу предупредить об этом читателей, ибо желаю представить Казань пред их глаза­ми чистой и безгрешной, как сердце девственницы.

VII.

Этот переход от скуки к веселью, от аскетизма к общему расточительству сопровождается поразительны­ми метаморфозами, которые претерпевает даже внешний облик города. Казань, как я уже говорил, расположена посреди широких и сухих долин, тут и там усеянных ве­реском. У подножья крепости, построенной на холме, протекает Казанка, в четырех верстах от города видна Волга. Таковой предстает Казань перед путешественни­ком в любое время, кроме первых дней весны. Но если он вернется сюда в конце апреля, то будет поражен видом города, будто по волшебству поднявшемся из вод, кото­рые плещутся теперь у самых его стен. Где Волга? Где Казанка? Их более не различишь, они смешались в широ­ком половодье. Где леса, долины, дороги, мосты, кото­рые путешественник заметил на своем пути в первый раз? Все поглотила большая вода. Плывущий в лодке над рав­нинами, по которым он недавно несся во весь опор на лошадях, путешественник с трудом верит, что это тот же город, только несколько месяцев спустя.

Изменения, происходящие с Казанью в это время года, вызываются сезонными разливами Волги и Казанки, которые соединяются друг с другом недалеко от города. Таяние снегов значительно прибавляет воды в этих реках, и тогда они покрывают большую поверхность равнины на расстоянии от двадцати до тридцати верст. Большая вода стоит здесь примерно месяц. И если путешественники при этом кое-что теряют, то обитатели волжских берегов, бе­зусловно, только выигрывают: наводнения, облегчая дос­тавку различных товаров из иных городов и стран, стали для Казани дополнительным источником процветания.

Город в это время приобретает внушительный и ска­зочный вид. Церкви с колокольнями и позолоченными куполами; татарские мечети с устремленными вверх минаретами; здания разнообразных и самобытных форм, смесь различных орнаментов и цветов - все это кажется волшеб­но поднявшимся из лона вод.

Вода как-то незаметно для глаз спадает к концу мая. Реки возвращаются в свои русла. Земля, скрываемая до­селе водой, превращается в грязное месиво, правда, быс­тро твердеющее под солнцем. Через некоторое время рав­нины покрываются яркой зеленью, которая сразу же исчезает, так как земля, став на время плодородной из-за обилия влаги, быстро высыхает под палящим солнцем, и снова становится сухой и голой.

Сам город, который в апреле, вследствие потепле­ния и таяния снегов превращается в болото, где утопают в грязи лошади, в мае совершенно меняется. Улицы, вы­сушенные солнцем, наполняются тучами песка и пыли; несчастным пешеходам трудно дышать, а запыленной одеж­дой они напоминают пекаря. Поэтому большая часть жи­телей уезжает из Казани; дворянство возвращается в свои усадьбы; горожане, не имеющие оных, гостят у друзей, благосклонное гостеприимство которых спасает их от тяж­кого испытания пылью и жарой.